Прозрение. Том 2

История двадцать седьмая. «Акири брано десабильо — Правда любит сражаться голенькой»

Открытый космос, «Персефона»

— Поросёнок ты, Данька! — сказал я прямо в распахнутые глаза. — Судя по перепутанным волосам и измятой физиономии, Данини проснулась от силы на пару секунд раньше меня. — Я даже Мерису вчера не отписался!

Эйнитка завозилась, выпутываясь из моих рук и сбитого одеяла. Я потянулся шлёпнуть её пониже спины.

Данини превентивно ойкнула и спаслась в санузел.

— Недолго там! — предупредил я и заправил растерзанную кровать.

Сон мне приснился перед пробуждением странный. Я видел Данни с обоими моими детьми на руках.

Спросил: «А где ТВОЯ дочь?»

«А ты не видишь?» — нахмурилась эйнитка, и я понял вдруг, что глаза у неё не бирюзовые, а зелёные.

И вообще у Данни — не её лицо. Но я не успел понять, чьё — проснулся.

— Данька, выметайся! — пригрозил, услышав шипение сушилки. — Мне отчёт писать надо!

Из-за тонкой двери раздалось нахальное девичье пение.

Ну и ладно, тут вообще-то второй санузел есть.

Я открыл дверь в каюту, потом в капитанскую. Пустую: дежурный не рискнул сидеть тут без меня. Контролировал с пульта: я видел мигающую контрольку. В штатном режиме это вполне допустимо.

Действительно, что бы он тут без меня забыл? В моё отсутствие банда бездельников — дежурные бойцы, офицеры и прочие керпи — тусовались теперь у Млича в навигаторской.

Ну, так даже и лучше. А то бы сейчас я лицезрел ещё одну краснеющую физиономию. Одеться-то не сообразил.

Ушёл в санузел. Помылся-побрился. Вышел, завернувшись в полотенце. Думал, что Данини давно уже убежала к своим.

Но эйнитка не испарилась, пока я приводил себя в порядок, а села листать подаренную мне Эберхардом книгу. Прямо в капитанской, на гостевом диванчике.

Подарок для Дерена я положил в сейф, а свой трофей оставил на пульте. Хотел почитать между делом.

Рогард притягивал меня. Мне казалось, в его стихах замаскировано среди непонятных метафор какое-то важное знание.

Данини подняла на меня глаза и улыбнулась. Полотенце чуть не дезертировало на пол, но ничего болезненно-возбуждающего я больше не ощутил. Какое-то возбуждение было, конечно, но небольшое, приятное. А боль ушла.

Девушка была вся такая тоненькая, мягкая, компактная. Мне захотелось обнять её и потискать, как малую.

Странное чувство по отношению к молодой женщине, от которой ещё утром завязывало в узел все внутренности.

Заподозрил подвох. Спросил:

— Перестаралась?

— Не-а, — зевнула Данини и протянула ко мне руки, подзывая. — Но как любовник ты великоват для меня. Видела-видела, впечатлилась безмерно. Боюсь, не пролезет. А вот от такого брата по общине — не откажусь.

— А секс между сестрами-братьями — это у вас как? — я подошёл и приобнял девушку, с наслаждением вдыхая запах её чистой молодой кожи.

Яблоком. И хлебом.

Но мылась-то она у меня. Неужели, это свой запах, а не духи-гели?

— Бывает… — Данини обняла меня, как малая, прижалась к груди — сердце стукнуло в сердце, чмокнула в щёку. — Я подумаю на досуге. Хотя… — Она поднырнула под мою руку, встала и оглядела оценивающе. — Нет, ну не поместишься ты! Разве что… очень-очень медленно? — Эйнитка рассмеялась, повернулась к деактивированной зеркальной панели связи, поправляя волосы.

В животе у меня стало тепло от её смеха. Я понял: она хочет не секса, а моих объятий. Страшно тут. Как себя не прокачивай, всё равно страшно. Космос, алайцы эти больные.

Ей нужно, чтобы я был. Просто был. Как защита.

