Ское шел по улице вниз, глядя на центральный мост через Урал. Вдаль, по мосту, убегали рельсы — чем дальше, тем они становились ближе друг к другу — эти параллельные прямые, которые не пересекаются. По ним лениво тянулись трамваи, похожие на гигантских красных муравьев, которые тащат на спинах веточки-провода в свой огромный металлический муравейник.
На набережной у перил уже стояла Аня. Ское подошел. Девушка обернулась. Ское протягивал ей пирожное — выбрал «Буше», такое любит Ника.
— Не люблю «Буше», — сказала Аня.
— Возьми «Снеговика».
— У него откушена голова.
— Он потерял голову от твоей красоты, — улыбнулся Ское.
— Шутишь?
— Да.
— Ах ты… — не очень убедительно рассердилась Аня и замолкла на полуслове. Она покрутила в руках «Буше», держа его за бисквит. Чайки, пролетавшие мимо, заглядывались на пирожное.
— А какие танцы ты танцуешь? — спросил Ское после недолгой паузы.
— Бальные.
— Танго можешь?
— У тебя девушка есть? — проигнорировав вопрос о танго, спросила Аня.
— Есть, — ответил Ское и с улыбкой добавил: — Но не у меня.
— А ты умеешь нормально разговаривать? — сердито вскинулась та.
— Иногда бывает. Танго танцуешь? — повторил свой вопрос Ское.
— Танцую. Хочешь, покажу?
— Хочу. Но не мне, — Ское разглядывал пролетающую в вышине утку. — Одной девушке. Ей очень нужно научиться.
— Девушке?.. Ты думаешь, это так легко? С бухты-барахты никто не начинает танцевать.
— А ты постарайся, чтобы у нее получилось.
— А ты не обнаглел?
— Обнаглел, — согласился Ское. — Но очень нужно, чтобы она станцевала танго.
— Что за девушка? — прищурив глаза, спросила Аня. Ское не отвечал, вглядываясь в пятачок на набережной, уставленный скамейками, где клубились группки людей.
— Вон та, — сказал наконец он, кивнув в сторону скамеек. Нику он узнал сразу. Рядом стоял Вадим. Они о чем-то разговаривали. Вадим обнимал Нику за талию. — Давай подойдем. Я тебя с ней познакомлю.
— Не собираюсь я знакомиться ни с какими девушками! — вспылила Аня. — Хочешь подойти к ней — иди!
— Что за сцена? — удивленно поднял брови Ское. — Мы пока не женаты.
Аня отвернулась от Ское, но не ушла. Продолжала стоять у перил, сердито крутя в руках пирожное. По крайней мере, Ское показалось, что она делала это сердито. Он улыбнулся.
— Это мои друзья. Мы вместе снимаем фильм, — миролюбиво сказал Ское, глядя на русый затылок девушки. Коса сползла по спине и бухнулась о перила. Аня повернулась лицом.
— Снимаете фильм? Так ты детектив, танцор или актер? Определись, — язвительно сказала она.
— Ни то, ни другое, ни третье, — улыбнулся мальчик. Поднялся ветерок, и кудрявые лучи вокруг лица девушки заколыхались. Ское было приятно вот так стоять с ней, смотреть на ее лицо с мягкими округлыми чертами, с капризными пухлыми губами. Ни одной веснушки, кожа бледная, только на щеках немного румянца. Взгляд прямой, с вызовом.
— Опять просто рассматриваешь мое лицо?
— Нет, влюбился, — рассмеялся Ское.
— Будешь так хохмить, с тобой девочки не захотят общаться, — с деланой назидательностью, как первоклашке, объяснила Аня и откусила наконец кусочек от своей пироженки.
— Пока что я вижу обратное, — парировал Ское. — Давай подойдем к ним. Я тебя познакомлю.
И они медленно направились в сторону Ники с Вадимом. Чайки прохаживались по черным литым перилам. Утки скользили по зеленой мутной жиже между горлышек бутылок. Трубы за мостом выдыхали дым. Ника стояла спиной, когда ребята подошли, а Вадим обернулся.
— Привет, Ское, — сказал Вадим и многозначительно взглянул на девушку рядом с другом. Ника обернулась тоже.
— Привет. Это Аня, — представил Ское свою спутницу друзьям. — Ника и Вадим, — сказал он ей.
Девушки смерили друг друга быстрыми взглядами, как это умеют только девушки. Веснушки на лице Ники стали ярче.
— Танцевала когда-нибудь? — в лоб спросила Аня у Ники. Та удивленно уставилась на нее:
— Н-нет.
Аня бросила на Ское укоризненный взгляд, хотела что-то сказать, но, передумав, промолчала. Ника потупилась.
— Аня будет помогать нам со вторым фильмом, — улыбнулся Ское.
— Ты уже решил это? — язвительно спросила та.
— Если мы ее очень попросим, — поправился Ское.
— Мы очень просим, — усмехнулся Вадим, глядя на девушку. Она стояла, скрестив руки на груди. На довольно объемной груди. Тонкая шея, миловидное лицо. Симпатичная. У Ское есть вкус. — А в чем будет состоять помощь?
— Она поставит для Ники танец, — объяснил Ское.
— Я еще первый фильм, про сына, не видел в его окончательном варианте. С этой вашей «музыкой тишины», — сказал Вадим.
— Если ты готов его увидеть — я всегда рад показать, — откликнулся Ское. Он вспомнил, как они сидели вечером под дождем на скамейке возле подъезда и Вадим молча разглядывал свои мокрые ладони.
— Что значит «готов»? — насторожился тот. Взглянул на друга, хотел еще что-то сказать, но его перебила Аня:
— Так вы правда снимаете фильмы? — удивилась она. — Я думала, это очередной подкат, — ухмыльнулась, по-хозяйски взглянув на Ское. Он слегка нахмурился от этих слов, потер переносицу:
— Подкат — это что-то из футбола, насколько я помню.
— Разве ты не знаешь, кто рядом с тобой? — воскликнул Вадим. — Великий режиссер Ское Вильсон!
— Знаю только, что он детектив, танцор и бог знает кто еще, — ответила Аня с сарказмом. — Хотелось бы увидеть ваш фильм про сына, господин режиссер, — сказала она, глядя Ское в глаза.
— Да, и мне, — усмехнулся Вадим.
— Можно сделать это прямо сейчас. Если никто не против, — сказал «господин режиссер», взглянув почему-то на Нику. Вадим и Аня вслед за ним тоже посмотрели на Нику, как будто это она решала, смотреть им фильм или нет. Девочка в задумчивости разглядывала выбивающуюся из трещин на асфальте молоденькую траву. Поняв, что от нее ожидают ответа, Ника подняла глаза.
— Что? Я не против, — сказала она и попыталась улыбнуться, но вышло криво.
Через десять минут ребята уже сидели у Ское, перед монитором. Ское в который раз видел эти кадры, но смотрел внимательно, как впервые. Вадим спокойно следил за игрой матери, никуда не убегая и не хлопая дверьми. Рядом с ним Ника пыталась сосредоточиться на фильме и не замечать, как Аня прильнула к Ское и даже положила руку на его колено. Но он, режиссер, уже не здесь, он по ту сторону экрана — в своем фильме: падает каплями на окно, скользит воздухом по всклокоченной макушке брошенного сына, звучит последним хлопком двери бросившей его матери.