Разрушенные клятвы

Глава 12

Селеста

Я вскидываю голову в изумлении, когда в мой офис вваливается мужчина в самом безвкусном желтом костюме, который я когда-либо видела. В одной руке он держит комнатное растение в горшке, в другой — то ли коробку из-под обуви, то ли нечто столь же нелепое.

— Мисс Харрисон, — говорит он с улыбкой. — У меня для вас доставка.

Я окидываю его взглядом, хмурясь. Костюм ярко-желтый, да еще и усыпан крошечными розовыми звездочками. Первой мыслью у меня проносится: Зачем? Кто это вообще придумал, и, что важнее, кто в здравом уме согласился бы это носить? Я неловко прочищаю горло.

— Простите, но вы кто?

Он весело ухмыляется, аккуратно ставит горшок и коробку на край моего стола и лезет во внутренний карман пиджака. Когда я замечаю, что подкладка у него ярко-розовая, мои глаза расширяются. Это… слишком.

— Мое имя Майк Митчеллс, — объявляет он, протягивая мне визитку.

Я напрягаюсь, узнав имя.

— Я секретарь Зейна Виндзора.

Я приподнимаю бровь и скрещиваю руки на груди.

— И как, скажите на милость, вы пробрались в здание? Насколько мне известно, любому, кто хоть как-то связан с Windsor Hotels, вход сюда заказан.

— Я чертовски хорош в своей работе, мисс Харрисон. Босс поручил мне доставить вам это, и я выполнил его приказ.

— Это не ответ, Майк.

Он улыбается мне так мило, что на мгновение можно было бы принять его за невинного, но в его глазах горит хитрый огонек. Насколько мне известно, он работает на Зейна уже долгие годы. Вряд ли он бы так долго продержался, если бы не был чертовски умен.

— Мне также велено вручить вам это лично, — добавляет он, доставая запечатанный конверт.

Я чувствую, как мое сердце пропускает удар, когда узнаю почерк на передней стороне. Celestial (прим.: от английского «Неземная» — прозвище главной героини) — именно так он меня назвал.

Дорогая Неземная,

Я надеюсь, что тебе понравится ландыш, который я для тебя посадил. Он из той самой обсерватории, куда я отвез тебя на прошлой неделе. Он всегда был предназначен для тебя.

Как и мы с тобой, ландыши несут в себе богатую историю.

В викторианскую эпоху они символизировали возвращение к счастью, но в древние времена их связывали с богиней Остарой. Подходящее растение для моей богини, не находишь?

В наши дни этот прекрасный цветок также стал символом извинений и нового начала — если извинения искренни. Именно этим он и является: напоминанием о том, что я сожалею, и что больше всего на свете хочу начать с тобой все сначала.

P.S. Они такие душистые… Надеюсь, каждый раз, когда почувствуешь их аромат, ты будешь думать обо мне. Потому что я не перестаю думать о том, каково это было — снова целовать тебя.

— ЗВ

Я не могу сдержать улыбку, и Майк это замечает. Его выражение остается безмятежным, но в глазах читается скрытая наблюдательность. Я поспешно прочищаю горло и киваю ему.

— Передайте вашему боссу мою благодарность, — говорю я, и мой голос звучит куда менее уверенно, чем мне бы хотелось.

Он снова улыбается, но, дойдя до двери, на секунду останавливается и бросает на меня многозначительный взгляд:

— Еще увидимся, мисс Харрисон.

Я прищуриваюсь ему вслед, едва сдерживая раздражение. Дерзкий. Похоже, нахальство Зейна заразно.

Я с тихим вздохом счастья протягиваю руку к коробке, но, открыв ее, теряю дар речи. Передо мной — самая красивая пара туфель, которую я когда-либо видела. Черный атлас, усыпанный миниатюрными белыми камнями, образующими созвездия, и слово Неземная на внутренних стельках. Я приглядываюсь и замираю. Некоторые из этих камней — вовсе не кристаллы. Это бриллианты.

Я осторожно беру туфли в руки, изучая их, но не нахожу ни логотипа, ни марки. Единственный знак — небольшой контур ворона на подошве. Он заказал их специально для меня.

Я ловлю себя на том, что раз за разом прокручиваю в голове его письмо и подарок. Что он задумал?

Он выглядел серьезным, когда извинялся. И я не могу отрицать — он был совсем не похож на того жестокого мальчишку, каким я его помню. Но часть меня все еще боится довериться ему.Все наше прошлое кричит мне, что это, возможно, лишь тщательно продуманная игра. Причем не обязательно против меня лично — возможно, его настоящий интерес лежит гораздо глубже, в Harrison Developments.