Женщина прежде всего нуждается в защите. И то, что я не сумел защитить Влану, совсем не означает, что не могу и не должен защищать других.

Я завалился на ложемент, потянулся, как тянутся только кошки и дети — беспечно и не ожидая подвоха. Тело моё откуда-то уже знало, что Данни можно доверять.

Что она со мной сотворила?

— Иди отсюда, разбойница. Мне нужно работать, — вздохнул я.

— Сначала сон расскажи! — потребовала Данини.

— Сон? Какой? — Я уже почти забыл.

— Тебе что-то снилось перед пробуждением. Что?

Я задумался.

— Снилась ты с моими детьми. Но лицо было не твоё. Я не уловил, но…

— Нормально, — кивнула Данни, подошла, наклонилась надо мной и чмокнула ещё раз.

Губы у неё были тёплые, бархатистые, но сухие. Нет, она ничего не испытывала ко мне.

Я приобнял её, вдохнул запах яблока.

Данни поломала меня. Или починила. Я не разбирался в этих странных материях. Но мне вдруг стало легко рядом с девушкой, с которой может срастись что-то, а может, и нет.

Это было сильнее секса и даже любви. Тепло вот такого полушутливого касания. Желание обнимать и радоваться тому, что могу обнимать.

А главное — всё прошлое было завершено во мне. Я принял его, а оно меня.

— А у снов действительно есть смыл? — спросил, осторожно пробуя яблочные губы на вкус. Это было приятно, но уже не ломало. Просто лёгкое возбуждение.

Данини щёлкнула меня по носу и отстранилась.

— Внешние и соматические раздражители не могут объяснить всего в сновидениях, — сказала она задумчиво. — Мы анализируем несколько дюжин архетипических образов, но и там есть особенности. Символика сновидений…

Эйнитка замолчала. Её отрезвило недоуменное и разочарованное выражение моего лица.

— Ну, в общем, главное — это твои эмоции, — вывернулась она. — Если ты видел меня со своими детьми — вряд ли ты ненавидишь за сделанное. Значит, всё хорошо.

Я хмыкнул.

— Может, и хорошо… Только всё равно непонятно. Ну да и Хэд с ним, раз ты говоришь, что нормально…

— Нормально, не парься. Ты же понял — я ничего от тебя не хочу. Я просто хочу, чтобы у тебя было, если срастётся. Чтобы сердце твоё срослось.

— По-моему, зонтик ты мне запихала гораздо ниже.

— Угу, — отозвалась она, копаясь в сумке. — Но поражён был сердечный центр. А потом тяжи от него проросли вниз, к основанию огня. Быстро не объясню, забудь. Хочешь — люби, хочешь — прячься. Главное, что ты можешь любить. А больше мне ничего и не надо.

— Дань, но зачем?

Она хихикнула.

— Вот вырастешь — и сразу поймёшь.

Я пожал плечами: чего тут непонятного? Человек так устроен, что может любить. Или не может любить. Или не хочет.

Зевнул, открыл утренние графики, отчёты, почту. Тема любви больше не болела, ну и Хэд с ней. Мало ли других неприятных тем?

Я валялся в ложементе в одном полотенце, копался в сообщениях, письмах и новостях. Данини укладывала в сумку расческу и вчерашнее платье. Сейчас она была в привычной мне синей юбке.

Собралась, посмотрела на дверь. Я уголком глаза наблюдал за нею.

Как же я не понимал этого раньше? Того, что в женщинах меня всегда притягивала возможность их защищать?

Вернее, понимал. Телом, когда брал на руки малую. Но не умом.

Но это всё равно давало мне равновесие: ощущение, что миру необходима защита, а значит, нужен такой, как я. Малявкам в доме Айяны, Данини…

— Умница, что не струсил. — Эйнитка повернулась ко мне, приласкала глазами. — Я испугалась потом, что вся работа насмарку — мужчины такие трýсы.

— А чего бояться-то? — удивился я.

