Развод. В плюсе останусь я

Глава 8 Карина

— Ты же понимаешь, что у меня уже есть все заключения врача. Если тебе нужно только это, я итак могу тебе всё прислать, — освобождаю руку и потираю её.

Запястье пульсирует от его хватки, кожа горит, будто на ней остался след. Надеюсь, что синяков не будет. Не хватало только носить одежду с длинным рукавом целыми днями. Я из тех людей, кому в большинстве случаев везде жарко, даже зимой. Так что для меня это будет ещё той пыткой, не говоря уже о том, как коллеги будут коситься.

— Мне твои справки не нужны. Ты прекрасно знаешь, по какому поводу нужна консультация.

Вадим говорит тихо, но голос у него твёрдый, без тени сомнений. От этого становится только страшнее. Он всегда такой — если что-то решил, выбить его с пути невозможно.

— Догадываюсь. Только без моего согласия сделать подобное нельзя. А я против. И всегда буду против. Раз уж так вышло, значит, так тому и быть.

Я чувствую, как у него напрягаются скулы. Ещё чуть-чуть, и он сорвётся. Но вместо вспышки слышу сдавленный смешок, он не верит, что я способна идти до конца.

— Я не просто так просил тебя пить таблетки, Рина. Так трудно было принимать их вовремя? Не надо делать из меня монстра. Просто соблюдала бы договорённости, и было бы всё отлично.

— Я принимала вовремя. Практически всегда у тебя на виду, — говорю сквозь зубы.

Он смотрит так, будто я его предала. Будто мы подписывали какой-то контракт, а я его нарушила. Хочется закричать, что это не сделка и не бизнес-проект, это жизнь. Моя жизнь.

— В общем, хватит делать вид, что в этом вопросе решения принимаешь только ты. Это точно такой же мой ребёнок, как и твой.

— Именно. Если он тебе не нужен, просто отвали, Вадим. Мы же взрослые люди, зачем ты устраиваешь проблему на ровном месте?

— Её бы не было, если бы не… Так. Завтра в шесть вечера. Будь готова.

И он уходит. Его шаги гулко раздаются по коридору, и у меня ещё какое-то время звенит в ушах. Я так ничего и не поняла. Но ведь правда, что он может сделать? У нас нельзя ничего предпринять без моего согласия. А за любое действие без него грозит уголовная ответственность. Правда на моей стороне. И всё же внутри пусто и тревожно.

— Карина, с вами всё хорошо?

Я вздрагиваю. Опять Алексей. Не сиделось ему в кафе, нашёл меня здесь. Стоит слишком близко.

— Нет. Но вы всё равно не сможете помочь. Поэтому давайте не будем тратить время.

— Это вы зря, — отвечает он мягко. — Поделитесь со мной, что у вас случилось. Тот мужчина явно был настроен агрессивно.

Его глаза изучающие, внимательные. Эта забота выглядит слишком навязчиво, и оттого тревожно.

— Простите, но это личное. Я не могу с вами это обсуждать. Мне пора идти.

Я отворачиваюсь, делая шаг назад, чтобы восстановить дистанцию.

— Карина, я оставлю свой номер на ресепшене. Если вдруг понадоблюсь, свяжитесь со мной.

Говорит он это так спокойно и уверенно, словно мы давно знакомы. Но зачем ему мои проблемы? Выглядит максимально странно. Какой мужчина захочет добровольно влезать в такую сложную ситуацию? Ещё и учитывая, что мы не знакомы толком.

В сказки про любовь с первого взгляда я давно не верю. Тем более не в таком возрасте. Наверное, я чересчур подозрительна. Это и понятно в моём положении. Тут не до сомнительных предложений.

А ещё невыносимо тяжело осознавать: я словно стала добычей для двух мужчин, каждый из которых по-своему тянет меня в разные стороны. Один — властный и холодный, другой — слишком настойчиво-обаятельный. И в этом коридоре, полном шёпота коллег за спиной, я вдруг чувствую себя загнанной в угол.

Проверяю время на телефоне и спешу обратно в операционную. Следующие две операции гораздо проще, да и я чувствую себя уже чуть бодрее. Они проходят штатно: движения плавные, помощники работают слаженно, оборудование не подводит. Это даёт крошечный островок уверенности, ведь после той минуты невнимательности мне так хочется верить, что всё ещё в порядке.

После того как всё заканчиваю, не могу оставить мысли о первом пациенте. Переживаю за него, поэтому решаю навестить. Понятно, что прямо сейчас оценить заживление сложно, но мне будет легче, если я хотя бы увижу, как он себя чувствует.

