Разрушенные клятвы

Глава 88

Селеста

Я улыбаюсь, осторожно поднимая терракотовый горшок с миниатюрной розой, которую вырастила для Зейна, — его слова все еще звучат у меня в голове.

Я люблю тебя всем сердцем. Всегда любил и всегда буду.

Какое-то время я начинала сомневаться, что он еще любит меня, и мои бесконечные попытки заслужить прощение уже казались мне обузой для него. Я почти потеряла надежду, но он дал мне именно то, что было нужно, чтобы держаться крепче.

Я довольно улыбаюсь, глядя на крошечные розы в своих руках, предвкушая, как покажу их мужу. Из всех подарков, что я дарила ему, этот — самый особенный. Я просто знаю, что он полюбит его. Когда Сиерра узнала, что я дарю Зейну растения и цветы, она чуть не разрыдалась, вновь и вновь убеждая меня, что это правильно, что я не должна сдаваться.

Мы с девочками вместе решили, что мне стоит продолжать, показывать Зейну свою преданность, пока он снова не сможет поверить в меня. Я бы хотела, чтобы был другой путь, но даже они согласились, что только время сможет залечить наши раны.

Я крепче прижимаю горшок к груди, бродя по дому в поисках Зейна, но мое воодушевление сменяется разочарованием, когда я нахожу его кабинет пустым. Пальцы крепче сжимают керамику, пока я иду к обсерватории, и по спине пробегает дрожь тревоги. Опустив взгляд на крошечные красные розы, я кусаю губу, вдруг ощущая неуверенность. Когда мы только поженились, он сказал, что обсерватория для меня закрыта. Потом, на мой день рождения, взял свои слова обратно. С тех пор многое изменилось, и теперь я уже не знаю, где границы.

Я глубоко вздыхаю, делая шаг в сторону сада. Он больше не отталкивает меня так, как сразу после моего дня рождения, но я не уверена, что он хочет видеть меня здесь. Зейн только-только начал мириться с тем, что я захожу в его кабинет, а последнее, чего я хочу, — это снова нажать не ту кнопку.

Я осматриваюсь в огромном пространстве, ноги сами ведут меня по знакомой тропинке. Сад изменился за эти годы, и сердце сжимается, когда я замечаю отсутствие лилий. Сначала я думала, что он просто не может смотреть на них, не вспоминая ее. Но теперь понимаю — дело не в Лили. Они напоминают ему обо мне. О том, как я разрушила нас. О моих обвинениях. О том, как он умолял меня верить в нас.

Тогда я не понимала, почему он выглядел таким раненым, когда я сказала, что прощаю его. Теперь удивляюсь, что его реакция не была сильнее. Боль в его глазах, когда он сказал мне, что я не могу простить его за то, чего он не делал, должна была сказать мне все, что я тогда не хотела видеть.

Я вздыхаю, останавливаясь у тропинки, ведущей к розовому саду. Почему-то я уверена, что найду его там, в его любимом месте. Стоя здесь, не зная, хочет ли он вообще видеть меня в саду своей матери, я только сильнее осознаю, что мы застряли в этом хрупком пузыре, который вот-вот лопнет. Я хочу чего-то настоящего, чего-то, что останется. И мне кажется, он тоже. Но как этого достичь?

Я опускаю взгляд на ногти, покрытые лаком цвета Ты — тот оттенок, что я хочу, и позволяю этой глупой детали придать мне решимости. Осторожный шаг вперед — и воздух наполняется запахом роз. Он возвращает меня в наши счастливые дни, и, может быть, если повезет, хорошее со временем перевесит плохое.

Тихий, мелодичный смех раздается в саду, и я резко поворачиваюсь, удивленная и немного встревоженная. Мой взгляд останавливается на Зейне, и я делаю еще один шаг к нему, но мгновенно замираю на месте, осознавая, что он не один. Я вижу знакомую блондинку, одетую в удобные садовые брюки, похожие на те, что носит Зейн, и мое сердце болезненно сжимается, когда я понимаю, кто она — это та самая женщина, с которой он танцевал на Гавайях.

Я прикусываю губу, наблюдая, как мой муж улыбается — широко, беззаботно, так, как не улыбался мне уже долгие годы. Она что-то говорит, и он смеется, этот звук наполнен радостью, той самой, что раньше принадлежала мне. Теперь, когда он смотрит на меня, в его взгляде всегда есть оттенок горечи, будто он уже не может видеть во мне только меня. Не после всего.

Я делаю шаг назад, и что-то во мне трескается. Это ради нее он не хотел, чтобы я приходила сюда? Зейн всегда говорил, что этим местом он хочет делиться только с женой. Он даже для родных делает исключения крайне редко. А она ему кто?

Мои руки дрожат, когда Зейн задирает подол футболки и вытирает лицо — привычным, чертовски знакомым жестом, который он всегда использовал, зная, что у меня от этого срывает крышу. Я помню, как мы часами сидели в этом саду, разговаривали, пока он ухаживал за розами. И каждый раз, когда он поднимал футболку вот так… Через несколько минут я уже стонала его имя.

Глаза наполняются слезами, легкие сжимает огнем, словно я забыла, как дышать. Кто она? Почему ей можно быть здесь, а мне — нет? Я все еще помню, как он смотрел на нее на свадьбе Диона — с надеждой. С тем же восхищением, что теперь озаряет его взгляд. Как долго это длится? Он встречается с ней? Приводит ее сюда, в наш дом?

Я делаю еще один шаг назад и неуклюже спотыкаюсь, случайно роняя цветочный горшок, который выскальзывает из моих дрожащих пальцев. Он с глухим стуком ударяется о землю, и хрупкий терракотовый материал разлетается на мелкие осколки, а земля рассыпается вокруг. Взгляд Зейна резко поднимается, и его глаза расширяются от удивления, когда он замечает меня. В его глазах мелькает беспокойство, и на мгновение мне кажется, что я вижу отблеск вины. Он явно не ожидал моего появления здесь.

Я делаю глубокий, дрожащий вдох и опускаюсь на колени, чтобы собрать остатки розового куста, который я так тщательно выращивала в течение нескольких недель, но вместо этого режу пальцы об острые осколки разбитого горшка. Я шиплю от боли и прижимаю окровавленную руку к груди, чувствуя, как рыдание подступает к горлу. Кровь стекает по моей руке, и я смотрю на нее, ощущая, как моя грудь сжимается от боли. Почему мне потребовалось так много времени, чтобы понять, что осколки чего-то разбитого нельзя склеить и превратить во что-то прекрасное, как надеялась Фэй? Если Зейн и я продолжим цепляться за разбитые части друг друга, мы оба истечем кровью, пытаясь их соединить.

— Селеста… — Зейн уже передо мной, его ладонь осторожно накрывает мою раненую руку. Его прикосновение мягкое, заботливое. — Ты в порядке?

Я поднимаю на него заплаканные глаза, сердце разрывается.

— Кто она? — Голос дрожит от боли. — К-как давно… Как давно это длится?

Его лицо тут же темнеет, он отдергивает руки.

— Она ботаник, Селеста. Она здесь, чтобы помочь мне разобраться, почему умирают розы.

Я смотрю на него, не зная, верить или нет. Так ли все началось? Из-за нее он не хотел, чтобы я приходила сюда? Из-за нее не повел меня в сад на мой день рождения?

— Не надо, — он проводит рукой по волосам, напряженно выдыхая. — Не наказывай меня за то, чего я не делал, Селеста.