Открытый космос, «Гойя»
Я шагал в отведённую мне каюту, не понимая, как выкрутился.
Меня сегодня должен был придушить Симелин или посадить под арест комкрыла. Я не то чтобы прошёл по лезвию человеческих отношений — меня протащило.
Наверное, раньше я слишком мало думал о людях и их взаимоотношениях. Всё, что планировал — подмять под себя слабого и достойно отступить перед сильным. Я не капитан боевого КК, я — хищник. У меня в голове ни одного социального кода.
Я сначала бросаюсь на комкрыла, а только потом соображаю, что он — не мой непосредственный, но всё же начальник.
Может, я — тоже хатт? Говорят, хатты не понимали данных социумом регалий. Они оценивали друг друга сугубо по параметрам мозга и воли. Оттого и стали в конце концов относиться к обычным людям примерно как мы — к собакам. Кто-то покормит с руки, кто-то пнёт, кто-то присмотрит на шапку.
И всё это не из особого зла. А просто потому, что собака — не человек.
Но можно ли было иначе разрулить эту хрень с капитанами?
Ведь нам нужны сейчас не куклы, но люди. Умеющие думать, согласные бороться до конца за общие идеалы…
Хэд!
А где у меня Неджел, Эмор и Тоо?
Я потянулся к браслету, на ходу списываясь с Келли, завернул за угол и попал в объятья Драгое.
Рядом с ним стояли капитан «Выплеска», Леонид Дакхов, которого буквально год назад уговорили второй раз лечь «под нож» генетиков, повеселевший и слегка пьяный Лебенстар и капитан «Двух белок», Димис Ликош.
От них, я извиняюсь, несло спиртным метра за два. Если бы не пропавшие парни, занявшие все мои мысли, я бы имел шанс просто учуять эту бравую компанию.
— А ну-ка, пошли-ка! — сказал Драгое, заламывая мне руку и затягивая в ближнюю по курсу каюту.
— Зачем?
— А отмываться? — хохотнул Лебенстар.
Драгое держал меня в захвате, из которого вывернуться было можно, но далеко не безболезненно для захватчика.
Руку же сломаю идиоту…
— Парни… мужики, давайте потом? Мне надо со своими поговорить!
— Успеешь! — Драгое открыл моей спиной дверь, и я ввалился в большую гостевую каюту.
Здесь собрались все, кто недавно был в капитанской. Кроме Ришата. Посредине каюты, понятное дело, плавал стол, уставленный бутылками и закусками.
— У меня срочное дело! — я сопротивлялся, но осторожно, а Драгое висел на моей заломленной руке всем своим немалым весом. — Я двое суток не спал!
— Если не отмыть — не тем зарастёт, — серьёзно сказал капитан «Выплеска», и на меня вытолкнули гиркания.
— Что отмыть?
— Обиду! — наставительно произнёс Дакхов.
— Да не пью я вообще!
— Ну, не пьёшь из мелкой посуды, нальём в тазик, — пообещал Драгое и выпустил меня.
И тут же в руку втиснули бокал, разжав пальцы. Второй такой же дали гирканию.
— Давай уже, пей! Раз уж попал в связку — традиции надо соблюдать, — сказал, Лебенстар. — Или тебе хочется изображать из себя дерево?
Пришлось глотать что-то похожее на коньяк. Горло обожгло. Хорошо хоть поесть успел, желудок не отвалится.
Да, в нормальной ситуации я не пьянею, но сегодня нормальное выдавали по особым спискам. Перед глазами услужливо поплыла каюта, предлагая валиться прямо на пол.
— Ничего так себе дерево… — сказал Ликош. — Это скорее вашуг. Или литтекет, только северный, крупный. Зубищи-то… Генералу дерзит, понимаешь.
— Не-е, зубищи — как у земной акулы, в три ряда… — отозвался Пьёле, выхлебал свою порцию, крякнул, и нос у него заалел.
— А у земной разве тоже в три ряда? — удивился Ликош.
В довесок к головокружению — зачесалось запястье, и перед глазами снова встал зелёный эрцог. Такой слабый, толстый. И всего две фразы, чтобы остановить в тебе, ещё живом, сердце.
— Лучше сесть дайте, акулы… — я цеплялся за вертикаль с обречённостью утопающего.
Дакхов подвинул кресло, и я сразу стал ниже.
Пьёле расхрабрился, хлопнул меня по плечу.
— Не укусил? — вопросил кто-то басом.
И захохотали.
Вроде шутка, но скребануло.
