Птичка в клетке или Клетка с птичкой

80

Какое-то время Кира сидела на корточках, не зная, что в таких случаях надо делать. Потом оглянулась по сторонам, сунула «находку» под футболку и, прижимая драгоценную находку к животу, быстро пошла в раздевалку.

Принимая душ и переодеваясь, она все время косилась на сумку, где лежала ее бесценная находка. Поглядывала и озабоченно вздыхала — нежданно-негаданно на ее голову свалилась новая проблема.

Что будет, когда мужчина из джипа очнется и обнаружит пропажу клетки?

Он опять будет выслеживать ее, угрожать…

Нет! Подвергать свою жизнь опасности она не согласна!

— Надо отдать найденные камни хозяину, — тихо прошептала Кира, запихивая «находку» к себе в бриджи и прикрывая сверху широкой туникой — так надежнее, — иначе мне спокойной жизни не видать!

Приняв такое мудрое решение, она немного успокоилась, но успокоилась, как видно, зря — вместо благодарности «хозяин» мог убрать ненужного и опасного свидетеля, а это куда большая проблема, чем пластина с бриллиантами в бриджах…

Выйдя из конюшни, Кира направилась к «Ягуару» — сейчас она откроет двери, поправит покрывала на сиденьях и начнет устраивать свой «зверинец»…

По дороге к ним ехал микроавтобус, и Кира, забыв о своих планах, побежала навстречу.

Навстречу своему мужчине! Ибо после «проведенной вместе ночи» стала считать Павла Павловича Шубина своим мужчиной: он сам признался ей в любви и что «у него от нее сносит башню»! Правда, она еще могла сказать ему «вы» или назвать по отчеству, но это скорее от неумения быстро переходить на «ты», а не от того, что она считала его «чужим». Шубин — ее мужчина, и, как настоящий мужчина, он приехал спасать свою женщину!

— Шубин, ты там? — распахнула Кира дверь, лишь только машина остановилась.

— Там, — ответили из прохладного нутра.

— Как ты догадался, что ты мне нужен?

Кира заскочила в машину и бросилась Павлу на шею, не стесняясь посторонних людей.

Искоса поглядывая на своих сотрудников, он обнял ее усадил к себе на колени и стал гладить по спине, успокаивая.

— Почему «Шубин», а не «Павел»?

— Ну, просто… по телефону ты всегда говоришь «Шубин»… — Кира вздохнула, решила сказать правду и зашептала: — Мне нравится произносить твою фамилию… и имя тоже… Не могу же я называть тебя «Павел Шубин»!

— Принимается.

— Прости меня, — снова зашептала она, чувствуя себя виноватой в этой ситуации, — я задумалась и забыла предупредить ребят, что уезжаю. Больше такого не повториться, обещаю.

— Ох, Кира, Кира, — обиженно выговаривал Павел, — всю охрану на уши поставила. Разве так можно? Давай, рассказывай, что произошло.

Отстранившись, Кира показала глазами на водителя и охранника, и Шубин попросил их выйти из машины, но этим дело не ограничилось — Кира позвала Лариона, приказала ему «охраняй» и закрыла дверь микроавтобуса.

От нечего делать водитель и охранник решили подразнить собаку (это же не боевой ротвейлер- урук-хай или служебная немецкая овчарка, а колли, правда, большая и умная) и с разных сторон попытались нарушить границу охраняемой территории. Ларион сначала лаял, предупреждая, а потом водителя укусил за ботинок, а охранника за брючину — ботинок и брючина не выдержали натиска собачьих клыков и «треснули». Теперь шутникам было не до смеха, и все окружающие услышали непристойную брань.

— Детский сад — штаны на лямках, — покачала головой Кира. — Они у тебя что, все такие «игривые»?

Павел пожал плечами — пусть резвятся, свободное время, он протянул руку, надеясь, снова усадить Киру к себе на колени и поцеловать, но Кира руки не подала, а стала копаться в сумочке, ища пакет, на котором хотела разложить свою находку.

— Что-то не так?

Голос у Павла был такой встревоженный, что Кира тут же обернулась. Она смотрела на его побледневшее лицо и не могла понять, почему он так волнуется.

— Ты-ы не хо-очешь ме-еня це-еловать, по-отому что ты-ы с ни-им? — заикаясь на каждом слове спросил Павел, сердце его замерло, ожидая ответа.

— Ты о чем? — Кира никак не могла взять в толк, о чем он спрашивает.

— Ты с ни-им? — выдохнул Павел.

