Птичка в клетке или Клетка с птичкой

82

Из хозяйского кабинета на втором этаже все плавно переместились на первый этаж в кабинет начальника службы безопасности компании Юшкина и расселись у длинного стола — начался «разбор полетов».

Внимательно слушая сбивчивый женский рассказ, начальник службы безопасности буравил Киру колючими, недоверчивыми глазами, давая понять, не только ей, но и всем присутствующим, что подвергает сомнению каждое ее слово.

Его нос все время принюхивался к исходившему от женщины запаху и презрительно морщился. Морщился помимо хозяйской воли — ибо показывать свои чувства и выражать эмоции Иван Степанович Коробов не привык, считая это уделом слабаков, к числу которых себя не причислял.

Долго выносить такого явного мужского пренебрежения Кира не смогла. Она прервала рассказ на полуслове и из белой, пушистой кошечки тут же превратилась в ощетинившуюся пантеру.

— Да, от меня пахнет конюшней! И что?! — вызывающе заявила она, с трудом сдерживая раздражение. — Надо было мне сначала поехать домой, «принять ванну, выпить чашечку кофе», сменить одежду…

Она выхватила из своей сумки флакон с духами и демонстративно с ног до головы обрызгалась ими.

Пахучее, цветочное облако стало быстро расползаться во все стороны, заполняя пространство небольшого аскетично обставленного кабинета, но даже от запаха любимых духов Кирино раздражение не проходило. Не проходило еще и потому, что теперь Павел сидел рядом с ней и ей казалось, что он при всех возьмет ее за руку и пересадит к себе на колени и начнет целовать — афишировать свои отношения она почему-то не хотела.

Ей захотелось домой, в пустую квартиру, где ее никто не ждал, домой, где можно было укрыться от реальности, хотя бы на короткое время, и уже потом, отдохнув, спокойно разобраться в своих мыслях и чувствах, разложить все по полочкам и по коробочкам, предварительно сделав на крышках сопроводительные надписи.

Кира глубоко вздохнула, справляясь со своим раздражением, убрала в сумку красный, изогнутый флакон «Кензо»— от греха подальше, и не стала больше ничего рассказывать.

— Все, я устала и хочу домой…

Не глядя на Киру, Павел взял ее руку, нащупал пульс и целую минуту внимательно считал удары, как будто, более важного дела у него сейчас не было — удовлетворенно покачал головой, и, положив ее руку на подлокотник кресла, он, как ни в чем не бывало, включился в разговор мужчин.

— Мужик из джипа упо-оминал «на-ачальников и ве-ертухаев» — может, кто из на-ачальства ко-олонии узнал про «по-охоронку»? До-опросим му-ужика из джипа и узнаем…

А Кира замерла в кресле, потрясенная такой явной, но не навязчивой заботой Шубина, и уже пожалела, что не поехала с ним вместе и не помирилась в дороге. Ей ужасно захотелось, чтобы он сейчас взял ее руку, поцеловал ладонь, пересадил к себе на колени и начал целовать, а потом, чтобы его руки скользнули вниз…

— А вот это вряд ли, — Иван Степанович редко признавал свое бессилие в той или иной ситуации — здесь же все было в руках куда более властных и непредсказуемых сил. — Кира Дмитриевна, вы не знаете, что там на вашей конюшни могло с ним случиться?

— Почему Кира? — в один голос спросили отец и сын.

Очнувшись от своих «эротических фантазий», Кира виновато опустила глаза в пол — она видела, в каком состоянии был похититель и не надеялась на его скорое выздоровление, почему-то чувствуя себя виновной в произошедшем несчастье с мужчиной.

— Не знаю.

— Потому, что он все еще без сознания, — пояснил начальник службы охраны, вытер платком вспотевший лоб и, подойдя к кондиционеру, передвинул рычажок на одно деление — холодный воздух заструился в комнату, разбавляя стойкий аромат французских духов. — И, похоже, еще долго пробудет в таком подвешенном состоянии. Мне позвонили ребята, отвозившие его в больницу — врачи определили: у мужика инсулиновая кома. По моему приказу они забрали его из больницы и перевезли в наш госпиталь в Подмосковье, где вы находились, Пал Палыч. Сейчас позвоню главному врачу и узнаю, как у этого мужика обстоят дела — есть ли у нас шанс допросить его в скором времени…

Иван Степанович набрал номер и долго слушал объяснения главврача госпиталя, качая головой и искоса поглядывая на разговаривающих людей. Потом он позвонил по другому номеру, и услышанное его очень обрадовало.

