Птичка в клетке или Клетка с птичкой

43 Пятница

Солнце долго бежало рядом, заглядывало в окно белого перламутрового автомобиля, пытаясь обратить на себя внимание задумавшейся за рулем женщины, но Кира ничего не замечала кроме дороги: сейчас она точно ехала на дачу — там ждал ее букет от Валентина и двенадцатичасовой сон.

Леопольд, словно чувствовал скорый отдых под развесистым деревом, споро вез хозяйку в направлении Солнечногорска.

Рано выехать у нее, конечно же, не получилось: надо было два часа «поработать» с Дебби, потом с другой лошадкой, потом принять душ, накормить питомцев, расчесать, наконец то, Лариона (только на это ушло больше получаса), помыть Леопольда, обсудить с Галиной смету ремонта, поболтать со сторожем Михалычем, тщетно пытавшемся сосчитать число подаренных ей Павлом роз, пока она не посоветовала ему сосчитать стебли — на каждом стебле было по два-три, а то и по четыре маленьких бутона нежно-розовых цветов — и заодно их подрезать, в общем, дел оказалось много, а сколько еще было впереди, но Кира твердо решила поехать на дачу и забрать у сторожа ее деньрожденческий букет — у них, в садоводческом товариществе, так было принято: если кого-то не было на участке, то «доставку» оставляли у сторожа (тот с удовольствием принимал «доставку», получая за это отдельное вознаграждение).

Цветы Кира любила, но не какие-то определенные, а все: и розы — за их красоту и аромат, и пионы — за их торжественную нежность, и георгины — за их яркость и разнообразие, и сирень, и черемуху, и жасмин, и гиацинт, и алиссум — за потрясающий, неповторимый запах и трогательную непосредственность, и ромашки, и колокольчики и даже репейник, у которого среди листьев и колючек распускаются розовые «бутончики-волосатики»…

Вместо музыки Кира в сотый раз слушала поздравления своего «Ланселота» и печально улыбалась…

Что же будет, когда он вернется?

Нет, она не хотела расставаться ни с одним, ни с другим, они оба ей были дороги, хотя понимала, что рассказать Валентину о поцелуях с Павлом все-таки придется.

Сколько дней уже прошло с его отъезда? Один, два? Она завертелась в круговерти дел и событий и не было времени подумать, поскучать, повспоминать… И только в машине она могла забыть про дела и проблемы и слушать красивые, ласковые слова, которые ей давно никто не говорил…

Конечно, как взрослая женщина, Кира понимала, что с каждым днем их страстный, беспечный роман приближается к определенной черте, за которой им с Валентином придется что-то менять в своих отношениях, что-то объяснять своим родным, что-то решать и с чем-то мириться, от чего-то придется отказываться, но она не хотела об этом ни думать, ни говорить, надеясь продлить ту счастливую легкость, в которой она прибывала все эти дни.

Павел спросил о женитьбе с Валентином, но о замужестве речь даже и не шла — она никогда не согласиться взвалить на плечи молодого мужчины столь огромную, неподъемную ношу: себя с непростым характером и фанатичным увлечением конным спортом, требующим частых отлучек и позднего возвращения, со своими проблемами, которые почему-то сыплются на нее, как из рога изобилия, заботами обо всех вместе и о каждом в отдельности, дочерей с такими же не простыми характерами и подростковыми комплексами и претензиями, родителей с их дачей, болезнями и брюзжанием, свой разномастный лающе-пищаще-мяукающе-ржуще-говорящий «зверинец» с конюшней в придачу.

Один раз она попыталась выйти замуж (это без учета дочерей, родителей, «зверинца» и конюшни), но «претендент Шубин» вовремя испугался и «смылся».

Второй раз она такую ошибку не совершит…

Никогда не говори — никогда…

Мысли ее плавно перетекли на Павла, на вчерашние ночные события, на его поездку в Германию, на предстоящую операцию на позвоночнике, и она попыталась представить их отношения после его возвращения. Если операция пройдет успешно (они все на это очень надеялись), и Павел станет ходить — у него пропадет необходимость в ее поддержке, возможно даже, он не захочет поддерживать с ней отношения, и что она будет тогда делать… если снова полюбит Шубина, а он ее снова бросит…

Но думать об этом она не стала: «будем решать проблемы по мере их поступления», а стала думать о том, как изменится ее жизнь после возвращения дочерей из отпуска, когда и в каких выражениях она станет рассказывать им о разводе с Анатолием и своих отношениях с Валентином, если они еще сохраняться или об отношениях с Павлом, если они будут развиваться, о его отцовстве и родстве с Дмитрием Викторовичем, девочки обязательно, как все дети, будут переживать их разрыв с Анатолием и, возможно возложив всю вину на нее, будут воспринимать ее новые отношения «в штыки».

Но, вспомнив о муже, Кира вспомнила и его переподаренный другой женщине подарок.

— Экономный ты наш! — обиженно прошептала Кира и тут же сама себя успокоила: — Нашла из-за чего расстраиваться! Хотя понятно, что дело тут не в самих босоножках, а в принципе. Все! Надо забыть о прошлом, и жить дальше!

Какое-то время она ехала молча, задумавшись, а потом осознала, чего же ей все это время не хватало — ее внутренний голос давно не возникал в ее голове.

«— Эй, дорогой и любимый, ты там, где?»

«— Чего тебе надобно, старче? — через какое-то время откликнулся внутренний голос».

«— Почему ты со мной не разговариваешь?»

«— С влюбленными и сумасшедшими я не разговариваю: у одних насекомые в животе (то бишь бабочки), у других — тараканы в голове».

«— Я влюбленная или сумасшедшая?»

«— Немного того и немного другого… — Гном не стал вдаваться в подробности и ушел в свой темный уголок досматривать свой красочный, «отпускной» сон о море, о солнце, о золотом песочке…»