И тут Кира поняла, о чем он волнуется — вернулся Валентин, и она ездила к нему. Она хотела помучить Павла, подразнить, но по бледности, по напряженному взгляду и заиканию увидела его волнение и делать этого не стала.

Она прекратила свои поиски пакета и, подойдя к Павлу, села к нему на колени, положив руки на плечи.

— Если ты про Валентина, то мы с ним расстались, — улыбаясь, сообщила она и удивилась, что это было только сегодня — такой длинный, насыщенный событиями день… — Хорошего же ты обо мне мнения, Шубин, раз задаешь такие вопросы! Или ты думаешь, я кручу роман сразу с вами двумя?

— А у нас роман? — все еще сомневаясь, спросил Павел.

— Ну, если мы целуемся с тобой, как школьники, по углам — значит, роман.

— Тогда почему?

— Почему я тебя не поцеловала? — догадалась Кира. — Я хотела тебе показать… Хотя, это не так важно, как это… «- Подумаешь, какие-то там бриллианты — он гораздо важнее их…»

Кира обняла «своего мужчину» за шею и прильнула к его губам. Улыбающиеся губы Павла ответили ей с такой страстью, что внутри Киры, словно вулкан взорвался, и обжигающая лава потекла по жилам…

«— И у меня от него башню сносит…»

Успела подумать Кира, прежде чем голова у нее закружилась от его страстных поцелуев, жарких объятий и откровенных признаний (как она думала, а на самом деле от сильнейшего «отворота-приворота», на борьбу с которым ушли все ее силы), и она, теряя сознание, зашептала:

— Не отпускай меня, Пашечка! Не отпускай…

…Она падала в колодец.

Нет, не так!

Ее тянули в колодец из этой новой, счастливой жизни, которая у нее только-только началась. Начиналась там, наверху, под ясным, голубым небом и золотым, сияющим солнышком. Тянули вниз безжалостно и с неимоверной быстротой! Опутанная липкой, паучьей паутиной она летела вниз и с вселенской тоской смотрела на быстро уменьшающийся голубой кружочек.

Неожиданно падение замедлилось, и Кира повисла в воздухе напротив усмехающегося лица бывшего мужа.

— Любви и счастья она захотела! Не надейся! — зло выкрикнул Анатолий ей в лицо и обрезал ножом часть липкой паутины, ранее тащившей ее вниз, а сейчас удерживающей ее напротив себя.

Кира вцепилась руками в концы обрезанной паутины в руках Анатолия, но кто-то более сильный, коварный и безжалостный продолжал упорно тянуть ее в бездну…

Кира пришла в себя от того, что Павел брызгал ей в лицо водой. Она бестолково похлопала глазами, слегка потрясла головой, осторожно пересела с его колен на сиденье и с жадностью начала пить предложенную воду.

— Прости, — взволнованным голосом произнес Павел, взял ее руку и поцеловал ладошку, — я со своей ду-урацкой ре-евностью и при-изнаниями, а тебе надо было отдо-охнуть после всего это-ого…

— Нет, — попыталась Кира объяснить свой обморок, — я просто немного перенервничала и ничего не ела… кроме мороженого, вот мозги и отказались работать. А в чем ты мне признавался? Я хочу услышать.

— По-отом, — немного смутился Павел. — Гла-авное, ты со мной! Ведь так?

— Так, мы вместе, — подтвердила Кира и вымученно улыбнулась. — Паша, давай сразу договоримся, что, если что-то изменится в наших отношениях, другой тут же узнает об этом. Не будем обманывать друг друга.

— Согла-асен.

Допив воду, Кира осторожно поднялась с сиденья, встала в проход между сиденьями напротив Шубина и, держась одной рукой за спинку сиденья стала поднимать край туники.

— Сейчас я тебе что-то покажу, — шептала она, пытаясь одной рукой приподнять край туники и достать спрятанный сверток.

Но ни с первого, ни со второго, и даже с третьего раза, у нее ничего не получилось (видно защищающий ее «ледяной запас», внутри нее, совсем подиссяк и на нее снова навалилось «колдовство ведьмачки»): ее «штормило», суставы ломило, пальцы опять стали ватными, руки не слушались — ну, что за напасть.

— Ты собира-аешься пока-азать мне стри-иптиз? — удивленно и смущенно одновременно поинтересовался Павел и нервно улыбнулся, не замечая ее бледности и состояния в полутемном микроавтобусе из-за тонированных стекол.

— Нет, — Кира качнула головой, ее повело в сторону, чтобы не упасть, она схватилась второй рукой за спинку сиденья напротив через проход, и с трудом удерживая равновесие, попросила: — Просто сунь руки под тунику и достань сверток.