Я поднимаю кончики пальцев к губам, закрывая глаза, вспоминая, как он меня целовал. Разве можно было подделать этот взгляд? Может ли все это быть правдой?

То, что между нами… Я не знаю, что это, но точно не ненависть. Разве тебе не любопытно узнать, что именно? Что мы могли бы значить друг для друга? Ты правда никогда не задумывалась об этом?

Я не хотела признавать это, но под всей этой ненавистью всегда скрывалось нечто большее. Сначала это была жажда признания. Желание, чтобы он, наконец, понял — я ничем не хуже него, а, возможно, и лучше. Со временем это переросло во что-то другое. Во что-то более темное, запретное.

Когда же впервые я представила, что один из наших бесконечных споров он завершает не колкостью, а поцелуем? Мне было шестнадцать, и сама мысль об этом повергла меня в ужас. Но она не оставила меня в покое.

К тому моменту, как он уложил меня на плед в своей обсерватории, я уже хотела его гораздо дольше, чем он мог себе представить. Это не было рациональным. Мое тело и разум словно воевали друг с другом каждый раз, когда я ловила себя на том, что снова думаю о нем. Но я не могла остановиться.

Я бы солгала, сказав, что мне никогда не приходило в голову, каково это — быть с ним. Годами я задавалась вопросом, что бы было, если бы он не ненавидел меня, не провоцировал. Сколько раз я представляла, каково это — заполучить его внимание совсем в другом ключе? Не как соперница. Как женщина, которую он хочет.

Мои пальцы дрожат, когда я тянусь к телефону, не зная, что делать. Будет невежливо не поблагодарить его, верно? Я закусываю губу, колеблясь. Если все это обман, я не уверена, что смогу оправиться.

Телефон гудит всего раз, прежде чем он снимает трубку.

— Неземная, — его голос глубокий, довольный, как будто он ждал моего звонка.

Я на секунду замираю, крепче сжимая трубку.

— Спасибо, — выдыхаю я. — За ландыши. И туфли. Это… Зейн, это слишком.

Он смеется, и этот звук отзывается во мне сотнями неугомонных бабочек.

— Это ничто, Неземная. Я же обещал купить тебе новую пару, не так ли? Я выполню каждое слово, каждую клятву, пока ты не поймешь, что можешь мне доверять.

Я откидываюсь на спинку кресла, охваченная противоречиями.

— Где ты их взял? — спрашиваю я, решив сменить тему. — Они потрясающие.

На другом конце слышится шорох — похоже, он отодвигает бумаги, чтобы сосредоточиться на разговоре.

— Одна моя подруга их для тебя спроектировала. Она только начинает, но я знал, что она сможет передать то, что я задумал. Рад, что они тебе понравились. Они стоят целое состояние из-за материалов, но когда-нибудь, когда она добьется успеха, они станут коллекционной редкостью.

Он звучит так гордо, говоря о ней, что во мне вдруг вспыхивает обжигающая ревность.

— Значит, ты увидел возможность поддержать ее, но сделал это ненавязчиво, — произношу я, и мой голос выходит острее, чем я планировала. — Как благородно.

Зейн на мгновение замолкает, а затем смеется — легко, звонко.

— Ты ревнуешь, — говорит он, и в его голосе звучит искреннее изумление. — К женщине, которая мне как сестра.

Я разеваю рот в негодовании.

— Я определенно не ревную! — резко отрезаю я, внезапно раздраженная. Мне не стоило звонить ему. Мне вообще стоило бросить трубку, но вместо этого я только крепче сжимаю телефон.

— Позволь мне пригласить тебя на свидание в следующее воскресенье.

Я замираю.

— То самое новое начало, о котором я говорил? — продолжает он. — Я ждал его дольше, чем ты можешь себе представить. Не заставляй меня ждать еще. Пожалуйста.

Мое сердце пропускает удар.

— Я не могу в воскресенье, — шепчу я с неподдельным сожалением. — Правда. Я пообещала маме провести с ней день. Но через неделю… я свободна.

Что я делаю? Мне стоило взять его извинения и поставить на этом точку. Но я снова позволяю Зейну втянуть меня в нечто, что иначе как беда не назовешь.

— Это свидание, — говорит он, и я изо всех сил стараюсь сдержать улыбку.

Похоже, я окончательно сошла с ума.