Павлу стоило большого труда во время этой вынужденной паузы сдержаться и не взять Киру за руку, не поцеловать ладонь… и не думать о том, чтобы пересадить ее к себе на колени и не начать целовать, а потом, позволить своим рукам "хозяйничать" на ее теле, ощущая ее страстный трепет, скользнуть руками вниз, преодолевая кружевную преграду, и завладеть ее желаниями и наслаждениями, сделав ее "своей женщиной"…

— Мне не хочется связываться с этими бриллиантами, — сказала Кира, поочередно глядя на Дмитрия Викторовича и Павла. — Их хозяева не оставят меня в покое.

— А если хозяина нет? — Дмитрий Викторович не вполне понимал отказ от найденных бриллиантов.

— Глупо отка-азываться от ми-иллионов, — поддержал отца Павел — в этом вопросе он был с ним абсолютно согласен.

— Правильно, Паша — глупо отказываться от таких денег. Подумай, Кира, я сам всем займусь — твое имя нигде не будет фигурировать.

— Давайте сначала во всем разберемся, а уж потом будем решать их судьбу.

И чтобы прекратить споры и уговоры, Кира положила свои руки сверху рук сидящих рядом мужчин.

Дмитрий Викторович качнул головой, похлопал другой рукой по руке Киры, руки убрал и недовольно замолчал — он все равно сделает по-своему: не допустит, чтобы его единственную внучку лишала заслуженных, материальных благ недальновидная и очень щепетильная мать.

А Павел, не глядя на Киру, перевернул свою руку ладонью вверх, слегка сжал ее руку в своей и, почувствовав ответное пожатие, довольно улыбнулся — они помирились и все у них хорошо.

«— Главное, ее не злить, — иронично подумал Павел, — и я буду проводить все ночи с самой великолепной женщиной на свете…»

А Кира начала осознавать, что Павел, благодаря ее проблемам, вступил в новый этап своей жизни и как трудно ему приходится в непривычном, жестоком обществе здоровых людей. Она понимала это и гордилась его смелостью, начиная узнавать в нем черты молодого, решительного, когда-то очень любимого, Павлуши Шубина…

— Значится так, — положив трубку, Иван Степанович сел в кресло и тоже, не спрашивая разрешения у дамы, закурил — видно все мужчины в стрессовых ситуациях перестают быть джентльменами. Ах, как жаль! — Чатурян Георгий Рафаэлович недавно скончался в тюрьме от прогрессирующего туберкулеза. Хозяин «похоронки» умер и уже не расскажет о происхождении своих припрятанных «на черный день» бриллиантов. Я тоже склонен считать, что камни теперь принадлежат Кире Дмитриевне. Но одно плохо: о «похоронке» Чатуряна знает еще кто-то из криминального мира — так просто от бриллиантов они не откажутся… Пока у меня две версии: первая — подельники Чатуряна, которым принадлежит часть бриллиантов, начали охоту за своим; вторая — сам Чатурян в тюрьме или на воле мог кому-то рассказать о своей «похоронке» и тот, узнав о его смерти, в обход вдовы, пытается завладеть припрятанными камушками. Я попробую узнать фамилии партнеров по бизнесу и фамилии сокамерников Чатуряна — может, что-то всплывет наружу, но на это уйдет какое-то время. Сейчас меня больше волнует мужик в коме — пусть Кира Дмитриевна подумает и ответит, не знает ли она случайно, откуда у него в желудке оказалось столько инсулина?

— Причем здесь я? — вскинулась Кира и, взглянула на Павла, ища поддержки. — Как что случится — сразу обвиняют меня! Почему я всегда оказываюсь крайней?

— Никто вас ни в чем не обвиняет, — попытался успокоить ее начальник службы охраны, — просто из нас четверых только вы общались с пострадавшим…

— Пострадавшим? — возмутилась Кира и не на шутку рассердилась. — Это он пострадавший? А кто же тогда я? Он наставил на меня нож, отвез в заброшенный дом, привязал к кровати, угрожал, запер в кладовке, украл у меня подарок Дмитрия Викторовича, и он же еще и пострадавший? А кто тогда я? Может, злоумышленник?

