Птичка в клетке или Клетка с птичкой

60 Воскресенье

К сыну Дмитрий Викторович ехал в приподнятом настроении. Он вспоминал разговор с нотариусом Костиковым и улыбнулся.

«— Ай, да Иосиф Львович! Неужели уговорил Ираиду подписать такое… необычное завещание?! Ираида умерла, не переписав завещание, а это значит, что Кира получит все имущество семьи Каплан. Никто не поверит, что она не знала о завещании Иосифа Львовича — так стремилась она заполучить к попугаю еще и кота — я бы и сам не поверил, если бы не был участником этих событий. Да, везет же ей в денежном отношении: наследства одно за другим так и плывут к ней в руки. И не просто мелочишка какая-нибудь, а деньжищи немалые… Надо поделиться с Пашей хорошей новостью — пусть порадуется и посмеется над Кириным везением: уж если влезает она в ситуацию, то двумя ногами сразу».

Он хотел обрадовать этой новостью и Киру (Сергей, оставшись в коридоре у окна, продолжал набирать ее номер), но к телефону она почему-то не подходила.

Навстречу Дмитрию Викторовичу по коридору шла Инна Валерьевна.

— Ну, как наш больной? — поинтересовался пожилой мужчина, наклоняя седую голову в знак приветствия.

— А Павла нет в палате, с утра круги по дорожкам наматывает.

— Ему разве можно такие нагрузки?

— Не просто «можно», а «нужно»! Павла просто не узнать — у него появилась цель в жизни и, похоже, он скоро ее добьется…

— Какая еще цель? — удивился встревоженный отец. — Ему надо ехать в Германию, делать операцию, а уж потом ставить себе цели и добиваться их.

— Эх, Дмитрий Викторович, ничего-то вы не понимаете в жизни своего сына! Операция, конечно, важна, но есть «кое-что» гораздо важнее всего нашего лечения. Если у него не будет стимула встать на ноги, то он вряд ли будет ходить, как нормальный человек — слишком болезненное и трудоемкое восстановление ему предстоит. Ходить на костылях или в специальном корсете — многие на этом останавливаются, но для нашего героя-… - Инна Валерьевна хотела сказать «героя-любовника», но вовремя остановилась, пожалев чувства невнимательного отца, — мы хотим полного выздоровления.

— Но такие большие нагрузки могут повредить его здоровью, — не согласился Дмитрий Викторович. — Последнее время он жмет какие-то мячики, растягивает пружины…

— И правильно делает! Функции рук почти восстановлены — представляете на сколько быстрым будет его восстановление: не годы, а месяцы! Главное, чтобы эта «цель» от него не убежала… Уж очень она быстро бегает по больничным коридорам…

— Какая такая цель? — не понял отец Шубина. — И куда она от него может убежать?

Но профессорша не стала объяснять, если сам не догадается, потом узнает…

— А, если вы будете мешать его выздоровлению, я, Дмитрий Викторович, со своей стороны, как лечащий врач, запрещу ваши посещения. Только Кира Дмитриевна! Она на него хорошо влияет!

— Как же так? — возмутился недогадливый отец. — Это не справедливо! Кира ему чужой человек…

Не слушая возражений, профессорша пошла дальше по коридору, раздавая указания и делая замечания медперсоналу, а Дмитрий Викторович остался стоять посреди холла в гордом одиночестве со своими возмущением и невеселыми мыслями.

Ему бы радоваться, что сын, наконец, решил покинуть свое добровольное заключение и вернуться в реальную жизнь, но он не радовался.

Как ни странно, Дмитрий Викторович боялся перемен в состоянии сына, в том числе и улучшений. Долгое время Павел жил своей жизнью, редко приезжая в гости и сталкиваясь с ним только по определенным датам, теперь же сын полностью принадлежал ему, и отцовская любовь, прятавшаяся в душе за разными делами и проблемами, заняла вдруг главенствующее место, выплескиваясь наружу непомерной заботой, слезливой жалостью, стремлением оградить сына от боли и страданий, даже вопреки его желанию. Он делал все, чтобы Павел ни в чем не нуждался — травматолог и массажист, логопед и психолог, медсестры и сама профессорша Инна Валерьевна были в его распоряжении, но в последнее время сын начал проявлять самостоятельность и характер, и это Дмитрию Викторовичу все больше и больше не нравилось. Сын опять отдалится от него, будет жить своей жизнью, а он… как же будет жить он…

