Прозрение. Том 2

История двадцать седьмая. «Акири брано десабильо — Правда любит сражаться голенькой» (окончание)

Открытый космос, «Персефона»

До капитанской мы дошли молча.

За дверью хозяйничал Леон. Поперёк смены. Видимо, решили послать самого хитрого, чтобы проверить, в каком я состоянии.

Ну, взбешен. И?

Я пристально посмотрел на Леона, тот доложил, что «без происшествий» и ретировался.

Обернулся к Дерену:

— Сядешь?

— А надо? — спросил он, но сел, повинуясь моему взгляду, упершемуся в ложемент.

Книгу он положил перед собою на пульт.

— Что это за хрень? — спросил я, кивнув на подарок Эберхарда, так настойчиво навязанный мне.

— Думаю, Вил побоялся, что разговора с вами я не переживу. Мы говорили с ним про такие книги, может, он решил, что я прошу у него помощи?

Дерен откинулся в ложементе, и тот обнял его. Пилот сдаёт все положенные анализы каждое боевое дежурство. Техника опознает его в любом помещении крейсера как родного.

Родной, хэдова бездна. Только кому?

— Ну, вот что ж ты за… — я тоже сел. Вдох-выдох. — Йилан завари. Там, вроде бы, есть ещё.

Дерен встал, открыл хозяйственную нишу, вытащил нераспечатанную пачку. Тёмно-синюю, сорт «бархат». Такой там точно не могло быть, я бы помнил.

Хэд… У меня на корабле кто-то занимается контрабандой йилана и мне подбрасывает. Типа я в доле?

Запустил я экипаж с этой хэдовой эпидемией… Хорошо хоть делятся, керпи.

Лейтенант двигался не медленно и не быстро. Как раз в нужном для паузы ритме. Вскипятил воду, заварил чай. Терпко запахло йиланом.

Но ни любимый запах, ни размеренные движения Дерена меня не успокаивали.

Я с трудом дождался, пока он нальёт йилан мне и себе. Себе — совсем чуть-чуть, просто из вежливости.

— Не любишь йилан?

— У меня есть график медитаций, господин ка…

— Убью сейчас, — предупредил я беззлобно. — Ещё раз скажешь «господин», и убью.

— Просто капитан — можно?

— Можно. — Пережимать его мне тоже не очень хотелось. — Ну и что у тебя за график?

— Два часа медитации в день.

Я покачал головой. Это было просто невозможно. Когда? При такой загрузке на корабле?

Потом вспомнил отсутствующее лицо Дерена, которое он мог предъявить и на рапорте, и на дежурстве, и даже в полёте… И чуть йиланом не подавился.

— Ну да, — легко согласился он. — Это активная медитация. В моей ситуации это разрешено.

— Значит, йилан тебе нельзя?

— Можно. Я не хочу. Он меня возбуждает немного. Лучше не пить.

— А йоль?

Дерен кивнул и поднял на меня глаза. По глазам было видно, что он давно догадался: я знаю про фляжку и вензель.

Долго же он ташипа изображал. Бабушка научила?

Но как же его никто не раскусил, такого умного? Ну, я тупой, но Имэ? Локьё? Дьюп, в конце концов?

— Я только одного не пойму… — Йилан был хороший, крепкий, такой только через Э-лай доставляют. С чёрных планет. Точно контрабанда… — Как же так вышло, а? Ведь есть же летописи, метрики, эти ваши родовые деревья? Личные документы, в конце концов? Как, говоришь, твою бабушку звали?

Дерен смотрел не мигая. Он знал, что в личном деле есть имя бабушки — Валерия Ларга. И знал, что спрашиваю я не об этом.

Официальщину я перечитывал десять раз. Там и намёков никаких не было на это проклятое «Э» в переплетении виноградных листьев.

— Бабушку звали Патриция, — решился Дерен.

Потрясён я не был, но скула зачесалась.

