Разрушенные клятвы

Глава 77

Селеста

— Ты сможешь провести встречу по сделке в три часа вместо меня? — спрашивает Зейн, поднимаясь из-за стола с напряженным выражением лица. — Мне нужно уйти.

Жгучее разочарование накрывает меня волной.

— О… Я… Да, конечно, могу, но я просто думала… Думала, что было бы здорово поехать домой вместе после встречи.

Мы уже несколько недель приходим и уходим с работы вместе, и мне хотелось, чтобы так было и сегодня.

— Прости, — бросает он, проводя рукой по волосам. — У меня дела.

Я хмурюсь и пытаюсь отодвинуть в сторону боль от его слов.

— Какие? — Вопрос звучит острее, чем я собиралась, и он поднимает бровь, накидывая пиджак. Его лицо закрывается, как дверь в пустую комнату. Он не отвечает, просто уходит, и я смотрю ему вслед, чувствуя, как в груди распускается что-то темное, угрожающее.

В голове вспыхивают десятки сцен, одна болезненнее другой. Я тяжело вздыхаю и откидываюсь на спинку кресла. Я устала от этой неуверенности рядом с собственным мужем. Устала гадать, не спешит ли он к кому-то другому. Да, между нами стало немного теплее, и в постели все так же хорошо, как раньше, но между нами по-прежнему зияет пропасть. Есть части его жизни, в которые он меня не пускает. Наверное, и я тоже не впускаю его в свои.

Я даже не знаю, как нас назвать. Мы не друзья. И уж точно не настоящая пара. Скорее, деловые партнеры, которые спят вместе. Но сегодня, как никогда, мне хочется, чтобы все было иначе. Я скучаю по нему. По настоящему ему. По тому, который когда-то принадлежал мне. По мужчине, который никогда бы не забыл, какой сегодня день.

Эта мысль не отпускает меня до самого вечера. Я просто хочу быстрее вернуться домой, спрятаться в постели с книгой и забыться, хотя бы ненадолго.

Сердце сжимается, когда я паркуюсь перед домом. Глаза щиплет от слез, но я не могу понять, из-за чего именно. Иногда тоска накатывает волнами, делая одиночество еще тяжелее. Горевать по тому, кто ушел — одно. Но горевать по тому, кто рядом, и все равно недосягаем, — это медленная пытка. Я скучаю по нашим разговорам, по его шуткам, по тому, как он когда-то смотрел на меня. По доверию между нами. По тем временам, когда наше будущее было чем-то радостным, а не тяжелым грузом. Я скучаю по мужчине, которому принадлежала, и который принадлежал мне.

Я глубоко вдыхаю, выхожу из машины. Хочу просто добраться до душа, до постели, уткнуться в его подушку и на несколько минут притвориться, что все иначе… пока иллюзия не разобьется вдребезги.

Когда я прикладываю большой палец к сканеру на двери, сердце сжимается от угрызений совести. Именно здесь, в этом месте, когда-то я стояла на пороге самого большого предательства в своей жизни. Если бы я могла вернуться назад… сделала бы я тот же выбор? Теперь я уже не уверена.

Дверь открывается. И я замираю.

На полу — лепестки роз. Они тянутся дорожкой, приглашая меня следовать за ними.

Сердце начинает бешено колотиться. Я осторожно шагаю вперед в туфлях, которые когда-то подарил мне Зейн. Бриллианты сверкают в мягком свете свечей, освещающих путь.

Когда дорожка заканчивается, я нахожу его там — он стоит у входа в свою обсерваторию, с букетом роз в руках. Розы его матери.

— С днем рождения, Селеста, — говорит он, улыбаясь той самой улыбкой, которая всегда заставляла меня падать.

Я зажимаю рот ладонью, пытаясь сдержать рыдания, но слезы все равно бегут по щекам.

— Я думала, ты… ты забыл.

Он касается моего лица, нежно смахивает слезы большим пальцем.

— О тебе невозможно забыть, что бы я ни делал, как бы ни пытался… и как бы это ни причиняло мне боль.

Я бросаюсь к нему, обхватываю руками, чувствуя, как он тихо смеется и притягивает меня ближе.

— Надеюсь, ты голодна, детка, — шепчет он, зарываясь губами в мои волосы. — Я приготовил тебе ужин.

Я всхлипываю, не в силах поверить в происходящее.

— Это не что-то грандиозное, но… я подумал, будет хорошо поужинать в обсерватории?

Я ошеломленно смотрю на него.

— Но ты же говорил, что мне туда нельзя.

Что-то темнеет в его взгляде. И я тут же жалею, что напомнила об этом.

— Теперь можно, — отвечает он тихо.

Сердце замирает, когда он слабо улыбается и берет меня за руку. Зейн ведет меня по коридору, и воспоминания захлестывают с новой силой. Именно здесь он впервые меня поцеловал. Здесь он забрал мою невинность. Здесь мы мечтали о нашем будущем. Когда я думаю о наших лучших моментах, я думаю об этом месте. Здесь были наши свидания. Здесь мы любили друг друга.