Улыбка сползла с лица Павла, глаза его потемнели, на скулах заходили желваки. Он осторожно приподнял края туники, сунул руки под материал и коснулся ее кожи. Голова закружилась у обоих, не в силах совладать со своими чувствами, Павел провел руками по ее голой спине под туникой, «облапил» и прижался лицом к ее груди, жадно вдыхая ее запах.

— Павел, — застонала Кира, закрывая глаза, — я сейчас снова упаду в обморок… но уже от тебя.

Разочарованно вздыхая, Шубин нехотя отстранился и начал осторожно ощупывать ее тело, нащупал сверток, вытащил, положил на сиденье, но отпускать ее не спешил, притянул к себе на колени и начал нежно целовать, ласково поглаживая спину, плечи, обнимать за талию, но страсть вспыхнула в его немощном теле с такой силой, что он почти не владел собой, не в силах сдержать давно скрываемые чувства. Кирина кожа под его жадными руками вспыхивала, губы не успевали отвечать на его страстные поцелуи, и она, постанывая под его трепетными ласками, закрыв глаза, вверилась его жарким рукам и ненасытным губам, стаскивая с себя тунику. Но ему этого было мало, он начал расстегивать джинсы, покрывая ее тело жаркими поцелуями, но когда его губы наткнулись на кружевные трусики, резко остановился, посмотрел ей в глаза, ожидая разрешения продолжения, и, получив его вместе с блаженной улыбкой, ткнулся лицом ей пах, вдыхая запах своей женщины и сотрясаясь от беззвучных рыданий…

Когда «ее мужчина» покрыл поцелуями все ее тело, его руки изучили все ее «тайны», возбудили в ней ласками и действиями ответную страсть и желание отдаться ему, и подарили наслаждение от близости с ним, Кира, улыбаясь, открыла глаза и посмотрела в застывшее лицо тяжело дышащего Шубина — похоже он сам не ожидал от себя такой вспышки страсти, такого всепоглощающего желания овладеть ей и такой «смелости и прыти» в доведении ее до оргазма.

— «Ну, что за чудо эти розы…» — приводя себя в порядок, смущенно произнесла она, и бледные щеки Павла вспыхнули довольным румянцем.

Шубин тут же вспомнил слова дедка-сторожа, которого много раз собирался уволить (но так и не уволил) за то, что по ночам к нему «толпами» шастали молодухи и бабы: «- Настоящий мужик знает, как ублажить бабу, когда его петушок давно уже не встает по утрам… и вечерам».

— Извиня-яться я не буду, — не поднимая глаз, хрипло произнес Павел, совсем не заикаясь, лишь слегка растягивая слова. — У меня от тебя башню сносит… Кажется, я тебя об этом уже предупреждал… Просто не по-одходи слишком близко, если не хочешь…

— Ну, почему не хочу… — прижимаясь к нему и ласково гладя его по затылку, прошептала Кира, целуя в губы. — Очень хочу… Просто я боюсь, Павел, что вы сочтете меня легкомысленной особой — уж очень быстро наши отношения продвигаются к постели.

Взяв себя в руки, Павел слегка отстранил от себя «объект вожделения», все же продолжая обнимать свою женщину.

— Ты соблазняешь меня сексом? — довольно усмехнулся он, готовый уже сегодня же ехать в Германию. — Не старайся, любимая моя Кирочка, я уже давно соблазненный тобой, и как только отец договориться с врачами, еду делать операцию.

— Я горжусь тобой, Паша, — улыбнулась Кира и спохватилась, — Ой, а сверток — ты даже не взглянул на него.

— Думаю, наши отношения важнее…

Кира согласно покивала головой, но сверток подала.

— Это я нашла в сломанной клетке…

И пока Павел разворачивал находку, давала пояснения:

— Если бы она не сломалась, я бы выбросила ее без сожаления — донышко не выдвигалось и убирать в клетке было ужасно не удобно. Еще неделю, ну две — я купила бы новую, а эта благополучно отправилась бы на помойку. Представляешь, на помойку!

Развернув прозрачную пленку, плотную бумагу, Павел внимательно рассматривал сертификаты, а когда увидел пластину с бриллиантами, даже присвистнул.

— Я не спец… но и так видно, что камни на-астоящие — на каждый имеется документ, по-одтвержда-ающий подлинность и описание камня.

— Ну и что со всем этим делать? Надо же кому-то отдать…

— Ра-ассказывай, что случилось? — Павел закрыл сертификаты и пластину бумагой, положил поверх свертка руки и недовольно уставился на «провинившейся объект».

