Развод. В плюсе останусь я

Глава 22 Карина

Хромосома 21 (Синдром Дауна) — Низкий риск — Отклонений не выявлено

Хромосома 18 (Синдром Эдвардса) — Низкий риск — Отклонений не выявлено

Хромосома 13 (Синдром Патау) — Низкий риск — Отклонений не выявлено

Далее идёт перечисление ещё нескольких возможных аномалий, напротив каждой из которых указан низкий риск.

Комментарий генетика:

Результаты указывают на низкую вероятность трисомий и микроделеционных синдромов.

Уровень фетальной фракции ДНК: 12.8 % (норма ≥4 %).

Качество образца удовлетворительное.

Итог:

Заключение: генетических аномалий не выявлено.

Пол ребёнка — мужской.

Я перечитываю заключение врача ещё пару раз, словно пытаюсь убедиться, что не пропустила ни одной мелкой приписки.

«Генетических аномалий не выявлено.»

Буквы будто расплываются, я с трудом фокусирую взгляд. Горло перехватывает, дыхание сбивается. Облегчение огромное, всепоглощающее, как будто я всё это время держала воздух в груди и наконец-то могу выдохнуть.

Я закрываю глаза, прислоняюсь к холодной стене у стойки ресепшена, ощущая, как по щеке катится горячая слеза. Никто не видит, слава богу. Только я, телефон и это письмо, в котором заключено всё — моя тревога, мой страх, моя надежда.

Пальцы дрожат, когда разблокирую экран и открываю список контактов. Воронцов, самое заинтересованное лицо. Он должен знать.

— Вадим, результаты пришли.

— Секунду, выйду туда, где потише, — говорит он, и я слышу через динамик шаги, какой-то короткий разговор на фоне, затем хлопок двери.

— Говори.

— Никаких отклонений не нашли, всё в норме. Ещё раз подтвердили, что будет мальчик.

Пауза. А потом его голос, в котором слышу улыбку:

— Слушай, это просто отличная новость. Может, поужинаем где-то, отметим это?

Мне нужно несколько секунд, чтобы осознать, что он серьёзно. Как будто не было ничего.

— Вадим, ты меня извини…

— Не отказывай сразу. Я не давлю, — мягко перебивает он. — Просто это и для меня тоже очень важно. Как родителям нам необходимо сохранять хотя бы нейтральные взаимоотношения.

— Может, мы будем их сохранять дистанционно? — спрашиваю, стараясь, чтобы голос не дрожал.

В этот момент в ресторан заходит пара: девушка в красном платье и мужчина в пиджаке без галстука. Их приветствует администратор отрепетированной, безупречно вежливой фразой. Этот чужой смех, звон бокалов, приглушённая музыка, всё будто усиливает моё внутреннее напряжение.

— Так ты не дома?

— Нет, и уже поужинала. Так что извини, не получится.

— Ясно, — коротко отвечает он, и связь обрывается.

Я остаюсь стоять в холле с телефоном в руке. В груди неприятно ноет. Чувство вины разрастается, словно я сделала что-то неправильное. Сразу и присутствие Алексея кажется лишним, и розы чужими, неуместными.

Зачем я согласилась

Поворачиваюсь к залу, и замечаю, что Алексей стоит у арки, чуть поодаль. Он не спрашивает, но по взгляду понимаю — слышал. Хотя бы часть.

— Прости, нужно было позвонить кое-кому. Важные новости, — говорю, стараясь звучать спокойно.

Если для него это стало неожиданностью, он не показывает. Ни морщинки на лбу, ни тени раздражения. Только собранность, сдержанность, будто он не человек, а адвокат, ведущий переговоры.

— Я услышал часть. Могу тебя поздравить?

— С чем?

— С беременностью.

— Наверное, — киваю, отводя взгляд.

— Ты мне не сказала, потому что… — он делает паузу, чуть сжимая губы. Фраза звучит не как вопрос, а как мягкое обвинение.

Я поджимаю губы, делая глоток уже нагревшегося сока.

— Мы не настолько близки, чтобы я выкладывала всё сразу. Но если тебе интересно, я планировала сказать.

— Карина, если у тебя есть ещё какие-то важные новости, то я бы не хотел, чтобы ты их скрывала, — отвечает он без нажима, но с какой-то уверенностью, что имеет на это право.

Официант уже подал десерты, чизкейк и тирамису, аккуратные кусочки на белых тарелках. Я смотрю на них, оценивая, съедобны ли они.

— Больше ничего важного, — говорю, пытаясь улыбнуться.

Но где-то глубоко внутри понимаю, и это “больше ничего” уже звучит как ложь.

Я доедаю десерт, машинально проводя ложкой по тарелке, хотя вкус уже почти не ощущаю. Сладость кажется излишней, липкой, как и сама атмосфера вечера. Благодарю Алексея за компанию, за букет, за тактичность, но чувствую, что разговор исчерпал себя.

Хвалю себя за то, что приехала на машине, теперь не нужно ждать такси и растягивать неловкое прощание. Возможно, для него моя беременность стала неожиданностью, которую он не успел переварить. Не осуждаю. Не каждый мужчина готов сразу принять, что женщина, с которой он ужинает, носит под сердцем ребёнка другого.

— Карина, спасибо за приятную компанию, — произносит Алексей, когда мы выходим к парковке. — Могу я рассчитывать на то, что ты согласишься сходить со мной куда-то ещё раз? Я могу взять билеты в театр или кино, на твой выбор.

Он произносит это с лёгкой улыбкой.

— Да. Договоримся позже, — отвечаю уклончиво.

Он провожает меня до машины, придерживает дверцу, чуть наклоняется, будто хочет сказать что-то ещё, но передумывает.

— Спокойной ночи, — только и произносит.

— И тебе, — киваю, запуская двигатель.

Дорога домой проходит в полной тишине. Фары выхватывают из темноты мокрый асфальт, редкие силуэты прохожих, витрины ночных аптек. Город кажется уставшим, как и я.

Дома первым делом включаю горячую воду и долго стою под душем, пока пар не заполняет ванную. Смываю макияж, усталость, остатки неловкости. Тело ноет от напряжения, и в то же время внутри удивительное спокойствие. Я сделала всё правильно. Не притворялась, не подыгрывала, просто была собой.

После ванны натягиваю мягкий халат, завариваю ромашковый чай и ложусь в постель. Лента соцсетей бесконечная. Лица, поездки, фильтры.

Может, выложить своё фото с букетом? Сомневаюсь секунду. Я не из тех, кто делится личным. Но фото действительно хорошее. И, наверное, мне просто хочется напомнить себе, что жизнь продолжается.

Пара кликов, и пост уже в ленте. Подпись короткая, без намёков.

“Иногда достаточно просто позволить себе дышать.”

Не жду ни реакций, ни комментариев. Но уведомления начинают сыпаться почти сразу, сначала лайк от Нади, предсказуемый. А следом от Вадима. Сердце делает глухой удар где-то под рёбрами.

Вижу, как оживает карандашик в чате. Тот самый, в нашей почти безжизненной переписке, где всё сводится к моим отчётам о беременности и его сухим “спасибо”. Мелькает, замирает. И я ловлю себя на мысли, что задерживаю дыхание, как будто от того, напишет он или нет, сейчас зависит что-то очень важное.