— Себя, моя прелесть, себя, — Данини хихикнула и выскользнула в коридор.

Придумает же…

Встал. Подхватил с пола китель и брюки.

Тело, слегка разогретое, легко смирилось с поводьями одежды и захотело работать.

Я тоже глянул на своё отражение, выпил водички, провел ладонью по пульту, активируя экран, сел за отчёт. Завтрак и дежурный догадается принести.

Набрал полдюжины фраз, хлопнул по руке, пытаясь активировать головызов с браслета, и наткнулся на бляшку с медвежьей мордой.

Боль кольнула запястье. Голова закружилась и…

И я вспомнил, что отключил спецбраслет!

Вскочил. Сунулся за ним под кровать и вот там, в темноте, меня осенило: Локьё что-то знает.

Возможно, эрцог не совсем уверен, возможно, речь идёт о мифах или о слухах, но знает. И не сказал мне, гад!

А ведь мне важна любая зацепка.

Что же он говорил?..

Надо смотреть на бляшку так, словно Колин ушёл в горы, как уходят из Цитадели на Тайэ те, кого мучает образ зверя. И вспоминать о нём, чтобы он нашёл дорогу назад.

Он должен быть нужен мне здесь. Жизненно необходим. Чтобы никто, кроме него…

Нет, я должен срочно поговорить с Локьё, может, он ещё что-то вспомнит? Тут не так много лёту…

Но сначала писанину надо закончить. Отчёт — дело важное. Надо бы предварительно Мерису хоть что-то послать, а то орать будет.

Я почесал шею, активировал браслет и набрал на панели капитанского пульта: «кодированный канал».

Экран дрогнул, подёрнулся рябью. То, что я сейчас напишу, не будет видно даже мне. Надпись начнёт шифроваться сразу.

Ошибаться нельзя. Это не смертельно, но очень смешно, когда расшифровку снимают с ошибками и нелепостями.

Я набрал: «Говорил с наследником. Он утверждает, что К. не входил в клетку. Перешагнул условный „порог“ и „исчез“. Попытаюсь получить разъяснения у Л.»

К Локьё надо было сначала напроситься. Я уже набрал его личный код, когда понял: говорить нужно не с самим эрцогом, а с Домато! Это он направлял нашу беседу, когда Локьё всучил мне пряжку! Если врач эрцога — один из «белых людей», то связано с ними и случившееся с Колином…

Интуиция зудела. Я чувствовал, что попал, наконец.

А Локьё всё не отвечал, что было странно и совершенно на него не похоже.

Пришлось вернуться к отчёту. Работать-то лучше, чем тигром кидаться на прутья клетки.

Беспокоить меня боялись. Даже Келли не лез со своими железками.

Дежурный принес завтрак и сгинул. Корабль словно вымер.

Я уже поел и заканчивал свой пятистраничный труд, когда вдруг отписался Энрек. Всего одной фразой: «Через сутки в районе Кьясны на 'Леденящем».

О, как. Значит, эрцог даже связываться со мной поостерегся. Увидел сигнал, поговорил с сыном…

А в чём дело? Имперская правительственная комиссия всё ещё свирепствует на Юге?

Мне нужно приучиться интересоваться политикой. Что-то происходит сейчас за моей спиной, а я даже не знаю.

«Что за херню ты мне прислал?» — возник в чате браслета Мерис.

Я скинул ему подробный отчёт, и он затих. Вот пусть переваривает теперь.

Сам залез в сеть и стал листать новости. Попадалась сплошная мутная хрень про Э-лай и наши стратегические цели на Юге.

Давненько я не читал, что в правительстве Содружества — сплошь психически неустойчивые мутанты, переговоры с которыми затруднены уже по причине их моральной и физической неадекватности.

Я уже и забыл, что на северных границах никаких переговоров между нами и экзотами не ведётся ещё со времён победы над хаттами. Что отношение к экзотианцам в центральных мирах Империи примерно такое же, как у мартышек к паукам и гадюкам.

Привык к южным психам — своим и чужим. Я и сам псих.

