Разрушенные клятвы

Глава 58

Зейн

— Нам пора идти, — говорит Селеста, поднимаясь с дивана, где мы играли в электронную карточную игру, чтобы Арчер тоже мог участвовать.

— Нет, — произносит Клара, приподняв бровь. — Вы остаетесь ночевать.

Глаза Селесты тут же встречаются с моими, и в них мелькает что-то похожее на неловкость, будто ей даже не по себе из-за меня.

— О, эм... Не думаю, что это хорошая идея, — нерешительно отвечает она. — У Зейна планы на завтра.

Моя теща переводит взгляд на меня, в ее глазах — немой вызов. Дерзай, попробуй нарушить обещание.

— Ты остаешься, так ведь? — ее голос звучит резко.

— Да, мэм, как и договаривались.

— И никаких планов у тебя нет, верно?

Я качаю головой.

— Не раньше вечера. Мне нужно будет заехать к бабушке на ужин, но до этого я свободен.

Клара скрещивает руки на груди и бросает на Селесту испытующий взгляд, приподняв бровь. Я сдерживаю улыбку, когда моя жена бросает на меня беспомощный взгляд. Я лишь пожимаю плечами — история с коровьим дерьмом у меня еще свежа в памяти.

— Знаешь, — вдруг произносит Клара. — У меня тут целая куча лука, который нужно почистить. Отличное занятие на завтра, Селеста, раз уж у тебя нет других планов.

Плечи Селесты поникают, и она бросает на меня такой взгляд, что у меня внутри все сжимается — но не от страха.

— Да, мам, — с трудом выдавливает она.

— Отведи Зейна наверх, — распоряжается Клара. — Он сегодня так много работал, помогая со всей этой готовкой. Пусть отдохнет. Благодаря ему морозилка теперь забита едой на месяцы.

Селеста ошарашенно смотрит на мать и вскидывает руки в немом «черт-чего?» жесте, прекрасно осознавая, что именно она делала большую часть работы. Я не могу не улыбнуться — ее возмущенное выражение лица, румянец на щеках… Черт, она слишком мила, когда злится.

— Это было для меня в удовольствие, — отвечаю я Кларе, подливая масла в огонь, и встаю.

Селеста сверлит меня взглядом, потом резко разворачивается и выходит из гостиной, а я с улыбкой следую за ней, находя ее сегодня особенно очаровательной. Она ведет меня наверх, но моя улыбка постепенно тает — слишком многое вспоминается. Каждый украденный поцелуй, каждый раз, когда мы пробирались сюда украдкой, не в силах провести друг без друга и ночи…

По привычке я сворачиваю направо — к гостевой спальне, но она хватает меня за запястье. Ее глаза встречаются с моими.

— Мы женаты, — шепчет она, увлекая меня в свою комнату.

Я приподнимаю бровь, вспоминая, как ее отец в первые недели наших ночевок устраивал неожиданные проверки, подозревая, что я тайком трахаю его дочь за его же спиной. Что, впрочем, было правдой.

Сердце забивается чаще, когда я без лишних слов следую за ней, чувствуя легкую дрожь в животе. Мы не ложились вместе спать с тех пор, как поженились. Это казалось слишком интимным. А удерживать границы между нами и без того становится все сложнее.

Селеста оглядывается через плечо, все еще сжимая мое запястье, будто боится, что я не пойду за ней, если она не будет меня тащить. Дверь закрывается за нами, и мой взгляд тут же падает на мою сумку, стоящую на ее столе.

Я оставил ее в гостевой спальне. Кто-то явно ее передвинул. Судя по удивлению в глазах Селесты, это была не она.

Я откидываюсь спиной на дверь, скрещивая руки на груди, невольно высвобождая свое запястье из ее ладони.

— Ну, дорогая жена, тебе есть что объяснить.

Она поворачивается ко мне лицом, и я замираю, зачарованный румянцем, заливающим ее щеки.

— Я… эм… насчет чего?

Я прищуриваюсь, стараясь скрыть улыбку, когда она одаривает меня этим дьявольски знакомым невинным взглядом.

— Про коровье дерьмо, например.

— Ах это… — ее голос звучит тонко, почти пискляво. — Я… эм… могу все объяснить.

— Да? — мне действительно интересно, какую историю она выдумает на этот раз. Эта привычка — сочинять безумные, но на удивление правдоподобные байки, когда нужно выкрутиться, — досталась ей еще от Сиерры. Забавно, что она до сих пор так делает.

Селеста нервно смеется, заправляя прядь волос за ухо.

— Ну, не знаю… Просто показалось логичным?

