— Шубин! — закричала она, сбегая с третьего этажа и оказавшись перед ним, замерла, забыв вздохнуть.
Замерла, увидев перед собой незнакомого, гладко выбритого мужчину с идеальной стрижкой светлых волос, слегка припорошенных «снежком» на висках, в ослепительно белой рубашке с короткими рукавами, с серыми, внимательными глазами и решительно сжатыми губами на чуть надменном, аристократическом лице… Вместо повзрослевшего Павлуши Шубина, сломленного болезнью, которого она всеми силами старалась вытянуть из омута унылого существования и вернуть к активной жизни, перед ней возник Шубин, каким он был до аварии: серьезный, властный, целеустремленный, привыкший командовать людьми и брать на себя ответственность не только за себя. Такого Шубина Кира видела впервые и была сражена его внешней привлекательностью и мужественностью, забыв вздохнуть… Сердце ее ухнуло вниз, потом взлетело вверх, забилось, как сумасшедшее, внутри у нее словно взорвалась разноцветная петарда — было страшно, обжигающе горячо, но одновременно радостно и «улетно». И Кира растерялась от этого неожиданного прозрения…
Это, как встретить одноклассника, которого ты помнишь длинным, худым, прыщавым подростком в очках и свисающими на глаза сальными волосами; встретить и поразиться его высокому росту, мускулистости, коротко стриженным волосам, уверенному взгляду, белозубой улыбке; поразиться до дрожи в ногах и замирания сердца, увидев перед собой свою мечту: молодого, сексуального брутала и от растерянности нести всякую чушь, типа: «Привет! Давно не виделись! Ты как? Ты где? Жена, дети?..», с ужасом осознавая, что ты не накрашена, и шапка на боку, и пакеты с продуктами в обеих руках…
Несколько секунд не дыша, стояла Кира с застывшим лицом, разглядывая незнакомого, серьезного мужика, боясь взглянуть ему в глаза, понимая, что, увидев ее растерянный и в тоже время восхищенный взгляд, он все поймет и…
И что тогда?
А если этот похудевший из-за болезни «мужчина ее мечты» в нее совсем не влюблен — влюблен повзрослевший Павлуша Шубин, погруженный в свои страдания, в которого она совсем не влюблена, что тогда делать ей… Ведь она, кажется, с первого взгляда влюбилась в незнакомого, взрослого, состоявшегося мужчину, сидящего напротив нее в инвалидной коляске и смотрящего на нее серыми, смеющимися глазами — похоже, он заметил ее растерянность и обрадовался тому, что она его «разглядела», чего он и добивался, приведя себя «в полный боевой порядок».
Взяв себя в руки, Кира шумно вздохнула и продолжила в привычном «ритме», только совсем без эмоционально.
Обошла вокруг коляски, пристально разглядывая «незнакомца» с высоким лбом и волевым подбородком и снова встала напротив.
— Да ты просто красавчик, Шубин! — холодно произнесла она, крепко сжимая кулаки, чтобы физической болью отвлечься от «анализа» неожиданно возникшего в ней чувства. — Все медсестрички будут твоими — только свисни…
Легкая усмешка едва тронула бескровные губы Павла — день вне госпиталя давался ему с трудом, а тут еще такое: она его, наконец-то, разглядела.
— Мне не ну-ужны ме-едсестри-ички…
Но Кира не стала уточнять почему и кто же ему нужен и обошла скользкую тему.
— Как же ты сюда добрался? Ты же из палаты не выходишь.
— Дми-ит… — немного замялся Павел — отцом Дмитрия Викторовича он так и не называл, хотя отношения у них были хорошие. — В общем, мы ку-упили спе-ециа-альный ми-икроавто-обус для ко-олясочни-иков.
— А после того, как Павел встанет на ноги, — вмещался в разговор Дмитрий Викторович, спускаясь по лестнице, — микроавтобус передадим госпиталю.
— Отлично! — холодно «обрадовалась» Кира и постно захлопала в ладоши ей никак не удавалось настроится на жизнерадостный лад. — Теперь мы можем поехать куда захотим!
Павел обратил внимание на слово «мы» и тут же включился в игру.
— А куда «мы» хо-отим по-оехать? — он развернул коляску спиной к Дмитрию Викторовичу и только для Кира тихо произнес: — Все нормально, потом поговорим…
— «Мы» хотим на конюшню, — кивнув головой, оживилась Кира. — Да, Шубин? Я хочу показать вам… тебе… вам всем мою Дебби.
