Разрушенные клятвы

Глава 87

Зейн

— Куда мы едем? — спрашиваю я, вглядываясь в знакомые пейзажи.

Хотя зачем спрашивать, если я прекрасно знаю, куда ведет эта дорога? Сколько раз я оказывался здесь за последние годы, даже не осознавая, как оказался за рулем?

Селеста паркуется перед своим старым домом и поворачивается ко мне. В ее взгляде столько уязвимости, что моя защита рушится в мгновение ока. Я тяжело вздыхаю — черт бы меня побрал, я не способен отказать ей, когда она смотрит на меня вот так.

— Я хочу тебе кое-что показать, — ее голос дрожит от неуверенности.

Я отвожу взгляд, проводя рукой по волосам. Не знаю, чего ожидал, когда она попросила уделить ей несколько часов, но точно не этого.

Когда она выходит из машины, в ее глазах столько надежды, что я не могу не последовать за ней. Любопытство берет верх. В последние несколько дней она изменилась, и я никак не могу понять, почему. Она словно стала чуть смелее, чуть светлее, хотя между нами ничего не изменилось.

Ее ладонь скользит в мою, пальцы сжимаются крепко, как будто боится, что я исчезну. Она ведет меня в дом — прямо в прошлое.

— Зачем мы здесь? — спрашиваю, замирая в дверном проеме.

Сердце сжимается в груди. В отличие от моего, ее дом остался нетронутым. Один взгляд — и тысячи счастливых воспоминаний обрушиваются на меня, оставляя за собой только болезненный шлейф разрушений.

Она бросает на меня короткий взгляд и тянет в гостиную — туда, где мы пересмотрели сотни фильмов, где предавались страсти сотни раз. Здесь она впервые прошептала, что любит меня, думая, что я сплю.

Селеста усаживает меня на диван.

— Я хотела показать тебе это, — говорит она, ставя между нами коробку, стоявшую на кофейном столике.

Я замираю, когда она открывает ее, бережно доставая высушенные цветы.

— Я сохранила по одному из каждого букета, что ты мне дарил.

Рука дрожит, когда я тянусь к засохшей красной розе из сада моей матери. Дыхание сбивается.

— Зачем?

— Потому что я люблю тебя, Зейн. Несмотря на все, что случилось, я не смогла тебя отпустить, не смогла стереть наши воспоминания. Каждый раз, когда пыталась, меня разрывало от слез, и я прижимала эту коробку к груди, желая вернуться назад.

Она осторожно забирает у меня розу и кладет ее обратно с таким трепетом, что у меня сжимается сердце. В ее глазах — целый мир, и я не знаю, что с этим делать.

— Это еще не все, — тихо говорит она, протягивая руку.

Я смотрю на нее, не зная, стоит ли брать ее ладонь. В конце концов, вздыхаю и сдаюсь, сцепляя наши пальцы. Она кивает, пытаясь улыбнуться, и ведет меня дальше. Я не понимаю, к чему все это. Она так тщательно хранила наши воспоминания, и это только больше сбивает меня с толку.

— Дело не только в цветах, Зейн, — говорит она, входя в спальню.

Я отпускаю ее руку и отступаю, привалившись к стене. Воспоминания о нас здесь всплывают слишком ярко, слишком болезненно. Селеста оборачивается и распахивает шкаф, вытаскивая десятки моих футболок и бросая их на кровать.

— Я украла их у тебя и хранила. Каждый раз, когда приходила сюда, надевала одну из них, хотя от этого меня разрывало на части от вины.

Я стискиваю зубы, когда она опускается на колени и вытаскивает из-под кровати один из наших старых коллажей. Черт. Я помню, как мы вырезали картинки из свадебных журналов по воскресеньям, когда я приходил к ней после ужина у бабушки, ощущая себя полным ничтожеством. Мы мечтали о нашей свадьбе, спасаясь от боли настоящего в иллюзиях будущего.

