Вместо конюшни Кира оказалась в чулане старого дома той же деревни, куда еще час назад с такой радостью ехала на Дебби.
Мужчина привез ее в старый, бревенчатый, одноэтажный дом, подогнав джип прямо к крыльцу, и, ни на минуту не выпуская ее руку из своих цепких, пожелтевших от курева пальцев, украшенных наколками, заставил выйти из машины.
— Будешь вести себя хорошо, останешься жива — мне из-за тебя новый срок мотать неохота, — очередной раз напомнил мужчина в ковбойской шляпе с полями, подталкивая ее на покосившееся крыльцо.
И Кира, успокаивая себя, старательно выполняла все его приказы — тем более, что ничего из ряда вон выходящего он пока не требовал: сесть в машину, написать в блокноте записку Галине с просьбой передать ему клетку с попугаем, закрыть глаза, выйти из машины войти в дом, потом в чулан…
Но, увидев в полутемном чулане старую, железную кровать, Кира запаниковала и замедлила шаги.
— Шевелись, — толкнул ее в спину незнакомец. — Чего встала? Посидишь здесь пару часов, а чтоб не убежала я тебя к кровати привяжу.
— Может, не надо привязывать? — робко возразила Кира, присаживаясь на край скрипучей сетчатой кровати. — Все равно вы быстрее меня до конюшни доберетесь и попугая своего получите…
— Не учи ученого! Если б не таскала с собой в машине все зверье, то и не пришлось бы нам встречаться. Так что сама виновата!
Из кармана джинсов мужчина вытащил моток веревки и принялся ее разматывать.
— Это вы были у меня на даче… — догадалась Кира, прижимаясь плечом к железной трубчатой спинке.
— А ты на меня за «незаконное вторжение» ментам пожалуйся! — хохотнул мужчина и подтолкнул пленницу на середину кровати. — Вам бабам верить нельзя. Давай ложись.
Сжав зубы и кулаки, Кира легла на грязный вонючий матрас и вытянула руки к железной спинке — хорошо, что подаренные часы, кольцо и кулон она перед тренировкой убирает в бархатные футляры, футляры в замшевые мешочки, мешочки в шелковую сумочку-косметичку, сумочку-косметичку в кожаную сумку, сумку запирает в новенькой машине… а то бы умыкнули часики, колечко и кулончик — так Кира пыталась отвлечься от происходящего и успокоиться.
Сквозь старые, щелистые доски потолка с чердака просачивались полоски света. Пылинки кружились в тусклых полосках света, не оседая на пол и продолжая свой бесконечный танец.
— Вот и умница, — похвалил мужчина, обвязывая ее запястья веревкой и привязывая веревку к железным прутьям. — А теперь ноги. Береженого Бог бережет.
— О Боге вспомнил… — хмыкнула Кира, скривившись от боли в запястьях, — а как же его заветы «не укради» и «не убий»?
— А никто тебя пока не убивает, — наклонившись к ее лицу, снова хохотнул мужчина и оскалился.
Из его рта пахнуло таким тошнотворным запахом, что Киру чуть не вырвало. Отвернувшись, она справилась с тошнотой, сглотнула противный ком в горле и только после этого ужаснулась услышанной фразе:
— Пока?
— Хорош базарить! Лежи смирно, а там посмотрим…
Вид покорно лежащей на кровати связанной женщины вызвал давно забытые желания — мужчина тяжело засопел, глазки его замаслились…
Рука его легла на Кирино колено и осторожно «поехала» выше…
И тут Кира разозлилась!
«— Ах, ты вонючка! Еще руки распускать будешь!»
Она с такой ненавистью посмотрела на мужчину, что тот тут же отдернул руку, будто его током шарахнуло.
«— Давно бы так: вперила взгляд — его и шарахнуло, — захлопал в ладоши Гном. — Поддай, ка, ты ему еще разок, для ума!»
Кира снова «вперила взгляд», полный ненависти, в похитителя, он отступил и мотнул головой.
— Холодная, как лягушка — как с тобой мужики то спят…
Кира хотела уже возразить мужчине — «нормально спят и не чета тебе мужики…», но поостереглась: вдруг похититель решит повторить попытку.
«— Почему, как лягушка? — про себя возмутилась она. — Хотя… называй меня, как хочешь, «только не бросай меня в терновый куст…», не, не так, не бросай меня в мое зелененькое болото! Какая ерунда в голову лезет».
Меж тем похититель помотал головой и забубнил:
— Сначала дело. Граждане-начальники шутить не любят! Ох, как не любят шутить вертухаи и граждане-начальники — кровью харкаешь за ослушание…
Громко топая сапогами, по скрипучим половицам, мужчина вышел из каморки и, припугнув напоследок связанную пленницу, закрыл дверь чулана на хлипкую задвижку:
— Если попытаешься сбежать, догоню и башку сверну!
Шаги стали удаляться, половицы скрипели уже не так жалобно и безнадежно, как прежде.
Хлопнула входная дверь, и лязгнул, закрываясь, висячий замок, отрезая единственный путь к спасению.