Я хватаю ее за руку и притягиваю к себе, а затем быстро разворачиваю нас, прижимая ее к двери.

— Да? — тихо спрашиваю я, нависая над ней. Она такая мягкая, такая теплая… такая правильная. — Как именно тебе показалось логичным, что я купил коров только ради свежего навоза?

Я стараюсь не выдать веселье, но, черт, это чертовски сложно. Именно за это я влюбился в нее тогда. И, похоже, снова влипаю.

— Что еще ты наврала своей маме обо мне, а?

Она изо всех сил старается сдержать улыбку, но затем неожиданно заливается смехом, больше не в силах держать себя в руках. Звук ее веселья заставляет мое сердце колотиться быстрее, и я обхватываю ее запястья, прижимая к двери над головой. Удержать свою собственную улыбку уже невозможно.

— Вот так смешно, да?

Она кивает, ее грудь прижимается к моей. Она дышит так же тяжело, как и я, и на несколько секунд нам просто достаточно этого момента, просто быть.

— Я сказала ей, что ты лично выбираешь все удобрение и у тебя есть целый процесс отбора нужных тебе образцов для теплицы, — хихикает она.

Я опускаю лоб к ее лбу, улыбка срывается с губ сама собой.

— Чокнутая, — шепчу я.

Наши носы соприкасаются, ее смех стихает, дыхание сбивается. Она замирает, едва заметно наклоняя голову, так что ее губы скользят по моим, но в последнюю секунду она одергивается, будто действовала инстинктивно, а потом опомнилась.

Я сглатываю, мои губы остаются совсем рядом с ее. Черт, как же легко было бы ее поцеловать… Но если я буду снова и снова поддаваться этому, то уже никогда не смогу уйти. Я отпускаю ее запястья и делаю шаг назад, но прежде чем успеваю создать между нами хоть какое-то расстояние, ее пальцы обвивают мою руку, удерживая меня на месте. Я смотрю вниз, на наши сплетенные пальцы, а затем поднимаю взгляд к ней. В ее глазах читается жажда, такая глубокая, что у меня перехватывает дыхание. Она хочет этого так же сильно, как и я, и, черт возьми, я не могу отвести взгляд.

Селеста делает шаг ко мне, сокращая расстояние, которое я попытался создать. Ее свободная рука скользит вверх по моей груди, обвивает шею, ее взгляд умоляет, когда она встает на цыпочки. Я выдыхаю, когда ее губы нерешительно касаются моих. Раз, другой. Потом ее пальцы пробегают по моему затылку, зарываются в волосы. Я срываюсь, как всегда. Она стонет, когда мои пальцы запутываются в ее кудрях, а я отвечаю на поцелуй жадно, грубо, с оттенком злости. Даже спустя все эти годы я не могу ей отказать. И это сводит меня с ума.

Ее пальцы выскальзывают из моих, и она отступает, тяжело дыша, обе ладони прижимает к моей груди, ее прикосновение горячее даже через ткань рубашки. Я резко втягиваю воздух, когда ее пальцы дотрагиваются до верхней пуговицы. Она расстегивает ее, ее взгляд наполнен жаром. Я не могу оторваться от нее, когда она продолжает двигаться вниз, с каждым разом заставляя мое сердце биться быстрее. Я не прихожу в себя, пока она не доходит до середины, и только тогда мои руки ловят ее запястья, удерживая их.

— Ты не понимаешь, что делаешь, — шепчу я, голос срывается.

Она поднимает на меня глаза из-под ресниц, ее взгляд пылает.

— Понимаю, — шепчет она в ответ.

Но это невозможно. Я отпускаю ее руки, и она заканчивает расстегивать рубашку. Ткань падает с плеч, и ее пальцы ложатся на мою грудь. Ее прикосновение ласковое, она медленно ведет ладонью вниз, ее пальцы дрожат.

Селеста судорожно вдыхает, сжимает воротник рубашки и стягивает ее с моих плеч, но вдруг замирает, когда видит татуировку у меня на груди. Ее глаза расширяются, когда она рассматривает богиню, черты которой слишком напоминают ее саму, с крыльями цвета ночи, запятнанными тьмой.

— Что это? — шепчет она, кончиками пальцев проводя по моему тату.

— Мое самое большое сожаление.

Ее взгляд тут же встречается с моим, в глазах вспыхивает боль.

Она не раздумывает, просто обхватывает меня за шею и притягивает к себе. Ее губы находят мои, и я срываюсь, принимая то, что она так безоговорочно мне предлагает, игнорируя каждый тревожный сигнал в голове.