Она поднимает на меня взгляд, ее глаза блестят от слез.

— Зейн… несмотря ни на что, я никогда не переставала тебя любить.

Я отталкиваюсь от стены и подхожу ближе. Не могу видеть ее такой. Никогда не мог вынести ее слез. Она дрожит, когда я опускаюсь перед ней на колени. Мое сердце, и без того разбитое, просто разлетается на куски.

— Я тоже никогда не переставал любить тебя, Селеста. Но любви недостаточно. Любовь не может это исправить.

Ее глаза закрываются, слезы текут по щекам. Она словно собирает силы, чтобы сказать что-то важное.

— Ты не понимаешь, — ее голос срывается.

Руки дрожат, когда она достает еще одну коробку и протягивает ее мне. Судорожный вдох, пронзительный всхлип, и она открывает ее.

— Я всегда любила тебя, Зейн… но ты был не единственным, кого я любила.

Я наблюдаю, как она вытаскивает фотографии Лили, их общие коллажи с мечтами о путешествиях, о будущем в Harrison Developments. Она уже не просто плачет — слезы льются потоком, но она все равно улыбается, глядя на нераспечатанную бутылку розового вина. Затем отставляет ее в сторону и берет в руки письмо. Протягивает мне. Мое дыхание застывает в груди, когда я понимаю, что это. Предсмертное письмо Лили.

— Ты должен понять, — умоляет она. — Она была мне как сестра. Я стояла с ней на том мосту, когда она призналась, что встречалась с тобой. Лили посмотрела мне в глаза и сказала, что не вынесет, если я выйду за тебя. Она боялась, что я прощу тебя за то, что ты сделал. Для нее ваши отношения были реальными. И для меня тоже. Меня накрыло горем, я не могла ясно мыслить. Все, о чем я тогда думала, — это исполнить ее последнюю волю. Я хотела, чтобы ты почувствовал то же, что чувствовала я. Чтобы ты знал, каково это — быть преданным, потерянным и абсолютно одиноким.

Она приподнимается на коленях и тянется ко мне, ее рука, дрожа, касается моей щеки. В ее глазах бездонная пропасть боли, и, черт побери, как бы я хотел забрать ее себе.

— Но несмотря ни на что, я любила тебя так сильно, что не смогла избавиться ни от единого напоминания о нас. Я была уверена всем своим существом, что ты изменил мне с моей лучшей подругой… И я простила тебя за это. Потому что люблю тебя больше, чем себя. Больше, чем когда-либо любила ее.

Она зажимает мое лицо в ладонях, и ее тело сотрясают рыдания. Я притягиваю ее к себе, крепко прижимая, пытаясь удержать на плаву, пока она тонет.

— Неземная — шепчу я, зарываясь пальцами в ее волосы. Черт, я бы отдал что угодно, чтобы знать, как поступить правильно. Но я не могу дать ей ложных надежд.

— Я люблю тебя, — ее руки сжимаются у меня на шее, голос ломается. — Я так сильно тебя люблю, Зейн… и я… я не знаю, как… Я так стараюсь… Пожалуйста…

Я усаживаю ее к себе на колени и обнимаю, сердце сжимается так болезненно, что перехватывает дыхание.

— Я тоже люблю тебя, Селеста Виндзор, — говорю я, откидываясь, чтобы заглянуть в ее глаза. — Я люблю тебя всем сердцем. Всегда любил и всегда буду. Я не знаю, что делать дальше, богиня. Черт, я не уверен, что мы вообще сможем восстановить доверие, которое разрушили. Но мы попробуем, ладно? Давай попробуем.

Она смотрит на меня, будто не верит, и я заставляю себя улыбнуться для нее. Я не знаю, как обратить вспять этот хаос, который мы создали вместе, но если это в моих силах — я сделаю для нее все.

Я знаю, что, в конечном счете, пожалею об этом. Но я никогда не мог вынести ее слез.