— Патриция? — Щелкнул по браслету, вызывая инфобазу. — Имя означает «аристократка»? Прямо вот так?

— Да, — Дерен вздохнул. — Деду это имя очень не нравилось. Оно слишком явно напоминало ему: он — плебей, а она…

— И бабушка взяла другое имя?

— Сразу, как они поженились. В Содружестве она тоже записана как Валерия. Запись внесли после, сначала всё вымарали.

— Из-за деда?

— Не только. В истории нашей семьи есть и родовое предательство. Это плохая история, капитан. Мне там совсем нечем гордиться.

— А фамилия бабушки?

— Ларга — это по отцу, а по матери — Эйбл. Патриция Эйбл. Или Эйбол, это всего лишь разница в написании. Это имя можно найти в архивах, но связать его со мной трудно. Никто не догадается.

— Почему?

— Часть рода Ларга во время хаттской войны сотрудничала с машинами. На Гране до сих пор существует резервация для тех, кто предал тогда Содружество. Кое-кто ещё жив. Брат бабушки умер совсем недавно. Он возглавлял это осиное гнездо. Бабушку вычистили из архивов сначала за родство с братом. А потом ещё раз — за побег с имперцем. Предательница предателей.

— Ну и правильно, что сбежала. — Почему предательница, если смылась от предателей? — И что ты будешь делать, когда тебя вычислят?

— Не вычислят, капитан.

— Вычислят. Раз даже пацан догадался.

— Я сам ему рассказал.

Вот тут я немного оторопел. С Дереном никогда не знаешь, что выкинет. Сам?

— Но зачем?

Лейтенант вздохнул.

— Капитан, Дому Аметиста нужен эрцог. Не регент. Настоящий глава, такой, каким был старый Эрзо. Иначе Содружество потеряет ещё один Дом. Я не был уверен, выдержит ли Вил то, что мы с ним сделаем, но другого кандидата ждать было некогда.

Я смотрел на Дерена, и кое-что начало до меня доходить.

Значит, слёзы наследника были всё же не на пустом месте? Я просто слишком мало разбираюсь в таких вещах? Дерен что-то с ним сделал? Но что?

Я не спросил, не мог подобрать слова, но он ответил.

— Мы ему все установки переломали. Сломали сформировавшиеся доминанты. Это такие привычные схемы поведения. Ну, примерно, как наркозависимость лечат. Когда боец употребляет наркотики, доминанты поведения у него формируются химическим путём. Но и обычные привычки поведения тоже подкрепляются эндогенными канабиоидами, то есть теми наркотиками, которые вырабатывает наш собственный мозг.

Я помотал головой.

— Ну, вы же в стандартных ситуациях ведёте себя на автомате? Особо не думая, что и как? И это приносит вам удовольствие. Вы ведёте себя привычно — а мозг выделяет наркотики, мол, молодец, так держать. Всё просто.

— Да ну?

Дерен задумчиво посмотрел на меня, подыскивая другую аналогию.

— Ну, тогда от противного. Вас бесит, что я сейчас иду не тем путем, что мы оба привыкли. Это ломает ваши представления обо мне. Раздражает, верно?

— Может, тогда надо было его к психотехнику?

— Его бы списали за непригодностью. Это так просто не делают. Основные установки впечатываются в нас лет до четырнадцати, иногда до шестнадцати, но намертво. Вот и Локьё говорил, что не выйдет. Что всё там уже сформировалось у пацана. Только прибить.

— И ты начал это ломать как-то искусственно?

— Вроде того, — с облегчением кивнул Дерен.

— А плакал-то он почему?

— Ломают примерно вот так… — Он посмотрел на меня и активировал экран, вызвав из библиотеки схему мозга. — Смотрите. Там, где установка привычно должна вызывать реакцию центра удовольствия, мы искусственно вызываем раздражение, болевой синдром. Раньше ему было комфортно вести себя неким образом, и вдруг всё стало плохо. Но человек — существо упорное, он может давить на старую кнопку и по новой все эти связи установить.