Размышления прервал вызов Мериса:

— Чем занят, малой? — негромко спросил генерал голосом, не желая активировать голорежим.

— Готовлюсь пообщаться с Локьё.

— Замри пока.

— Но я корабль хотел в доки отогнать на Джанге. Энрек мне обещал. Привод…

— Помню. Две бригады техников тебя успокоят?

— Можно. Но и Локьё ждёт. Я…

— Он не для этого тебя вызывает, — перебил Мерис. — Сиди. Постараюсь к ночи добраться до вас. Никуда не дёргайся. Отдыхай. Сильно отдыхай!

Генерал повысил голос, и у меня создалось ощущение, что последние слова были адресованы уже не мне.

Связь пропала, и квакающий звук помех разорвал эфир.

Неожиданный озноб горстью сухого снега прошёлся по моей многострадальной спине.

Заваривалось что-то нехорошее. Умом я не понимал, чего испугался, голая интуиция. Но интонации генерала всколыхнули самые плохие предчувствия.

Я встал. До меня вдруг дошло, что в этот раз я ощущаю что-то ну очень плохое. Жуткое. Словно в пропасть.

Не было со мной ещё такой дряни. Казалось — столько всего пришлось пережить, а не было. Даже когда в мясорубку прыгал на Тэрре. Когда слышал, как эта машина выворачивает и сминает мне кости, вот такого как сейчас ужаса — не было.

Знал, что сдохну — так сдохну, а застряну — то кто-нибудь вытащит. Не свои, так чужие.

Ну, трибунал, чего я о нём не знаю, чтобы бояться?

И ещё в мясорубке я видел причинные нити. Они оберегали меня, свиваясь вокруг плотным коконом. Тогда я был нужен причинности, сейчас… Нет.

Будущее словно бы покидало меня. Словно я уже умер, но смерть пока занята, и придётся её подождать.

Лекарство от похожего страха я знал. Если бы в каюте всё ещё была Данни, её живое тепло смогло бы успокоить меня.

Но девушка ушла, а страх накатывал волна за волной, и некому было его остановить.

Книгу для Дерена я прихватил из сейфа машинально, на рефлексе. Я о ней позабыл. Вышел, намереваясь идти к эйнитам, обернулся на пороге, вспомнил и взял.

Дерена я мучить не собирался. Пока.

Мне позарез нужно было кого-то обнять, а дальше уж как пойдёт.

Однако натолкнулся я в коридоре почему-то именно на лейтенанта космических войск Армады Южного крыла, первого пилота Вальтера Дерена.

Протянул ему книгу, которую он даже и не заметил, уставившись мне в лицо.

Внешне Вальтер был совсем не похож ни на Эберхарда, ни на Энека Анемоосто, ни уж тем более на меня десять лет назад.

Роста он был чуть выше среднего, сложен покрепче экзота, но легче имперца. На крупные костяки эрцогов — и намёка не было.

Эберхард уже обогнал его в росте. Вот пацан вымахает, возможно, и под мои два метра. Если доживёт.

Черты лица у Дерена тоже были совершенно имперские: глаза с обычным разрезом, серые. Правда с каким-то неуловимым золотистым отливом. Волосы русые…

Хэд… Ну ничего ведь не предвещало! Нет в нём ничего аристократического. Ну ведь вообще нет!

— Капитан, что-то случилось? — Дерен видел, что я его прицельно разглядываю.

— Ты ко мне?

— Разведчики попросили вас позвать. Говорят, есть, что сообщить. Они всю ночь просидели в сети, но дёргать вас побоялись. На разведку меня заслали. Ну… и мне тоже сейчас неспокойно.

— Почему не доложил?

— А смысл? Всё мутно, как в грязной луже. И холод идёт по спине.

— И у тебя?

Дерен кивнул.

Я посмотрел на него, вздохнул. Вложил ему в руки книгу. Мне было что сказать моему пилоту, но это не на бегу.

— Возьми. Наследник очень просил всучить это тебе.