— Кира, успо-окойся, — Павел крепко сжал ее руку, подбадривая и успокаивая. — О-объяснись, Иван Сте-епанович.

— А что тут объяснять?! — пожал плечами мужчина. — Может, Кира Дмитриевна что-то видела или слышала, но не придала этому значения. Инна Андреевна сказала, что мужика просто накачали инсулином. Инсулином и шоколадом…

— Шоколадом?! — широко открытыми глазами Кира уставилась на начальника охранной службы. — Вы хотите сказать, что инсулин попал к нему в желудок вместе с шоколадом?

— «Похоже, он ел шоколад и запивал его инсулином», — процитировал комментарии главврача подмосковного госпиталя Иван Степанович и прикрыл глаза, припоминая слова профессорши: — «При диабетической коме — то есть при нехватке инсулина в крови — уровень сахара повышается, блокируя поступление в клетки глюкозы. Организм начинает вырабатывать глюкозу из жиров, что приводит к его отравлению ядовитыми продуктами распада — запах ацетона говорит о концентрации в организме кетоновых тел. Страдает центральная нервная и сердечно-сосудистая системы, органы дыхания. При инсулиновой коме уровень сахара резко падает, что приводит к неадекватному состоянию (больной не понимает, где находится, с кем разговаривает, не узнает родных) и последующей потери сознания — в этом случае в первую очередь страдает головной мозг, реагируя на нехватку глюкозы. Если уровень глюкозы очень низкий, то процесс необратим…» По-моему, я все правильно повторил. В нашем случае доза инсулина была просто лошадиная, и врачи не могут поручиться за благоприятный исход лечения — не смотря на все их действия, в сознание мужчина пока не приходит.

Все внимательно слушали Ивана Степановича — все кроме Киры: как всегда, ее больше волновали собственные проблемы.

Она сидела в кресле с отсутствующим видом, погруженная в свои мысли — размышления по поводу шоколада занимали ее куда больше, чем лекции о сахарном диабете и его комах. Воспоминания о последней шоколадной конфете из огромной коробки «Вишня с ликером» всплыло из глубин ее памяти.

— Ну, да, конечно! — не к месту воскликнула она, вскакивая с кресла и обводя мужчин торжествующим взглядом. — Я вспомнила, откуда мог взяться у него в желудке шоколад — он ел конфеты, пока ждал, когда Михалыч придет из деревни и принесет клетку с попугаем! Конфеты, подаренные мне на день рождения и оставленные мной в тренерской, — дед Михалыч принес из машины два пакета, в одном были фрукты-овощи, а в другом — коробка шоколадных конфет.

— Кто их тебе по-одарил? — вскинулся Павел, боясь представить себе, что было бы с Кирой, если бы она «угостилась» подаренными конфетами.

— Не знаю, но уж точно не мужчина в ковбойской шляпе — что он дурак добровольно травить себя инсулином, — пожимая руку Павла, вслух рассуждала Кира. — Он просто ел конфеты и пил чай. Хорошо бы узнать, как попал инсулин в эти конфеты? В мои конфеты! Но я их не ела… О Боже! Галина! Анатолий!

Кира схватила сумку, но вспомнила, что телефона нет и растеряно посмотрела на Павла.

— Надо Галке срочно позвонить…

Павел достал телефон и стал искать нужный номер.

— Что случилось, Кира! Объясни по-человечески! — из всего услышанного Дмитрий Викторович понял, что Кира опять оказалась в центре какого-то «криминального действа». — Что за конфеты? Кто их тебе подарил?

— В день рождения кто-то прислал мне два одинаковых букета — дюжину бордово-черных роз и две одинаковые коробки шоколадных конфет на два разных адреса. Сначала я думала, что это Анатолий так зло шутит надо мной, но когда он забрал конфеты из квартиры, засомневалась… Тот мужчина в ковбойской шляпе, съел почти всю коробку шоколадных конфет. Все, кроме трех штук, которые съела…

Павел протянул Кире телефон.

— Срочно ешь сахар и вызывай «Скорую помощь», — закричала Кира, как только услышала знакомый голос, — возможно, ты отравилась инсулином!