— Не понял, но допустим. И?

— И я торопился очень. Вообще так делать не рекомендуется, но, когда времени нет, мы выжигаем эти центры напрочь. Привычному поведению просто не на что опереться тогда в химии тела. Это очень больно, дискомфортно.

— А куда ты торопился? Можно было ещё его подержать.

— Война, капитан. А вдруг или мы погибнем, или даже он с нами? Тут уже пришлось рисковать: или накричится и выживет, или придётся искать другого кандидата на эрцога. Очередная жадная до чужой крови тварь Дому не нужна.

Он говорил: «Не нужна Дому». Так, значит, его воспитывали-таки как наследника? Опять бабушка? А он решил замену себе подыскать? Талант…

Но спросил я другое:

— Война? Ты уверен?

— Ну, вы же тоже вчера не сексом занимались, капитан. Я думаю, что эйниты видят похожее будущее. Тоже торопятся.

— Слушай… — Я задумался. Вроде и не к месту было обсуждать это с Дереном, но с кем? — Зачем она это вообще? Зачем мне любовь, если война?

— Чтобы любить? — улыбнулся пилот.

Он умел улыбаться искренне, словно и не пил со мной «из одной чашки». Словно не он мне сказал: «Очередная жадная до чужой крови тварь дому не нужна». Как приговор подписал.

И понятно было, что Дерен понимает: он мог в процессе «воспитания» разочароваться в наследнике и нечаянно свернуть ему голову.

Отсидел бы за это в карцере. Что бы я ему ещё сделал? Да ничего, он мне за пультом нужен.

— Нет, капитан, убивать я не стал бы, — отбоярился лейтенант. — Зачем? Я и без того знал, как ему больно. Но к боли нам не привыкать… А вот как мы отвыкать от неё будем — это вопрос. Если выживем.

— Подожди, ты мне где-то врешь. Я чую, что тут не всё так просто. Не знаю твоих штук, но врёшь. Ты же не хотел, чтобы мы спасали это родовитое чмо? А говоришь так, будто хотел?

— Я не хотел убивать его, капитан. Только предупреждал, насколько опасно брать мальчишку на крейсер. Вы словно не замечали, какого зверя к нам притащили. Мне пришлось Хэд знает чем заниматься, чтобы как-то обезопасить от него экипаж. Я не садист, капитан. Нас учат бить так, чтобы больно было обоим.

— Мда… — только и сказал я, вспомнив полосатую спину наследника. Обоим, значит? — Так я ещё и виноват?

— Да нет, конечно, — несмело улыбнулся Дерен.

Он видел, что я сержусь. И явно где-то темнил. Но где?

— Лучше сразу скажи, где ты мне врёшь.

Дерен опустил голову, подумал, поднял.

— Наверное, в том, что я здесь совсем не случайно. Ещё тогда, в Белой долине, на Аннхелле, я понимал — так будет. На вас тогда уже стояла метка дома Аметиста. Я знал, что вы как-то связаны с ним. Потом мне рассказали как, и я понял, что должен перевестись на «Ворон».

— Что за метка?

— Вроде следа в тонких телах. Некоторые видят, некоторые ощущают это, как запах. Я вижу как оттенок в энергококоне. Я понимал — было нечто, что оставило в вас довольно чувствительный след. И понимал, что так или иначе — это сработает. Замаскирует мой собственный след. Очень похожий. Закроет. Можно сказать, что я за вас прятался.

Ой, как всё запущено…

Я посмотрел на Дерена, не зная — злиться или расхохотаться. Спрятался он тут, понимаешь. За моей тушкой?

А я ему всё равно наследника притащил… Чтобы отдал родительский долг. Хэдова бездна…

— Значит, на «Ворон» ты перевелся чисто в своих целях? В маскировочных?