Дерен повертел пакет, раскрыл и осторожно, с опаской вытащил книгу.

— Яд? — удивился он.

— Где? — нахмурился я.

— По переплёту понятно. Это же гачжи — книга последнего откровения. Их страницы пропитывали ядом.

Он повертел книгу, раскрыл книгу и понюхал страницы.

Я щёлкнул по браслету, готовясь вызывать медиков. Обложка, видимо, была безопасна, Эберхард брал в руки гачжи. Но остальное…

— Дай-ка сюда эту дрянь!

— Да ерунда, господин капитан. — Лейтенант захлопнул книгу. — Она очень старая. Ничего страшного не будет, если не сунуть страницу в рот. А мне и это без разницы. К ядам меня приучали.

Я остановился, намереваясь разобраться уже с этими странными книгами и знаковыми вензелями. Накипело.

— После, господин капитан, — поторопил Дерен. — Нас ждут.

Он зажал книгу в руке и пошёл вперёд.

Разведчики растянули экран, перегородив общий зал пульсирующей голограммой. В полутьме метались стреноженные тени людей, зудел военный марш, растаскивая тишину на какофонию неприятных звуков.

Я шёл сквозь голограммы бойцов, марширующих по грунту в полной имперской выкладке. Бред. Маразм.

Наземная атака живой силой в современной войне дело последнее, убойное и сродни сумасшествию. Значит — идут полигонные кадры. Постановка для деморализации и красивой картинки.

Я бы заподозрил архив, но гэты были самой свежей модификации, А115, она же «крылья», где начальный импульс плотно завязан на энергобатарею доспехов.

Такой боекомплект позволяет прыгать с высоты до пятнадцати километров, выдерживает активаторный порог в 400 рентген в интервале до 2000 градусов по Цельсию. Активаторный — это на фоне распыления защитных средств и при обеспечении личного состава автономными системами дыхания.

Но я не в курсе, какой надо быть свиньёй, чтобы вообще вести в условиях светочастотного удара по грунту боевые действия с применением наземных войск.

И с этой точки зрения А115 — тяжёлое, неудобное оружие, предназначенное исключительно чтобы покрасоваться перед камерами. В уличных боях маневренность каждой боевой единицы — жизнь этой единицы.

А от огня шлюпок или эмок не спасёт и более тяжёлый доспех. Ну, продержатся бойцы в зоне поражения лишние двадцать минут. А дальше?

— Что происходит? — спросил я, морщась.

Резкая, рваная музыка дёргала мои и без того напряжённые нервы.

— Похоже, в войну вступает Э-лай, капитан, — ответил ушастый Сингорин Кетрик, глава аналитиков.

Он погасил экран и придавил назойливые звуки.

— На чьей стороне? — спросил я.

Гэты были имперские. И маршировали люди, а не алайцы.

— То-то и оно, что на нашей, судя по агитации, капитан. Конец алайскому нейтралитету. Зелёные исторически прочно засели в тылу Содружества. Если экзоты не предпримут сейчас никаких мер…

— А если предпримут — боевые действия будем вынуждены возобновить мы… — пробормотал я.

Кетрик кивнул.

Второй аналитик, Экхем, тоже чистый имперец, с угловатым смуглым лицом и широченными запястьями, протянул мне перекодировщик.

— Мы здесь собрали нарезку из новостей, чтобы вы могли проанализировать наши предположения.

— А где эйниты? — спросил я.

— До 14.25 сидели с нами, потом поднялись разом, но не разошлись, а переместились группой. Предполагаю, что в семнадцатую каюту. Она угловая и на квадрат больше стандартной, — доложил Экхем с готовностью.

Всё-то у него под контролем…

Значит, в какой-то момент эйниты почувствовали, что ситуация стала необратимой, и следить за ней прекратили.

Для дальнейшего контроля у них есть свои методы. Вот только ещё никто не сумел заставить последователей Матери серьёзно играть на своей стороне.

— Продолжайте наблюдать. Когда сменяетесь?

