Выбегаю из клиники так, будто за мной гонятся. Лабиринт коридоров остаётся позади, и холодный вечерний воздух сразу обжигает кожу. Я даже не успела застегнуть плащ, ветер распахивает полы, пробирая до костей.
У пешеходного перехода не торможу. Он нерегулируемый, машины несутся потоком, фары слепят глаза, но я упрямо топаю вперёд, едва убедившись, что не задавят. Главное — уйти подальше, чтобы Вадим меня не нашёл.
— Долбанашка, смотри по сторонам, переедут тебя! — орёт из окна несдержанный водитель, которому пришлось экстренно затормозить.
Даже голову не поворачиваю. Пусть орёт. Я просто иду, цепляясь за мысль: только бы подальше.
Потом иду дворами. Узкие проходы, тёмные арки, влажные пятна света под фонарями. Петляю, не задумываясь, куда. Вода под ногами хлюпает, ботинки становятся мокрыми. В какой-то момент понимаю, что места уже совсем незнакомые. Притормаживаю, осматриваюсь. Дворы чужие, дома старые, облупленные.
Сажусь на холодную железную лавочку. Не могу восстановить дыхание. Сил нет даже плакать. Просто задираю голову вверх, смотрю на проплывающие тёмные облака в свете фонарей. Ветер гоняет их, как мои мысли. Жду, когда отпустит.
— Девушка, вам плохо? — интересуется сердобольная бабушка.
— Нет, всё в порядке. Спасибо, что спросили, — выдавливаю улыбку.
Она недоверчиво осматривает меня, но уходит. Физически я в норме, чего не скажешь о моральном состоянии. Надя была права всё это время. Я не хотела её слушать. Дура и есть.
Только как вот так взять и перестать надеяться на лучшее? Наверное, надо совсем разочароваться в мире и людях. У меня ведь хорошая семья, где я всегда находила поддержку. Можно сказать, что росла в тепличных условиях, такое не каждому ребёнку удаётся. Поэтому у меня никогда не было сомнений в себе, проблем с самооценкой и с доверием к людям.
Оказывается, это тоже может стать проблемой. «Доверяй, но проверяй» — говорили. А я верила слепо.
Всхлипываю, всё-таки не справившись с эмоциями. Сижу, смотрю в одну точку и не обращаю внимания на текущие по щекам слёзы. Только когда ноги замерзают и холод пробирается сквозь пальто, понимаю: дальше сидеть может быть чревато последствиями. В первом триместре нельзя болеть.
Поднимаюсь с лавки, обхожу ближайший дом по кругу в поисках адреса. Улица Павлова. Я знаю, где это. Теперь осталось дозвониться до Нади.
— Ну что, пропажа, ты где? — отзывается подруга, голос напряжённый.
— Вадим искал меня?
— Конечно. Всех на уши поднял, думал, ты в больнице.
— Я сбежала, Надь. Можно я воспользуюсь твоей помощью? — голос дрожит.
— Спрашиваешь ещё. Нужно, — фыркает моя спасительница.
— Только я боюсь к тебе приезжать. Воронцов же знает, куда я могу податься.
— Давай подумаем. Я хотела отправить тебя к бабушке, за город. Поедешь? Туда Вадим точно не сунется, он будет тебя искать у родни или у меня, максимум у кого-то из персонала клиники. Так далеко он не заглянет.
— Х-хорошо. А твоя бабушка не будет против? — мне совсем не хочется кого-то стеснять. Тем более чужого человека.
— Она будет только рада, готовься слушать невероятные истории из жизни, — хохочет Надя, а потом становится серьёзной. — Так. Давай я сейчас соберусь быстренько и подъеду. Посмотри по карте ближайшее кафе, погрейся там. Скоро буду.
Оказывается, ничего ближе бургерной тут нет. Сто лет не ела ничего такого. Старалась придерживаться правильного питания. И Вадима приучила. Но сегодня такой день, когда можно всё. Заказываю себе бургер, который обещают приготовить за десять минут, и колу. Скидываю Наде адрес.
Посетителей тут немного: у окна сидит влюблённая парочка, лениво ковыряющая картошку фри, ближе к кассе подросток с наушниками, уткнувшийся в телефон. Я выбираю столик в самом углу, где свет падает мягко, а тени создают ощущение укрытия. За окнами уже совсем темно, и фонари размыто отражаются в стекле. Полумрак в зале действует успокаивающе, будто я действительно скрылась от всего мира. Сюда Вадиму в голову не придёт заглянуть, это же спонсоры повышенного холестерина, инфарктов и инсультов.
Когда приносят мой бургер, мне кажется, что это пища богов. Тёплый запах свежей булочки, поджаренной котлеты, расплавленного сыра и маринованных огурчиков накрывает с головой. Слюна течёт непроизвольно. Первый укус, и я словно возвращаюсь в детство, когда еда была простой радостью. Я такая голодная, оказывается, что уплетаю бургер и картошку за считанные минуты, даже не заметив, как кола приятно обжигает горло пузырьками.
Откинувшись на спинку, глажу живот. Он ещё совсем плоский и останется таким долго, но мне нравится думать, что так я становлюсь ближе с моим ребёнком.
— Фух, мать, я тебя еле разглядела, — чмокает в щёку Надя. — Поедем сразу или я тоже перекушу?
— Я подожду тебя, если ты голодная. Нам сколько примерно ехать?
— Мне, пожалуйста, то же самое, что было у девушки, — сообщает Надя официанту и поворачивается ко мне. — Где-то часа два. Если будут пробки, то и все три.
— Блин. Ты успеешь вернуться завтра на работу?
— Встану пораньше, не впервой.
Я наблюдаю, как она с аппетитом уплетает бургер. Удивительно, как легко с ней становится дышать, будто вся тяжесть последних часов делится пополам. Мы смеёмся над какой-то ерундой, спорим, кто будет оплачивать счёт, и, конечно же, я проигрываю.
На улице встречает резкий холод и запах бензина. Порыв ветра подхватывает волосы, и я поёживаюсь, сильнее запахиваясь в пальто. Вечер тихий, непривычно спокойный. Стоит нам только подойти к авто, как машина напротив вдруг включает дальний свет и ослепляет нас.
Я рефлекторно закрываю глаза рукой. В голове вспыхивает одна мысль — «Он нашёл меня».
— Надь?..
— Давай быстро в машину, — резко говорит она, толкая меня к двери.
Её решительность немного успокаивает, но пальцы дрожат так, что я едва справляюсь с замком. Свет всё ещё бьёт в лицо, и я чувствую себя уязвимо.