— Ну да. Я ещё в Белой долине сообразил, что вы близки с лендслером. А уж кто меня будет искать, так это он. Я мог на «Гойю» перевестись, к крестному, но у него нет этих тонов в энергококоне. Там бы меня сразу было заметно даже средней руки истнику. А на «Вороне» я растворился сразу. Тут половина ребят меченных вами. Ни лендслер, ни Локьё на меня ни разу и не посмотрели. С Локьё я общался довольно близко, я бы уловил, мелькни у него хоть тень сомнения. Но он смотрел на меня и видел только ваши следы.

— Ну и зачем ты меня развёл? — Я не злился. Не такое уж страшное было это враньё. Ведь реально поймали бы и прибили. Наши. Или Локьё состряпал бы из него наследника. — Ещё какие цели у тебя были?

— Я не развёл, капитан.

А вот это мне уже не понравилось.

— Дерен, — я нахмурился. — У тебя были свои цели, а в нашей команде отбор немного другой, как ты уже понял.

— Капитан, а вы историю с Лифшицем помните?

Да, я помнил. Уснул, дурак, на дежурстве в реакторной зоне. За это его полагалось списать к хэдовой матери, но я рапорт Гармана выкинул и мальчишку оставил.

Ему было слегка за двадцать. И он не хатт, чтобы не делать ошибок.

Правда, баню мы ему тогда хорошую устроили. Но он сам это выбрал. Я не использую телесных наказаний без предупреждения и права выбора.

Парень захотел остаться, пришлось предложить вариант с оранжереей. Электробичей на корабле не держу. Вводить телесные наказания в культуру — это всё-таки не моё. Если что — проще веток нарезать.

— Помню, и что? — О чём он вообще? Что я регламентирую насилие, которое сам же не признаю? Так это Юг, тут иначе и не выходит.

Я уже знал, почему здесь так, мне психотехники объяснили. На Севере есть жёсткий регламент службы, мозг привыкает к нему. Бойцы живут по уставу, у них высокий титр естественных наркотиков в крови.

А на Юге мои ребята должны постоянно действовать по ситуации, выбирать. Это труднее. Много срывов, депрессий.

Свой экипаж я сажаю на свои откаты-накаты, как на наркотик. Стресс они сбрасывают через меня.

А в отсутствии меня, маньяка, — пьют, курят хинг, дерутся. Спят вон на дежурстве.

У нас на этом горят обычно только новички, потом втягиваются, проминаются под мои привычки.

Лифшиц уже втянулся почти. Его в пот бросило от угрозы выкинуть в торг даже чистый контракт, без пометок о нарушении.

Келли предложил или так, или… Парень и не выбирал особо.

— А что вы Гарману сказали — помните? — спросил Дерен.

Что я мог сказать, кроме нецензурщины?

— Не помню. И?

— Дословно не воспроизведу, но суть была такая. Вы, капитан, кричали на замполича, мол, что он, сам Лифшицу по шее врезать не мог? Мол, по рапорту вы его в 24 часа продать должны с пометкой в личном деле о несоответсвии. Вы отругали Гармана — он у вас чуть в карцер не слетал.

— И? Я сам пару раз засыпал в ложементе. Наркотиков пацан не употребляет. В тот раз в карты, что ли, они всю ночь играли. Если за это списывать?.. Да ты что, сам не спал, что ли, на дежурствах?

Дерен улыбнулся.

— Нет, не спал, но в транс вылетал, было. Там время тянется, вырубился-включился, вроде и отдохнул.

Я не понимал, к чему он клонит.

— Ну? Да не тяни уже.

— Капитан, я знаю, что ни один капитан крыла сам в ложементе на дежурстве не спал. И в реактор с фонариком не лазил.

— Это ты мне к чему вообще?

— К тому, что мне у вас нравится. И сразу понравилось, ещё в Белой долине. Да, я перевелся в своих целях. Не буду же я вам врать? Но мне нравится здесь служить. Я сюда рвался не только потому, что хотел скрыться. Хотя и это было, не отрицаю. Но это — не основное.