И тут Дмитрий Викторович вспомнил про купленный дом в Синьково, про обещание Киры приезжать каждые выходные и праздники в этот дом, про свою мечту о большой и дружной семье, сидящей за одним круглым столом, вспомнил о своей внучке Виктории, с которой ему еще только предстоит познакомиться и подружиться, про многочисленный Кирин «зверинец» для которого надо будет выделить какое-то помещение — она же не бросит их на несколько дней, а потащит с собой… Вот сколько у него еще дел впереди и, если к нему Павел приезжал редко, то к Кире и дочери постарается выбираться почаще — может, раз в месяц или даже два…

— Ты чего в хо-олле сто-оишь? — Павел первым проехал через холл и открыл дверь палаты — За-аходи.

Он был гладко выбрит, одет в белую футболку и черные спортивные штаны, на ногах кроссовки. Павел был очень доволен собой — сегодня они с тренером увеличили нагрузку, и он справился.

Уже из коридора Дмитрий Викторович увидел, что больничная палата сына преобразилась — вместо больших громоздких кресел появились небольшие кожаные кресла серого цвета с низкими спинками — на таком уж точно не поспишь, у окна «развалилось» огромное белоснежное массажное кресло, в нем лежали подушечки и плед, у противоположной стены расположился огромный рабочий стол, со сложной аппаратурой и экраном в полстены.

— Для кого это такое роскошество? — удивился обновлению «недогадливый отец». — Тебе же массаж делают. Зачем тебе эта «игрушка»?

— Пусть будет… — взглянув на массажное кресло, Павел улыбнулся.

— Ты сюда свой кабинет перетащил? — недовольно поинтересовался Дмитрий Викторович.

— Мне так удо-обнее.

— Позволь узнать, и кого же ты отслеживаешь, Паша? Неужто Киру? А она знает о твоих «занятиях»?

— Когда она по-одъедет, я просто вы-ыключу экран…

— Это ты мог бы проделать с кем угодно, но не с ней, — с полной уверенностью в своей правоте, саркастически произнес Дмитрий Викторович. — Она обязательно включит твой экран: сядет на пульт, нажмет какую-нибудь кнопочку на твоей крутой и секретной аппаратуре, или споткнется на своих каблуках о какой-то провод — экран загорится, она увидит карту, огонечки на ней и все поймет — ты же сам говорил, что она не дура. Как ты тогда ей будешь объяснять свою слежку?

— Не знаю… за то я спо-окоен за нее.

— А зря! Спокойной жизни с этой женщиной не жди!

И Дмитрий Викторович рассказал сыну о «странном» завещании Иосифа Львовича Каплан, по которому Кира являлась наследницей, так как на день смерти Ираиды Брониславовны кот Маркиз и попугай Капитан Флинт находились под ее опекой и заботой.

— Наследство у Каплан немалое, но какое-то оно, по словам Игоря Юрьевича, «сложное», хотя конверт с завещанием еще не вскрывали. Что будем делать?

— Пусть сама ре-ешает.

— Она тебе нарешает — у нее деньги, как вода, сквозь пальцы утекают. Арсен мне рассказал, как твоя разлюбезная Кира, тысячу долларов на корм лошадям отдала — она и наследство Иосифа и Ираиды по ветру пустит — на свою конюшню и потратит. А у Ираиды камни какие! Сам выбирал…

— Нет, по-опросит — помогу, а так… все равно она по-о-своему сде-елает. А она знает?

— Пока нет, Сергей ей набирает, но она не отвечает.

— А мы сейчас по-осмотрим, где она… — Павел нажал несколько кнопок, включая экран, показал на появившейся карте зеленую точку, — дома на Цветном.

— Ты с этой слежкой, Паша, поосторожней — узнает, обидится и с Викой не даст общаться. Что тогда будем делать — два одиноких мужика.

— Ничего, отец, про-орвемся… — улыбнулся Шубин и подумал: «-Встану на ноги, женюсь на своей Жар-птице и заживем все вместе!»