Слово «конюшня» мужчины восприняли по-разному: Павел, посмотрев на Дмитрия Викторовича, поднял обе брови к верху — «я же говорил, что потащит!», а Дмитрий Викторович нахмурился, намечая «отходы для отступления» — на конюшню он точно не поедет, но, как говорится, «никогда не говори — никогда».
— Спасибо за приглашение, но…
С милой улыбкой, Кира повернулась, сделала несколько шагов к Дмитрию Викторовичу и сложила руки ладонями вместе, а потом, мгновенно став серьезной, и так, чтобы Павел не видел ее руки, погрозила пожилому мужчине пальцем.
Погрозила ему пальцем!
Увидев сей жест приглашенной гостьи, Сергей, как всегда стоявший у двери и не выпускающий «охраняемый объект» из поля зрения, бочком протиснулся в открытую дверь и даже прикрыл ее, нарушая все правила, но прячась от грома и молний обязательно последующих за столь «неуважительным» жестом самому «владельцу заводов, газет, пароходов».
Задохнувшись от возмущения, Дмитрий Викторович хотел высказать все накопившееся за это время этой беспардонной особе, но взглянув на Павла, глядящего в спину этой женщины влюбленными глазами, тут же осекся.
— Да, что вы себе…
— Ну, пожалуйста, Дмитрий Викторович, — зауговаривала Кира, глядя прямо в глаза пожилому мужчине серьезными, даже строгими глазами, взгляд которых совсем не вязался с просительной речью. — Поедемте, мы ненадолго — я обещала Шубину Дебби показать — он в нее сразу влюбится. Она такая красавица.
Кира на несколько секунд закрыла глаза и слегка наклонила голову — мол, соглашайтесь, Дмитрий Викторович, не для себя я это делаю, а для вашего сына, сама я и так поеду…
Нескольких секунд — «глаза в глаза» — хватило Дмитрию Викторовичу чтобы окончательно понять, что, стоящая напротив женщина, (Павел предупреждал его об этом, а он не понял, о чем он говорит) при всей своей легкость, доброте, жизнерадостности и взбалмошности, была серьезной и даже жесткой и имела железный характер — сумела же она одним пальчиком заставить его отказаться от ранее принятого решения — «на конюшню я уж точно не поеду» и одним взглядом объяснить, что делает она это не для себя, а для его сына, сама то она в его разрешении не нуждается.
Она, эта женщина, с мягкой улыбкой и карими «медовыми» — цвета гречишного меда глазами, пытается сломать железные оковы апатии и безразличия, опутавшие его сына, а он — отец, не стал ей союзником и помощником, а только ругает ее и не ценит ее усилий.
Он составил о ней свое мнение по первому впечатлению: простоватая, легкомысленная, взбалмошная особа, но первое впечатление, как известно, обманчиво и он ошибся — забыл, что она спортсменка, пусть и бывшая, почти мастер спорта, и имела она дело не с шахматами, где преобладают интеллектуальные способности над физическими, а с животными, огромными и непослушными, где требуется основательная, физическая подготовка и сильный характер.
Вот, оказывается, о чем пятнадцать лет назад говорил Павел, когда приходил к нему советоваться по поводу своей женитьбы — именно «железный характер» своей избранницы смущал молодого, амбициозного студента-юриста — как соединить в одной семье две сильные личности с разными интересами, разными взглядами и разными жизнями — он не смог ничего посоветовать, потому, что и сам не знал, как поступить в его с Лизой ситуации…
Не услышав раскатов грома и не увидев сверкания молний, Сергей осторожно приоткрыл дверь и просунул в образовавшуюся щель голову — троица «родственников» мирно беседовала, мужчины даже улыбались, слушая веселый рассказ о спасении кота Маркиза.
Охранник осмелел, протиснулся в гостиную и замер в привычной позе — руки впереди «в замок», будто и не выходил вовсе.
«— Что было бы, если бы я погрозил ДВ пальцем? Может, он испугался бы и дал бы мне внеочередной оплачиваемый отпуск?»
Но экспериментировать он не стал, а прислушался к разговору.
— Вот теперь не знаю куда его пристроить, хотя бы на время, пока не приедут девочки и родители, тогда и кончатся мои мотания со всем «зверинцем».