Мое сердце тяжелеет, когда я поглощаю все изменения. Так много цветов исчезло, и на их месте появились новые. Я спотыкаюсь, когда нежелательная мысль лезет в голову — все цветы, которые он вырвал, были лилиями, и мое сердце сжимается от мысли о том, что он не сможет видеть их, не вспоминая ее.

— Что случилось? — спрашивает Зейн.

Я смотрю на него и заставляю себя улыбнуться, не желая портить этот момент, но не в силах скрыть, как резко упало мое настроение. В груди закручивается чувство вины, и я пытаюсь его подавить, отчаянно желая просто быть рядом с Зейном в этот момент.

— Ничего, — говорю я, крепче сжимая его руку.

Зейн внимательно меня изучает, но не настаивает, его рука становится немного влажной, когда мы подходим к одному из садов. Мелькнувшее разочарование охватывает меня, когда я понимаю, что это не тот розовый сад, в который он меня водил, но я тут же отбрасываю это чувство. Он всегда говорил, что розовый сад — это для его жены, а в его глазах... это не я. Не по-настоящему.

— Вот мы и здесь, — тихо шепчет Зейн, и мои губы раздвигаются от удивления, когда я оглядываюсь вокруг. Тысячи цветов и огоньков, сплетающихся между ними, и обеденный стол в центре.

Я прикусываю губу, когда он нежно касается моего лица, стирая слезы, которые, как я даже не заметила, снова начали катиться по щекам. Он так ласково качает головой, когда я смотрю в его глаза, и когда он целует меня в лоб, я понимаю, что никто и никогда не сможет сравниться с ним. Волна сожаления обрушивается на меня с такой силой, какой я еще не испытывала, и мое сердце болезненно сжимается при мысли о том, что мы могли бы иметь, о том, что он однажды отдаст другой.

Зейн ведет меня к стулу и отодвигает его для меня, его терпение безгранично в этот вечер.

— Я приготовил тебе рагу из баранины, которое ты раньше так любила, — говорит он, когда официанты приносят блюда. — Я не был уверен, что тебе оно все еще нравится, но...

— Нравится, — успокаиваю его я мгновенно, и мое сердце переполняется смесью благодарности и чистой радости — настоящей, неприукрашенной, той, что ты чувствуешь, когда находишься в моменте, который точно запомнишь навсегда.

Зейн садится напротив меня, и я не могу оторвать от него взгляда. Это не из-за того, что он снял пиджак и жилет, и не из-за того, как он закатал рукава рубашки. Это из-за того, как он смотрит на меня, как будто я его завораживаю.

Глаза моего мужа темнеют, когда я счастливо вздыхаю, и тихий стон вырывается из меня, когда я откусываю кусочек блюда, по которому скучала больше, чем он мог себе представить.

— Ты знала, что я всегда ревновал к этой дурацкой пасте, потому что каждый раз, когда ты ее ешь, ты так обвиваешь губами вилку, как обвиваешь их вокруг моего члена? Я должен быть единственным, кто может заставить тебя звучать так.

Я смеюсь, удивленная его признанием.

— Вот почему ты половину времени отказывался готовить его для меня?

Он пожимает плечами и кивает, что только заставляет меня смеяться сильнее.

— Зейн, ты не можешь ревновать к... еде... которую ты сам приготовил.

Я делаю еще один укус и стараюсь не засмеяться в ответ на его насупленное лицо.

— Это даже нелогично. Разве это не значит, что ты все еще тот, кто заставляет меня стонать?

Он скрещивает руки на груди, с самым милым выражением на лице.

— Мне пофиг. Мне это не нравится и точка.

— Ладно, милый. В следующий раз буду есть потише. Я буду так стонать только для тебя — это клятва.

Его улыбка исчезает, и я не понимаю почему. Может быть, потому, что я случайно сказала старое ласковое слово или из-за клятвы, которую я дала?

— Никогда не нарушай эту, — шепчет он почти так, как будто не хотел, чтобы я это слышала.

— Не нарушу, — обещаю я.

Это обещание не будет трудным для выполнения — никого, кроме него, не было. И никогда не будет.

Тот взгляд, который он бросает на меня за ужином, тянет за струны моего сердца, заставляет меня жаждать большего, заставляет думать, что, возможно, он тоже этого хочет. Простит ли меня Лили, если я прощу его? Она бы поняла, что я чувствую, как никто другой. Я до сих пор помню, как она переживала, что может быть эгоистичной, желая его и счастья, которое он ей приносил. А теперь я оказалась в той же ситуации. Я хочу его — несмотря ни на что.