Я вздохнул. Теперь Дерен не врал.

Судя по тому, как в нём переливалась энергия, это было близко к его пониманию правды. А другой правды и нет, это эйниты верно придумали.

— Ну и кто ты после этого? — поругал я его для приличия. — Имэ весь Аскон перепахал, разыскивая тебя. Эрцогом дома Аметиста должен стать ты, как я понимаю?

— Я мечтал летать, капитан. Я не хочу лезть в политику и управлять Домами. Я счастлив здесь. Когда вы найдете то, что отвечает вашей мечте — вы тоже будете счастливы.

— Но долг у тебя какой-то есть перед семьёй?

— Долг? У предателя?

— Это формальность и глупость!

— Скажите это моей бабушке!

— Дерен! — я сорвался на крик.

Он мне ещё и дерзил.

— Капитан, даже вы не заставите меня быть тем, кем я быть не хочу. Я всё для себя решил. Я хочу летать с вами. — Он прикусил губу, чтобы сохранить уставное выражение лица. Глаза смеялись. — Мне в карцер?

— Фиг тебе, а не карцер! — разозлился я. — На алайцев у тебя, надеюсь, рвотного рефлекса нет?

Дерен, кусая губы, помотал головой.

— И семья тебе мы, а не Дом Аметиста? Ты точно это решил?

— Да, капитан.

— Тогда марш на вторую палубу. Протестируешь молодняк, чтобы неожиданностей у нас насчёт крокодилов не было. Потом возьмёшь Келли и проведёшь мастер-класс для бойцов, как снимать с алайца шкуру. Келли будет снимать, а ты — контролировать, чтобы правильно понимали. Трупов алайских пока в наличии нет. Я напишу Энреку, у него подвязки какие-то были. А от тебя мне нужно видео с профессиональной разделкой трупа и обработкой шкуры. Молодыми бойцами с самыми простыми нашивками. И с ощущением, что парни делают обычную повседневную работу. Можете материться и ругать меня, что достал с этими шкурами, третий диван обтягиваете. Видео отдашь Росу, пусть сливает туда же, куда моё с парабами слил. Понял?

— Так точно! — ответил Дерен и таки разулыбался, зараза.

— Выполняй! А то распустились, понимаешь! Шуточки они шутят! А потом хотят в карцере отдыхать! Что вы там кучкуетесь в навигаторской⁈

— Ждём, пока вы остынете, капитан.

— Ну, так сделайте уже так, чтобы ваши игрушки на пользу пошли!

— Сделаем, — по-уставному кивнул Дерен. — Диван-то куда потом? Не в капитанскую же?

— Сам подумай. И подумай, что мы ещё можем весёленького крокодилам подкинуть, чтобы они поняли: я из ада за ними приду, если они выступят на стороне Севера. Вылезу и приду! Понял?

Дерен кивнул. Он улыбался.

Он не хотел быть эрцогом дома Аметиста, ему было плевать на всю эту родовую спесь.

Он отдал единственное напоминание о своём происхождении Эберхарду. Как символ того, что тайна мертва. И был наконец свободен от аристократического бреда.

Так вышло. Мой пилот оказался по совместительству наследником линии Рика Эйбола, которого тщетно искали в Содружестве последние девять лет.

Полосатым керпи, у кого во внешности не было ничего от экзотов.

Грата и судьба. Твоя жизнь и то, что хотят от тебя люди.

И только ты выбираешь.

Книжку Дерен забыл. Я сунул её в герметичный пакет и зашвырнул в сейф.

Эберхард думал, что за такое признание я убью своего лейтенанта? За эту семейную муть?

Вот если видео снять не сумеет — тогда прибью. Точно!

Я усмехнулся и тоже пошёл на нижнюю палубу. Личный состав взбодрить. А то расслабились, понимаешь.