— Ладно, — вздыхая, согласился Дмитрий Викторович, — тащи свою зверюгу — дом большой, места всем хватит.
— Дмитрий Викторович, вы мой спаситель-избавитель!
Кира шагнула к пожилому мужчине и по-родственному чмокнула его в щеку.
Сергей даже подумать побоялся, что было бы, если бы он так запросто чмокнул ДВ в щеку…
А Павел подозрительно посматривал то на своего отца, то на «свою бывшую» и никак не мог понять, как же быстро удалось ей уговорить такого несговорчивого и упрямого человека, и почему он так быстро поддался на ее уговоры.
— Пошли, Сергей, посмотрим куда поселим этого зверюгу, — Дмитрий Викторович и Сергей вышли из гостиной.
Шубин тут же оживился, подъехал к Кире и протянул к ней руки, свои руки в его руки Кира вложила, но на его колени, куда Павел ее усиленно тянул, не села, присела на корточки перед коляской и снизу вверх заглянула ему в глаза.
И тут же снова задохнулась от увиденных эмоций, бушующих в мужских глазах: радость, боль, ревность, страдания, беспросветная тоска одиночества…
В этом взрослом, незнакомом человеке бушевали такие страсти, им владело такое отчаяние, что мешало ей дышать, а она и не замечала этого, шутила, старалась развеселить и относилась к нему панибратски, как к молодому парню, с которым она рассталась много лет назад, а это неправильно — он заслуживающий уважения и совсем другого отношения к себе…
Лицо у Киры стало серьезным, и она, покраснев, попыталась высвободить руки из рук «незнакомца», но ее рук он не отпустил, даже сидя в инвалидном кресле он по привычке пытался управлять ситуацией — перед ней был сильный, властный, решительный мужчина, попавший в сложную ситуацию и пытающийся выбраться из нее…
По ее поджатым губам и серьезному лицу Павел понял, что она, наконец-то, увидела его настоящим: не тем несмышленым, высокомерным парнишкой не сумевшим удержать свою женщину, а целеустремленным, серьезным мужиком, готовым на все ради своей любимой женщины…
— Гла-авное, что ты до-олжна знать, что я тебя лю-юблю… А теперь, дава-айте, знако-омиться… Я Павел.
— Кира… — поднимаясь, произнесла Кира и попыталась снова отнять свои руки у этого сильного духом с огромной мужской харизмой незнакомца.
Но Павел ее рук не выпустил, по одной медленно поднес их к своим губам, поцеловал и только после этого отпустил.
Стараясь скрыть свое волнение, Кира повернулась и пошла к двери, но, сделав несколько шагов, вернулась.
— Вы же понимаете, что если мы изменим с вами наше общение, то Дмитрий Викторович заметит и заволнуется, а волноваться ему нельзя…
— Пони-имаю.
— Тогда как быть?
Она спрашивала и ждала решения у инвалида-колясочника, признавая в нем серьезного мужчину, способного решать проблемы, и он это оценил.
— Же-енщина все мо-ожет сде-елать и ре-ешить сама, но настоя-ящий мужчи-ина не допу-устит этого. Пере-ейдем на «ты».
Павел протянул руку, но на этот раз Кира руки не подала и вышла из гостиной.
«— Придется мне снова завоевывать твою любовь и твое доверие, драгоценная моя Птица-Счастья»
Выйдя из дома на мраморное крыльцо, Кира немного постояла, собирая в кучку расползающиеся, как червячки мысли — придется заново выстраивать отношения с этим новым Шубиным, а может не придется — вдруг ее помощь этому Шубину не нужна, сам справится с болезнью.
«— Буду держаться от него подальше, — решила она»
Легко сбежав по лестнице, Кира достала из багажника корзину с котом, обмотанную покрывалом, и понесла в дом, опасаясь, что кот выскочит наружу и его уже не поймать.
Но Маркиз спал в корзине (еще бы ему не спать — сутки орал без перерыва), накрытой темным покрывалом, и, лишь когда покрывало сняли, сладко потягиваясь, покинул свое убежище. По скользкому паркету ходить коту было не удобно и, презрительно подергав по очереди всеми четырьмя лапами, Маркиз запрыгнул Павлу на колени и развалился, помахивая хвостом.
Павел слегка улыбнулся, не ожидая такой котовской бесцеремонности, и погладил Маркиза по пузу.