— Чё, я такой страшный, что ли? — рассердился, но даже эмоций в голос не дал, силы закончились.
— А то, — неожиданно серьёзно отозвался Драгое. — Ты сам-то думал, кто ты, а?
— Кто-то, — отозвался я. — Акула. Алайская.
Башка кружилась. Вряд ли они мне подмешали чего-то, просто устал. Сколько можно сегодня…
— Акула — фигня, — откомментировал с порога Ришат под шипение срастающейся мембраны дверей. — Ты, молодой, человек, убивший голыми руками кровавого эрцога. Или ты — не… человек.
— Да не убивал я его! — Глаза пытались закрыться в обход команд мозга. — Я его столкнул в часовой механизм купола. Он сам умер. От страха. Ничего во мне нет особенного. Я устал и хочу спать. Отпустите меня, а?
— Вот-вот, — сказал Драгое. — Мальчишка как мальчишка. Я долго думал, правильно ли будет принять его в нашу компанию? А потом справки навёл. Посадил замполича считать, сколько пилотов от него сбежало за те четыре года, что он в крыле.
— И сколько? — поинтересовался Ликош.
— Один. Да и то там странная такая история. Скорее, не он сбежал, а ему не стали контракт портить.
— Угу, — кивнул я. — Дистоф его фамилия была. Любил не космос, а премиальные.
— Во, видал? — кивнул на меня Драгое. — Помнит. И я подумал, раз пилоты от него не бегут, не такой, значит, и страшный. Умеет, значит, с людьми. У него вся первая палуба на Гране два месяца на грунте лежала, и ни один не удрал. Без премиальных. Без перспектив. Значит, стóит чего-то как капитан. Но репутация безобразная, да. Кто его воспитает, если не мы? Пьёле, ты как? Остыл?
— Ну… — протянул гирканий. — Не без эмоций, но зла не придержу.
— Ну, значит, сильно наказывать не будем, — Вроцлав Драгое крепко ухватил меня за ухо. — Кто тебе сказал, что капитана можно таскать за грудки?
— Ну, не бить же его было? — я попытался вырваться, но сзади удержали за плечи.
— Я тебе дам — бить! Капитаны перед начальством всегда стоят друг за друга! Запомнил? — спросил Драгое и сильно дёрнул меня за ухо. — Претензии высказывают наедине, со своими!
Если бы мне не было так худо, я бы рассказал присутствующим кое-что из личного опыта про то, как они «стоят». Но… Да и не злопамятный я. Всё в жизни враньё. Главное — смотреть с правильного угла.
Спасая ухо, я кивнул.
Кто-то поднёс к губам стакан.
— Пей ещё! — приказал Драгое. — Чтобы и на меня зла не держал!
Какое, к Хэду, зло… Веки бы кто-нибудь подержал.
— Я не могу больше! Я и так сейчас усну!
— Ну и спи, кто тебе мешает!
Стакан прижали к губам. Деваться было некуда. Я выпил.
И тут же вошёл Мерис.
— Вот ты где!!
Это опять относилось ко мне.
Дельная мысль осталась одна — только бы не отрубиться. Нервная система отказывалась реагировать даже на орущего генерала.
— …С началом смены подойдёшь к начальнику охраны. Он тебя проинструктирует. А сейчас — спать!
Последний приказ я понял точно. И выполнил.
Но с «Персефоной» не связался, хотя браслет обжигал руку три раза, когда приходили сообщения от Келли. И это было скверно.
Через час сорок пять внутренняя незаконченность всё-таки разбудила меня.
Проснулся в пустой незнакомой каюте. Не понял, где я, но одежда и спецбраслет наличествовали.
Кое-как вспомнил, что я на «Гойе». Уснул. Проспал ещё пять минут. Проснулся. Встал. Выпил всю воду из графина.
Начал стучаться на «Персефону». Не достучался. Вышел в коридор — освещение «ночное». Ладно.
Заблудился. Сориентировался по аварийной разметке, попёрся в чужую навигаторскую.
Сначала вежливо попросил молоденького, а потому преисполненного серьёзности дежурного дать мне возможность связаться с кораблём. Ноль эмоций.
Тогда я без единого цензурного слова объяснил пацану, что из него сделаю, если будет продолжать строить из себя девственницу. Объяснил с психическим насилием и соответствующим образным рядом.
И вот тогда тот неожиданно проявил чуткость и участие, вызвал дежурного офицера, согласовал нештатное выделение канала долгой связи.
Мы выяснили, что «Персефона» не откликается из-за проклятой рентгеновской звезды, у которой висит. Кинули запрос на патруль, оттуда уже по треугольнику связались с Келли.