— Пообещай никого не наказывать и не увольнять из-за меня, — Кира сделала покорно-просящее лицо и даже умоляюще похлопала глазками.

— Откуда ты взяла-а, что кого-то уво-олят?

— Ребята говорили. Ну, пожалуйста…

Но ее просьбы не помогли — Павел стал серьезным и попросил ее не вмешиваться в его рабочие дела. Кира поняла, что «шутки и мур-мурки» кончились — характер Шубина был «стальной» и вмешиваться в его дела он ей не позволит, но отступать она не собиралась — на кону стояли судьбы людей: молодых ребят, которых она подвела.

— Я могу написать заявление, что претензий не имею, что сама, нарочно, через запасной выход сбежала от охраны.

— Кира, давай сразу до-оговоримся, что ты не вме-ешиваешься в мою работу, я в твою, — Павел не хотел ссориться и хотел просто обговорить границы «дозволенного».

Но с Кирой этот номер не прошел: он совершал несправедливость (по ее мнению), и она должна была этому помешать! Настроена она была весьма решительно. С серьезным лицом и поджатыми губами она вытянула из-под рук Павла сверток, поправила обертку и засунула его в свою сумку.

— Что ты делаешь? — Павел не поверил, что она вот так просто может уйти (только что в его руках она была пылкой и податливой, тихо стонала под его губами, отдавалась его ласкам, закусывая губы, чтобы не застонать в голос) — он и забыл какая она была принципиальная и непримиримая.

А Кира, подхватив сумку, открыла дверь микроавтобуса и спустилась на ступеньку.

Водитель и ребята из охраны перестали дурачиться и подтянулись ближе к начальству.

— Кира, вернись, — не выдержал Павел, понимая, что они должны решить этот вопрос раз и навсегда — иначе, ничего хорошего из ее вмешательств не будет.

— Пообещай, что никого не уволишь и не накажешь из-за меня.

Павел молчал — он сам решит кого увольнять, а кого нет, и Кира осторожно спустилась на землю. Она погладила собаку, отпустила его, сказав «гуляй», и помахала рукой Евгению Краснову.

— Мы уезжаем, Кира Дмитриевна? — подходя, поинтересовался он.

— Евгений, у меня к вам опять просьба — сядьте за руль моей машины, что-то я устала сегодня…

Они сделали уже несколько шагов к «Ягуару», когда из микроавтобуса донесся голос Павла:

— Хорошо, давай все обсу-удим…

Это была попытка Павла договориться по-хорошему, без ссор и выяснений — он ей просто еще раз спокойно объяснит свою позицию о невмешательстве в его рабочие дела, но неожиданно он осознал, что он не один — она стала частью его жизни, он принял это и теперь должен считаться и с ее присутствием, и с ее мнением. Раньше он все решал сам, даже отец не вмешивался в его дела, а теперь…

Кира подошла к микроавтобусу, но внутрь заходить не стала.

— Нечего здесь обсуждать: либо ты увольняешь людей, либо нет. Только в первую очередь, по справедливости, вы, Пал Палыч, должны уволить сами себя — по-моему, у вас не приветствуются романы с «объектами» охранения. Или я ошибаюсь?

По ее холодному тону Павел понял, что это не просто ссора, в общем-то, из-за посторонних людей, а дело принципа — она была ужасно принципиальная… да и, скорее всего, осталась такой.

— Хорошо, я обещаю никого не уво-ольнять. Вернись, пожа-алуйста, — идя на уступки, попросил Павел, желая все-таки поговорить об этом.

— Нет, я поеду на своей машине — посплю немного, а вы, Пал Палыч, подумайте на досуге — нужны ли вам отношения со мной. Мне отношения с человеком, за которого мне будет стыдно перед людьми, не нужны.

— Ладно, по-оезжай на своей, — понуро согласился Павел и переключился на охрану. — Шубин. Краснов, слышишь?

— Да, Пал Палыч. Я за рулем и с Киры Дмитриевны глаз не спускать. Так?

— Так. Едем на Та-аганку к Ивану Степа-ановичу.

Павел отключился и снова обратился к Кире:

— Ты там поешь чего-нибудь, а то разговор будет долгий… Может, тебе заказать что-нибудь из ре-есторана?

— Для всех что-нибудь закажи, а мне «мороженку» и «пироженку». Все, Павел, я пошла.

— Может, все-таки со мной?

— Нет, я на своей…

Кира повернулась и пошла с Красновым к своей машине.