На стенах аккуратно висят плакаты с рекомендациями по реабилитации. За дверью слышны приглушённые разговоры.

— Аркадий Сергеевич, как ваше самочувствие? — спрашиваю у пожилого мужчины, как только захожу.

— Сначала тошнило, но потом отпустило. Сейчас уже ничего, жить буду, — улыбается он криво, пытаясь шутить.

— Конечно будете, и очень даже хорошо, — отвечаю бодро, хочу, чтобы он в это поверил.

— Когда снимете повязку? — спрашивает он, тревожась, как любой человек, который хочет вернуться к привычной жизни.

— Уже завтра, — говорю спокойно, — и я осмотрю вас. Но контроль заживления будет через неделю. Если всё пройдёт хорошо, я вас выпишу.

— Как же там моя Вика без меня. Хорошо хоть дети навещают.

— Настраивайтесь на то, что уже через неделю будете дома, — говорю я, потому что хочу дать ему опору.

Я действительно очень надеюсь, что всё будет замечательно. Завтра я ещё мало что увижу, восстановление требует времени, но на контроле через неделю уже станет понятнее, всё ли заживает как надо. На самом деле даже идеально выполненная операция не гарантирует стопроцентного успеха: ткани ведут себя по-разному, у кого-то всё приживается быстро, у кого-то возникают рубцовые изменения и нужна повторная операция. В таком случае шансы на отличный результат падают. Но я не буду думать о худшем, сейчас я настроена на успех и говорю об этом вслух.

По возвращении домой бесцельно брожу по квартире, не зная, чем себя занять. Квартира кажется странно пустой. В голову лезут плохие мысли, и я чувствую, что начинаю накручивать себя: «А если…», «Что если пациенту понадобится повторная операция?», «Как я буду жить, если…» — мысли идут одна за другой и безжалостно точат нервы.

За последнее время почти вся моя жизнь сосредоточилась на Вадиме и клинике. Круг общения сузился: коллеги, родственники, работа. Поддержки не хватает, нет той, которая нужна сейчас.

Больше всех я сблизилась с Надей, она всегда умела рассмешить, посмотреть под другим углом, дать простой совет. Она эндокринолог, взрывная, позитивная, хохотушка, которая умеет вытащить меня из хмурых мыслей. И поэтому ей-то я и звоню.

— Надь, давай посидим сегодня, поболтаем? Приходи ко мне..

— Я как раз ничем не занята. Ты вовремя. Через полчаса буду, — отвечает она бодро.

Через полчаса Надя входит с бутылкой вина и сыром, вся такая светлая и громкая.

Я вздыхаю и понимаю, что скрывать смысла нет. Рассказываю всё быстро, сбивчиво, пока она распаковывает: про Вадима, про операцию, про тот разговор на кухне.

— Ты справишься с вином одна? Я больше не пью. Я беременна, Надь, — вырывается из меня на пределе.

Она замирает, потом бросается ко мне, обнимает.

— Ух ты! Поздравляю.

— Пока рано поздравлять. Вадим не хочет этого ребёнка. Всё так серьёзно, я просто не знаю, что делать. И знаешь, он мне изменил.

Надины глаза распахиваются: они как блюдца, и в них видно настоящее изумление и злость.

— Чего? — произносит она. — Воронцов совсем поехал кукухой?

Я пожимаю плечами, потому что сама не знаю.

— Он тащит меня завтра к гинекологу и прямо сказал, что не хочет, чтобы малыш родился.

— Обалдеть! Карин, ну а ты что? Послала его в пешее эротическое?

— Если бы. Понятия не имею, что делать.

— Может, тебе стоит уехать? На время, — предлагает Надя, уже включив режим спасателя.

— Отпуск-то я уже отгуляла. Куда я денусь? — ответ звучит беспомощно.

— Если он будет настаивать, надо потянуть время, пока срок не перевалит за двенадцать недель. Сейчас у тебя сколько?

— Если верить тесту, пять недель.

— Да… долговато. Но ты знай, если что, у меня есть куда тебя отвезти, чтобы отсидеться. Ты только не стесняйся, хорошо? Если бы мне было неудобно, я бы не предлагала. Карин, дело серьёзное. — Надя говорит быстро и решительно.

Я смотрю на неё и чувствую, как чуть-чуть отпускает. Рядом есть человек, который готов не только слушать, но и действовать. Это уже многое.