Неджел не вернулся.
Вместе с ним сгинули: Инан Эмор, 23 года, пилот первой квалификационной категории, забавный жизнерадостный мальчишка. Ни одного ранения. Пилоты называли его — Дисти, счастливчик, и сын Колина и Айяны — Тоо.
Тот, кто, скорее всего, знал, чем кончится эта глупая авантюра. Но полез. Может быть, он был прав, и мы не сумели бы найти решение сами.
Будь проклят мир, которому нужна гибель детей, чтобы выжить!
Первым, с кем я столкнулся в коридоре, был Ришат Искаев. Видимо, дежурный офицер сообщил ему, что я буйствовал в навигаторской.
— Что-то случилось? — спросил он, озабоченно прищурив тёмные глаза так, что лицо покрылось разбегом дедморозовских стрелок.
Добрых.
И этот человек три часа назад смотрел на меня гадюкой.
— Шлюпку потеряли, — сознался я.
— Помощь нужна?
— Они в районе алайского полигона. Где генераторы. Искать уже бессмысленно.
И, скорее всего, бесполезно. То, что там творится, рвёт сосуды в кашу.
Без защиты серьёзных корабельных щитов… В шлюпке? Час — куда ни шло. Но не сутки же. Даже учитывая опыт и выучку Ано.
Ришат коснулся моего плеча:
— Если что — можете занять мой личный канал.
Я поблагодарил.
— Да что с ва… с тобой! На тебе лица нет!
Мотнул головой. Говорить было выше моих сил.
Это может показаться смешным, но сегодня тебя трясёт от пьяного восторга над каждым новым трупом, ты готов утянуть за собой столько алайских судов, сколько позволит мощность реактора, и на судах этих не люди — зелёные человечки… А завтра выворачивает на сухую, без слёз, если гибнут эти же человечки, которым ты позволил прирасти к сердцу.
— А ну, пошли, выпьем, капитан! — приказал Ришат. — У меня коньяк есть. Настоящий, «Гранд нордика». Не люблю бурду эту местную. Пошли!
Ришат пил и не пьянел. Я скудно, и прыгая через события, но всё-таки рассказал ему о том, что произошло.
— У тебя эйниты на корабле? Реально? Значит, не утка?
— Не утка, — вздохнул я.
— Но команду ты распустил. Хотя… С такими пассажирами особо и не поспоришь. Они могли заставить пилотов.
— Роса и Дерена? Дерен сам кого хочешь заставит.
— И сколько у тебя таких?
Я задумался.
— Ну, вот сильно отвязных — двое. Келли пишет, что Рос из «бульона» в зону Метью без навигатора влетел. Навигатор сгорел. Он ушёл и вышел. Без навигатора. А Дерен — вообще отдельная песня. Ну и ещё с десяток-другой им в рот смотрит. Вот сейчас я вернусь — что делать?
Ришат пожал плечами:
— Не умеешь подавить бунт — возглавь его. Слушаются они тебя?
— Да пусть попробуют не послушаться!
— Значит, карцера хватит.
Он был прав. Виноват я был сам. Надо было гнать Тоо на Кьясну и не искушать команду. Возил бомбу и думал, что обойдётся? Что сумею проконтролировать и найти другое решение?
Не сумел. Идиот, квэста дадди…
Ребята на свой лад попытались спасти мир. И Дерен явно сумел повлиять на эту историю с хаттами. Но почему это надо было делать с полигона⁈
Бокал хрустнул в руке.
— Как ты с ума не сходишь? — пробормотал Ришат, доставая вторую бутылку. — Мне только сны эти проклятые сниться стали, я уже подумал — всё.
— Какие сны?
— Не знаешь, что ли? — он нахмурился. — Ну, словно ты — птица. Летишь через ночь. И чем дальше летишь — тем чернее. И сердце… Просыпаешься, а сердце колотится, словно лошадь по груди копытами. Ну, думаешь, всё, отлетался. К психотехнику не пойдёшь — дисквалифицируют. Я ведь ещё помню, когда забирали за эти сны.
— За сны? — удивился я. — Кто?
— Был такой «комитет благонадёжности» при службе генетического контроля. Тем, кто из космоса не вылазит, часто снятся странные сны. Будто летаешь или падаешь в пропасть. И страх… — Ришат поморщился, как от боли. — Все эти сны продуцировали сбои в работе мозга. И стали забирать. Якобы на обследование. Надо не знать, что такое генконтроль, чтобы не понимать, что там за обследования.