Зейн откидывается на спинку стула, пока наш персонал меняет наши тарелки и приносит торт, который, похоже, в основном состоит из свежих фруктов, с одной единственной свечой сверху. Они ставят его передо мной, и Зейн наклоняется ко мне, его выражение лица противоречиво, когда он опирается локтем на стол, а кулак кладет под подбородок. В его взгляде что-то такое, что захватывает меня, и я бы отдала все, чтобы понять, что он чувствует сейчас.

— Загадай желание, Селеста?

— А что, если я скажу, что только ты можешь сделать мое желание реальностью? — Мой голос мягкий, уязвимый, и я едва ли могу удерживать его взгляд, когда вопрос висит в воздухе между нами.

— Тогда скажи мне свое желание, и я его исполню.

Я смотрю на мужа, дыхание прерывистое.

— Я хочу тебя обратно.

Глаза Зейна расширяются, и на несколько мгновений он выглядит совершенно обезоруженным. Мое сердце бешено колотится, пока я жду его ответа, воздух между нами наэлектризован так, как никогда раньше.

Когда он проводит рукой по волосам и отводит взгляд, я получаю свой ответ. Я выскальзываю со своего места, прежде чем он успевает отвергнуть меня, отбрасывая свою уязвимость в пользу храбрости. Взгляд Зейна скользит по мне, когда я отодвигаю его стул и освобождаю себе место. Он тихо вздыхает, его конфликт очевиден, когда мои руки обвивают его плечи, и я сажусь к нему на колени, оседлав его.

Мое сердце колотится, когда я приподнимаю его лицо и заставляю его смотреть на меня, дыхание тяжелое и рваное.

— Я хочу тебя обратно, — повторяю я, голос твердый и уверенный. — Я хочу нас обратно.

Зейн хватает меня за талию, его выражение лица темнеет, и я уверена, что он сейчас оттолкнет меня, но потом он крепче сжимает меня, его глаза закрываются, когда он опускает лоб на мое плечо.

— Это невозможно, Селеста, — шепчет он, его голос полон сожаления.

Я провожу рукой по его волосам, касаясь его с нежностью.

— Посмотри на меня, — прошу я.

Зейн отстраняется, уступая моей просьбе, но в его взгляде читается глубокая внутренняя борьба, словно он отчаянно хочет мне отказать, но не может. Я никогда не видела его таким измученным, и это только усиливает мою надежду.

— Я люблю тебя, Зейн. Несмотря на все, после всего, что мы пережили, я люблю тебя. Я боролась с этим, ненавидела себя за это, но я не могу изменить этого. Я люблю тебя, и я знаю, что буду любить тебя до последнего вздоха. — Я кладу ладонь на его сердце, как всегда раньше. — Не можем ли мы просто начать заново? Я больше не хочу жить в прошлом, Зейн. Я хочу будущее, которое мы всегда думали, что у нас будет.

Он внимательно изучает мое лицо, и его дыхание становится неровным. Его выражение лица ясно говорит мне, что он тоже этого хочет. Зейн, возможно, уже не тот человек, которого я знала раньше, но я все еще чувствую, что знаю его лучше, чем он думает.

— А как же Лили? — шепчет он, почти как будто боится произнести ее имя.

Чистая агония пробегает по мне, оседая в груди. Я закрываю глаза, вдыхая глубоко, собираясь с силами. Она никогда бы не простила мне слова, которые я собираюсь сказать, но я больше не могу сдерживать их.

— Она ушла, Зейн, но мы все еще здесь, и каким-то образом, несмотря на все, что стоит между нами, мы нашли дорогу друг к другу. Это должно что-то значить, правда? Пора мне попрощаться с ней. Лили, которую я знала… я думаю, она бы хотела, чтобы я была счастлива, а правда в том, что... без тебя я не могу быть счастлива. Я люблю тебя, Зейн, достаточно сильно, чтобы простить тебя.

Я должна присутствовать на ее поминальной церемонии на следующей неделе, и я планирую попросить у нее прощения, а затем попрощаться навсегда. Если я продолжу цепляться за нее так, как я это делала до сих пор, это будет продолжать медленно меня разрушать, и я просто не верю, что она бы этого хотела. Возможно, она не хотела бы видеть меня с Зейном, но я думаю, она бы поняла. Я надеюсь, что она хотела бы, чтобы я была счастлива, и становится все более очевидным, что без него я не смогу найти счастья.

Зейн напрягается, его челюсть сжимается, и на его лице появляется выражение глубокого разочарования.

— Мы не нашли дорогу друг к другу, Селеста, — говорит он, его голос становится жестким. — Нас просто вынудили быть вместе. И, честно говоря, если бы у меня был выбор, я бы никогда не выбрал тебя. Ты говоришь, что прощаешь меня? Но ты не можешь простить меня за то, чего я не совершал. — Он отпускает меня, его руки опускаются в стороны. — Я устал, Селеста. Устал от обвинений, от разрушенного доверия. Я устал любить тебя больше, чем ты когда-либо любила меня.