Я хватаю ее за талию и приподнимаю, ее ноги тут же обвиваются вокруг моих бедер. Ее пальцы зарываются в мои волосы, ее поцелуи становятся все более нетерпеливыми, отчаянными. Она движется против меня, ее тело говорит мне все то, что она не в силах произнести вслух. Моя жена срывает с меня рубашку полностью, пока я несу ее к кровати. Мои ладони скользят под ее платье, и она лишь сильнее сжимает меня ногами, затем поднимает руки, помогая мне избавиться от ткани.

— Блять, — простонал я, увидев белое кружево, скрывающее ее тело.

Ее губы снова находят мои, ее движения резкие, требовательные, как будто все остальное перестало существовать. Я сажусь на кровать, она все еще у меня на коленях, а затем она толкает меня назад, ее взгляд снова задерживается на тату.

— Так вот почему ты всегда ходил полуодетым, — шепчет она, наклоняясь и прижимая губы к моей груди.

Я резко вдыхаю, хватаю ее за зад, сжимаю, дразню, мои пальцы двигаются жестко, требовательно. Селеста продолжает покрывать меня поцелуями, медленно поднимаясь вверх по моей груди — так, как она делала это раньше. Это чертовски сводит с ума. Она прикусывает чувствительное место на моем горле, и я не могу сдержать стон. Она повторяет это снова, и я грубо хватаю ее за волосы, сжимая в кулаке.

— Чертова провокаторша, — рычу я.

Она смеется и выпрямляется, ее ноги широко раздвинуты на моем прессе. Я чувствую, насколько она мокрая даже через тонкую ткань трусиков, и это сводит меня с ума. Селеста смотрит мне в глаза, в ее взгляде столько нежности, но и нечто большее — что-то глубокое, почти неуловимое, что выходит далеко за пределы простого желания. Глядя мне прямо в глаза, она тянется за спину и расстегивает застежку лифчика, позволяя ему упасть.

— Блять… — шепчу я, зачарованно разглядывая ее.

По выражению ее лица я понимаю, что она прекрасно знает, какое влияние оказывает на меня. Я хватаю ее и переворачиваю нас, наслаждаясь тем, как она ахает, когда ее спина встречается с матрасом. Она прикусывает губу, когда я зацепляю пальцами поясок ее трусиков, ее дыхание сбивается, пока я медленно стягиваю их. Пять лет. Пять ебаных лет. И я никогда еще не желал ее так сильно.

Я втягиваю воздух сквозь стиснутые зубы, когда наконец вижу ее полностью обнаженной впервые за столько лет. Она чертовски неземная. Моя прекрасная Селеста.

— Ты тоже, — просит она, ее голос дрожит от желания.

Я ухмыляюсь, срываю с себя брюки и бросаю их поверх ее одежды, прежде чем снова оказываюсь между ее ног. Селеста тихо всхлипывает, когда ее взгляд падает на мой член, и удовлетворение пронзает меня, когда она закидывает ноги мне на талию, пытаясь притянуть меня ближе.

— Такая нетерпеливая, — бормочу я, но сам уже теряю контроль, прижимаясь к ней, дразня.

Она извивается подо мной, ее руки скользят по моей спине.

— Пожалуйста, — умоляет она.

Я опускаю лоб к ее лбу. Ее пальцы пробегают по моим волосам, притягивают меня к ее губам, ее прикосновения почти благоговейные. Я целую ее медленно, неспешно, но мои бедра продолжают двигаться, снова и снова скользя по ней, покрывая мой член ее влагой. Ее ноги переплетаются с моими, и когда я наконец вхожу в нее, резко, глубоко, ее стон срывается с губ.

— Такая идеальная киска, — выдыхаю я, скользя губами по ее губам.

Она выгибается мне навстречу, и я не могу сдержать глухой стон.

— Черт… да… — стону я, вцепляясь в ее бедра.

Селеста резко поднимает бедра и переворачивает нас, заставляя меня ахнуть от неожиданности.

Она смеется, усаживаясь на меня сверху, ее взгляд приковывает мой, когда она берет мой член в ладонь и медленно опускается на него. Выражение чистого восторга на ее лице почти доводит меня до грани.

— Оседлай меня, — хрипло говорю я. — Оседлай своего мужа, Селеста. Трахни меня.

Ее киска сжимает меня в ответ, и я задыхаюсь, чертовски отчаянный, желая ее. В ее взгляде мелькает чистая собственническая жажда, и в этот момент я понимаю — все кончено. Я пропал. Потому что даже после всех этих лет, после всей этой боли и разбитых сердец, я все еще хочу ее так же сильно, как прежде. И это чувство никогда не пройдет. Потому что это всегда будет только она.