Разрушенные клятвы

Глава 56

Зейн

— Нет, — холодно произносит Селеста, скрестив руки на груди и откинувшись в кресле, испепеляя меня взглядом. — Я хочу оставить этот отель в нашем портфеле. Это слияние — ты не можешь принимать решения в одиночку. Мы решим вместе.

Я зеркально повторяю ее позу и отвечаю таким же жестким взглядом. Ничего не изменилось с той ночи, что мы провели на диване несколько недель назад. Я по-прежнему прихожу домой поздно, а она больше не поднимает этот вопрос, словно той ночи никогда не было.

Но теперь я читаю ее куда легче. Мне потребовалось время, чтобы понять, но теперь я знаю: чем дольше я держусь на расстоянии и остаюсь исключительно профессиональным, тем больше ее это бесит, и тем охотнее она затевает со мной споры. Сразу после того, как мы переспали, мы работали вместе так же слаженно, как когда-то, когда я еще верил, что мы построим чертову империю. Но чем больше времени проходит без личных разговоров, без близости дома, тем чаще она ищет повод меня задеть, вывести на эмоции. Раньше меня это раздражало. Теперь только забавляет. Она хочет моего внимания, даже если сама этого не осознает — и уж точно никогда не признает.

— Я могу выбирать, ведь именно мне придется финансировать твой гребаный убыточный отель, — бросаю я ей, скрестив руки на груди.

Она резко встает, упираясь ладонями в стол и нависая надо мной. В ее глазах сверкает злость, а длинные кудри обрамляют лицо. Она в черном платье, и весь день я думаю о том, что под ним.

— Насколько мне известно, я твоя жена, — угрожающе шепчет она. Мне нравится, когда она напоминает мне об этом. Делает она это все чаще. — А значит, все, что твое, — мое. И я это профинансирую.

Я подавляю улыбку.

— Не без моей подписи.

Она медленно обходит стол, выставляя напоказ свои длинные ноги, а у меня мелькает мысль, как шикарно они бы смотрелись раздвинутыми прямо здесь, на этом столе. В ее глазах что-то меняется, когда она замечает мой оценивающий взгляд, но я тут же прячу желание за маской безразличия. Держаться от нее подальше с каждым днем сложнее, но сегодня я не сдамся.

— Я обойду тебя, — говорит она, ставя колено между моих ног, чуть наклонившись вперед. Черт, как же хочется развернуть ее, прижать к столу и взять прямо в этом чертовом платье. Но я сдерживаюсь.

— Попробуй. Последствия тебе не понравятся. Я не трогал активы, которые ты назвала сентиментальными, но этот ты хочешь оставить просто из упрямства. Такого я не допущу.

Ее ладони опускаются мне на плечи. Я откидываюсь назад, наблюдая за ней, нарочно не прикасаясь в ответ. Это ее бесит, и мне это нравится. Она швыряется словами, пытается вывести меня из себя, но все, чего добивается, — это злое желание прижать ее к себе и заставить умолять. Чем дольше я ее дразню, тем сильнее она злится. Она вся горит.

— То есть если я скажу, что он для меня сентиментален, ты его оставишь? — мурлычет она, медленно двигая колено вперед, едва касаясь моего напряженного члена.

Блять…

Я сжимаю пальцы в кулаки, запуская руку в волосы, но не могу скрыть, как она на меня действует. Ее губы растягиваются в довольной ухмылке, и на секунду мне кажется, что, возможно, у нас все же есть шанс. Она по-прежнему меня хочет. Это очевидно. Но можем ли мы пережить прошлое? Сможем ли когда-нибудь снова доверять друг другу? Она чуть не разрушила все, что я строил годами, и я едва пережил это в первый раз.

— Нет, — тихо произношу я, обхватывая ее за талию и мягко отодвигая.

В ее глазах вспыхивает удивление, смешанное с легкой обидой.

— Почему? Если мы его восстановим, он легко станет прибыльным.

Я качаю головой и откатываю кресло назад, увеличивая расстояние между нами. Ее лицо мрачнеет, руки снова скрещиваются на груди, но теперь в этом жесте есть что-то хрупкое.