— Сейчас начнём будить вторую группу, господин капитан. Ждали вас, чтобы отчитаться. На вахте будут Ингмар Беддик и Аше Маленов. Медгруппа работает в обычном режиме. Полевая группа отдыхает, — доложил Кетрик, как старший по званию.

— Хорошо, спасибо за службу.

Разведчики поднялись, провожая меня стоя.

Дерен невесомо коснулся плеча, приглашая идти за ним.

Я сунул перекодировщик в карман. Доказательства — это хорошо. Но точки над «и» так или иначе скоро расставит Мерис.

В набитой эйнитской молодёжью каюте было пугающе тихо. Только Тоо пробормотал стандартное приветствие, да у Ликсты дрогнули ресницы настороженных тёмных глаз.

Самые старшие даже не подняли голов. Они сидели, прижавшись друг к другу и, похоже, пребывали в трансе.

Эйниты обсели обе кровати и пол, подстелив казённые одеяла.

Дерен присел на корточки перед дверью. Ликста кинул ему подушку.

Данини сидела с краю, у самой двери, и тоже словно спала с открытыми глазами. Я втиснулся рядом с ней, пригвоздив к стене сидевших рядом Лока и Нэери, обнял, и сердце моё прилипло к ней.

Данини нащупала мою руку и прижалась к плечу, но, кажется, даже не дышала, пустая и сосредоточенная.

— Можно что-то сделать? — спросил я всех и никого.

— Предлежащие события изменить можно всегда, — эхом откликнулся Тоо. — И всегда стоит спросить — зачем? Человечество не может пока без войны.

Опять этот альтернативный религиозный бред!

— Мы жили без войны весь постколонизационный период! — наверное, я сказал это слишком громко, Данини вздрогнула и задышала.

— Это было достигнуто за счёт подавления поведенческого разнообразия человека в Империи и психо-интеллектуальной сегрегации в Содружестве. Оба метода имели свои недостатки. Их выявила хаттская война. После неё мы стали терпимее к человеческому разнообразию. Но разнообразие пробудило в людях первобытную жадность и стремление к власти и насилию. Это у нас в генах. Мы совсем недалеко ушли от наших покрытых шерстью предков. Налёт цивилизации на хомо — несколько тысячелетий. До этого мы выживали, пользуясь инстинктами. Если мы видим насилие — древние инстинкты легко просыпаются в нас.

— Это демагогия, Тоо, — огрызнулся я. — Мы столько боролись за мир на Юге. Мы не можем сейчас… — Я скользил по маскам лиц и понимал, что можем.

Вернее, что все они могут, а я — нет.

Хэд! Ну, и сидите, а я не буду!

Дерен поднялся и вышел следом за мной.

Пообнимавшись с Данини, я немного стерпелся с давящим ощущением беды, но всё равно было нервно.

Наверное, Дерен ощущал что-то похожее. Он же тоже умел «слушать» реальность всем телом, мозгами, сердцем. Всем, что у нас есть.

Но когда я заглянул в его затуманенные размышлениями глаза, то понял, что думает пилот не о вечном, а о том неприятном разговоре, что давно уже назрел между нами.

Разговор был для него опаснее грядущей войны, я — вот он, а алайцы пока далеко. И ещё не факт, что они нас поимеют, а не мы их.

Эта мысль успокоила меня. Зачем думать о грядущем? Тут бы на корабле дела разгрести.

А у Дерена явно рыльце в пушку. Он полагал, что Рос отдаст наследнику фляжку ещё до сражения на полигоне? И что я никогда не узнаю о ней, а значит, и не догадаюсь про остальное? Я ж тупой!

А тут оно бац и…

И вот сейчас время у меня как раз было, чтобы снять с него шкурку. Мериса так и так ждать, запертым хищником расхаживая по капитанской. Будет на ком сорвать злость.

— Лейтенант Дерен, пройдёмте со мной, — бросил я, даже не глядя на жертву.

Пусть помучается, гад. Вот точно шкуру сниму. Нафарширую яблоками и съем. Вместе с его ядовитой книгой!