Координатор встал, прошёлся по каюте, то ли успокаиваясь, то ли ногами помогая себе размышлять.
— Это идёт как эпидемия, волнами, — продолжал он отрывисто. — Связано с частотными изменениями мозговых ритмов. Нужно зажать себя так, чтобы оно постучалось-постучалось в тебе и сдохло. Может, возраст какой-то переждать. Но переждать можно.
Ришат притормозил у стола, разлил по бокальчикам коньяк.
— Давай, вздрогнули! — он опрокинул в себя налитое. — Перерожденных в Империи не так много, в основном военные. Когда этой проблемой заинтересовался генконтроль, многие стали выпрашиваться на Юг. Места тут дикие, и медицина не так свирепствует. Обычно внезапное повышение тета-ритмов мозга — звоночек для психотехника. Но не для здешнего. А остальные симптомы можно научиться прятать. Конечно, есть ежегодные тесты… Но риск, что придётся проходить тесты в то время, когда мозг сбоит — никудышные. Сбоит чаще всего в моменты сильного стресса или во сне, а не в медотсеке. Но когда сбоит — лучше не спать. Я вот сегодня вообще не собирался ложиться. Пообщался с тобой… Но с тобой вроде и ничего. Ты как-то наоборот, успокаиваешь. Вот командующего вашего два раза видел близко — как лезвием режет. И внутри него — хэдова бездна!
— Командующего нужно просто научиться терпеть. Он не злой, он…
— Да не в добре и зле дело! Он выворачивает наружу всё, чего ты не можешь принять в себе. Ты рядом с ним, как мальчишка…
Я фыркнул.
— Ну да, тебе легче, — рассмеялся Ришат. — Ты-то и есть мальчишка. Но я всё равно не понимаю, как ты его выносишь?
— А тебе случалось получать кулаком в солнечное сплетение от противника посильнее тебя?
Ришат сдвинул брови:
— Ну, в юности…
— Знаешь такой приём, обвиснуть на более сильном противнике, расслабиться на удар, позволить инерции кинуть противника на тебя?
— Ну?
— Ну вот и на командующего надо раскрыться. Принять то, что кажется недовольством. Обвиснуть на нём. Связать инерцией, массой. Когда мы сидели за одним пультом, я невольно в свои двадцать лет связывал его непроходимой тупостью. Он вздыхал, и чёртова кожа облазила с него. Он может, если захочет. Позже жизнь научила меня расслабляться с такими, как он, более основательно. Потом научили кое-чему эйниты. Но это я в двух словах не объясню.
— Как ты думаешь, — спросил вдруг Ришат. — Где он?
Я коснулся глазами места, где под рукавом угадывалась бляшка с мордой медведя. И промолчал.
— Если бы его действительно похитили — нас бы шантажировали, предъявляли дипломатические претензии. — Ришат сцепил пальцы и уставился в пол. — Особисты всё уже перерыли, но без толку. А наш генерал запирается с вашим и пьёт.
— Лендслера не похитили, — я решил, что кое-что рассказать можно. — Он сам ввязался в очередную авантюру. Потому наши делают вид, что командующий принимает участие в секретной миссии, и сроки якобы ещё не вышли. Но я не знаю, какие были названы сроки. Возможно, время уже истекает. Потому и пьют.
— Ты уверен?
— Я был там, пока не отослали. Видел.
— На территории Содружества?
— Ришат, я не могу говорить.
Он кивнул. Налил ещё. Коньяк недовольно булькнул то ли в бутылке, то ли у меня в кишках.
— Может, харэ уже переводить спиртное? Ты не пьянеешь, я не пьянею… Надо как-то уснуть. Завтра легко не будет.
Ришат посмотрел на меня с сомнением.
— Не боись, — фыркнул я. — Если на среднем расстоянии от нас — кошмары снятся, то близко — полный комфорт. Когда Дью… Колин меня в свою каюту забрал, дрыхнуть я стал, как младенец. Если буду спать рядом — тебе точно ничего не приснится. Проверено. Есть тут вторая кровать?
Дополнительной кровати в каюте Ришата Искаева, конечно, не было.
Мы спёрли из гостевой диван. Втащили его к Ришату. После двух бутылок коньяка всё, что мы делали, казалось нам логичным и последовательным.
Утром над нами ржали бы все, кто застал на месте преступления. Если бы утро вышло какое-то другое.
Но Ришата подняли за два часа до побудки, а меня согнал с дивана начальник охраны Мериса, который был совершенно не в курсе, в чьей каюте я сплю.