— Даже так, есть более перспективные вложения. Этот отель больше не вписывается в наш бренд. Мы вложим деньги туда, где отдача будет выше. И ты это знаешь, Селеста.

Ее взгляд скользит по моему лицу, изучая меня с вниманием, заставляющим задержать дыхание.

— Ты прав, — говорит она, и это застает меня врасплох.

Она зарывает пальцы в волосы, глубоко вдыхает, ее глаза на мгновение закрываются. А потом, когда она снова открывает их, ее лицо становится таким же отстраненным и профессиональным, как и всегда. Как и с остальными. Боль пронзает меня неожиданно. Вот оно… Так ли чувствует себя она, когда я веду себя так же?

— Прости, Зейн, — произносит она, опуская руки. — Не знаю, о чем я думала.

Я не могу понять, за что именно она извиняется — за неудачную инвестицию или за то, как только что прикоснулась ко мне. Может, за оба. Она разворачивается и делает шаг назад, но я перехватываю ее запястье, не позволяя уйти. Селеста замирает, медленно поворачивает голову и с приподнятой бровью смотрит на меня.

— Забирай, — говорю я, слова вырываются прежде, чем я успеваю их осознать. — Отель. Если он тебе нужен, он твой.

Она моргает, явно не понимая, а потом ее лицо озаряется широкой улыбкой, а в глазах вспыхивает что-то похожее на надежду. Черт. Я снова сдался. В этой борьбе воли я всегда буду проигрывать, потому что ради такой улыбки я готов на все.

— Нет, — шепчет она, ее голос звучит слишком мягко, слишком чертовски сладко. — Все в порядке. Ты прав, Зейн. Это не лучшая инвестиция. Мы избавимся от него.

Я улыбаюсь в ответ, чувствуя, как сердце вдруг начинает биться быстрее. Она — моя зависимость, от которой я однажды едва избавился. Селеста — опасна для меня. Но какого черта, борьба с этим уже давно проиграна. Я отпускаю ее запястье, когда телефон начинает звонить. Морщусь, поднимая трубку.

— Алло?

— Зейн, — раздается голос Клары.

Я поднимаю взгляд на Селесту, ее глаза вспыхивают любопытством.

— Ты должен мне извинение.

Я напрягаюсь, крепче сжимая телефон.

— Что случилось? — спрашиваю, уже предчувствуя беду. — Что я сделал?

— Ты женат на моей дочери уже больше двух месяцев и до сих пор ни разу не появился на субботних кулинарных занятиях, на которые я тебя зову! Если я услышу еще одну жалкую отговорку, лично притащу тебя за шкирку. Я ясно выражаюсь?

Я прочищаю горло, выпрямляюсь, отстраняясь от Селесты.

— Клянусь, я впервые об этом слышу, — говорю я, стараясь ее успокоить. — Никогда бы не отказался от возможности навестить вас. Мне правда жаль.

Клара молчит несколько секунд, потом резко выдыхает:

— Селеста… — ее голос становится ледяным. — Она ведь тебе ничего не сказала, да?

— Боюсь, что нет.

Клара тяжело вздыхает.

— Она сейчас рядом с тобой?

— Да.

Она смеется, и я, черт возьми, не могу не улыбнуться в ответ.

— Ладно, посмотрим, что за оправдание она придумает на этот раз. Моя дочь сейчас узнает, что бывает, когда она мне врет. А ты, Зейн, будешь у меня в субботу утром. И останешься с ночевкой. Ясно?

Я усмехаюсь, глядя в окно, представляя ее недовольное материнское выражение лица.

Я скучал по ней. Когда мы с Селестой встречались, Клара была мне ближе всех, кого можно было назвать семьей. И, как бы я ни старался это отрицать, я надеялся, что у нас еще есть шанс все исправить.

— Ясно, — отвечаю я. — Увидимся в субботу.

Связь обрывается.

Селеста стоит передо мной, скрестив руки на груди. Я внимательно ее изучаю, замечая напряжение в позе, затаенную злость в ее взгляде. Вот почему у нас ничего не выйдет. Потому что когда мы сломались, мы разрушили саму основу, на которой держались.