Разрушенные клятвы

Глава 39

Селеста

Я уставилась на гравировку на мраморной плите Лили, сквозь пелену слез. Легкие сжимаются, когда я пытаюсь сделать вдох, но вместо этого захлебываюсь всхлипом — беспомощность и боль душат меня. Я не могла прийти сюда долгие годы, с тех пор, как ее похоронили, но время ничуть не притупило страдания. Боль все такая же, как в тот день, когда мне сказали, что нашли ее тело.

В те дни после ее смерти я пряталась ото всех, перечитывая ее дневник снова и снова, пока водолазы делали все возможное, чтобы ее найти. Я не хотела выходить из ее домика, не хотела сталкиваться с реальностью. Я знала: как только переступлю порог, окажусь в мире, который уже никогда не будет прежним — мире без Лили, где человек, которого я любила больше всего на свете, окажется не тем, за кого я его принимала.

Мои руки дрожат, когда я опускаюсь на колени перед ее могилой и кладу сверху букет прекрасных лилий-созвездий, купленных специально для нее. Глаза снова наполняются слезами.

— Я скучаю по тебе, — шепчу в пустоту, голос предательски дрожит. — Боже, как же я по тебе скучаю. Ни дня не проходит, чтобы я о тебе не думала, Лили.

По ночам она приходит ко мне в кошмарах. Я снова оказываюсь на том мосту рядом с ней, и что бы я ни делала, что бы ни говорила — не могу ее спасти. Выражение ее лица перед тем, как она произнесла свои последние слова, преследует меня, вытесняя лучшие воспоминания, заменяя их обрывками повторяющегося сна.

Я провожу пальцами по ее имени, холодный мрамор под ладонью вызывает новую волну слез.

— К этому моменту ты должна была работать вместе со мной, и мы бы поднялись на самую вершину. Но вместо этого я потеряла тебя, и сама еле держусь на плаву. Все должно было быть иначе.

Я отдергиваю руку и смотрю на золотистые частицы, прилипшие к ногтям. Обручальное кольцо на пальце сверкает в солнечных лучах. Годы я мечтала носить бриллиант на руке, но теперь один его вид причиняет мне боль.

— Я видела его, — шепчу, боясь даже признаться в этом вслух. — Зейна.

Ветер усиливается, пробирая меня до костей. Я обхватываю себя руками и делаю прерывистый вдох, заставляя себя перестать плакать.

— Я думала, что почувствую лишь ту же ослепляющую боль и ненависть, что и пять лет назад, но увидеть его снова… это было совсем не так.

Обрадовалась бы Лили, увидев, что он выглядит хорошо? Что его сила и напор никуда не делись? Или возненавидела бы его еще больше за то, что он, кажется, ничуть не мучается? В его глазах не было раскаяния, когда он смотрел на меня. Я видела в них лишь ту же ослепляющую ненависть, что горит во мне.

Я замолкаю, все так же разрываясь между чувствами, как и пять лет назад.

— Ты знала, Лил? Первые цветы, которые Зейн когда-либо мне подарил, были лилии. Иронично, правда? Может, это был подсознательный знак, который я упустила. Способ сказать мне, что даже тогда он думал о тебе.

Одна только мысль об этом разбивает мне сердце. Я закрываю глаза на мгновение, чувствуя себя такой же глупой, как и тогда, много лет назад.

— Он все тот же бессердечный ублюдок, каким всегда был, — бормочу я, но слова кажутся мне чужими, неправильными, словно в них нет истины. — Он угрожал мне. Зейн не понимает, что Арчер теперь достаточно силен, чтобы защитить себя и наших родителей. Потребовалось пять лет, но я наконец-то в положении, где могу не только исправить тот ущерб, что он нанес, но и нанести ответный удар.

Я сжимаю кулаки, голос крепнет.

— Я не оставлю твое последнее желание невыполненным, Лили.

Я никогда не понимала, почему она писала письма своей матери, но теперь понимаю. Есть так много всего, что я хочу ей сказать, но не знаю, как.

— Жаль, что тебя нет рядом, чтобы сказать мне, делаю ли я правильный выбор, — шепчу я. — Иногда мне кажется, что ты наконец-то обрела покой, и я боюсь, понимаешь? Мысль о том, что ты оставила все неразрешенным и не смогла двигаться дальше… это убивает меня, Лили. Я не знаю, что делать. Я не знаю, как все исправить, но я стараюсь.

Что бы она сказала, если бы увидела меня сейчас? В процессе поиска справедливости для нее я, кажется, потеряла свою душу. Оцепенение стало для меня нормальной эмоциональной реакцией — я не могу чувствовать ничего, Зейн единственное исключение. В моей жизни нет ни возбуждения, ни радости, и каждый момент счастья мгновенно сменяется чувством вины. Каждый раз, когда случается что-то, что я хотела бы ей рассказать, мое сердце разрывается снова.

Я зарываю руку в волосы и сразу вспоминаю, как Зейн дергал их на благотворительном ужине в прошлом месяце, взгляд его сверкающий ненавистью. Я никогда не видела его таким, и это ранило меня сильнее, чем я могла подумать.

Мои глаза закрываются, и в голове снова проносится тот момент, волны боли накатывают на меня. Умение снова что-то чувствовать было волнующим, и в тот момент я позволила себе потеряться в этих чувствах.

Странно, как именно мелочи бьют сильнее всего. Это привычный запах его индивидуально подобранного парфюма, и тот факт, что он до сих пор обожает эту старую мятную конфету. Быть так близко к нему заставляло мое сердце биться быстрее, как когда-то, заставляло меня хотеть поглотить его, даже несмотря на то, что каждая разорванная часть меня жаждала причинить ему ту же боль, что он причинил мне.

Я приподнимаю пальцы к губам, вспоминая, как он целовал меня, каждое прикосновение было наполнено нежеланным, но неодолимым желанием. Это было неизбежно, и гораздо лучше, чем в моих воспоминаниях.

— Прости меня, — шепчу я, желудок переворачивается. Я не должна была хотеть его так, как хотела, не должна была поддаваться желаниям, которые больше не должны были существовать. Даже вкус ментола вывел все спрятанные чувства на поверхность, оставив меня отчаянно жаждущей его. Я ненавижу себя за это — больше, чем он когда-либо узнает.