Жизнь круто изменилась. Настолько, что мне всё ещё трудно влиться в новый ритм. Новая работа, расставание с Вадимом, странный, осторожный формат нашего общения, постоянное внимание Алексея — всё это будто навалилось разом, и я не успеваю переварить. Иногда кажется, что я просто существую на автопилоте, выполняя каждое действие по инерции.
Меня всё же догнали некоторые симптомы беременности. Постоянно хочется спать. Глаза закрываются даже на совещаниях, и я всерьёз думаю, что могла бы жить как медведь: впасть в спячку, а проснуться уже к родам, когда всё самое тревожное позади.
Если вкратце, моя жизнь сейчас состоит из трёх пунктов: работа, еда, сон. После работы я прихожу домой, бросаю сумку в прихожей, разуваюсь на ходу, достаю из холодильника первое, что попадается под руку, чаще всего йогурт или готовая еда из супермаркета, отписываюсь Вадиму, что всё хорошо, и заваливаюсь спать. С утра всё повторяется. Ни сериалов, ни книг, ни прогулок, только эта монотонная круговерть.
Четырнадцать недель беременности. Сегодня — важный день: предстоит скрининг. Я переживаю, будто сдаю какой-то экзамен, на котором решается всё. В голове всплывают страшные слова: синдромы, мутации, отклонения. Гинеколог у меня чудесная, жизнерадостная женщина: шутит, рассказывает истории из практики, и каждый раз мне становится немного легче. Но стоит выйти из кабинета и остаться одной, мысли снова начинают гудеть, как осиное гнездо.
Наверное, именно поэтому я и решилась на расширенный скрининг. Пусть дорого, пусть ждать долго, зато хоть немного спокойнее. Конечно, он не даст ответа на главный мой вопрос — каковы шансы, что ребёнок не унаследует шизофрению. Она ведь не определяется ни по крови, ни по ДНК. Но хоть другие тревоги можно исключить.
Утром добираюсь в клинику на такси. На улице промозгло. В регистратуре мне улыбается медсестра с аккуратным пучком и идеальным маникюром.
Я сижу в очереди, кручу в руках пластиковую бутылку воды. Нервничаю настолько, что не могу заставить себя поесть. Взяла с собой злаковый батончик, но он лежит нетронутый, в горле ком.
Когда берут кровь, я отвожу взгляд, никогда не любила этот момент. Медсестра говорит спокойно, будто сто раз в день повторяет одно и то же:
— Результат будет готов в течение пяти — десяти рабочих дней. Если по каким-то показателям будет высокий риск, врач вам позвонит. А если всё в норме — просто придёт письмо на почту.
— Нельзя ли как-то ускорить? — спрашиваю, сама не надеясь на чудо.
— Увы, нет. Всё зависит от загруженности лаборатории. Но, Карина Витальевна, обычно результаты приходят хорошие. Не волнуйтесь раньше времени.
Она, конечно, не виновата, что я на грани паники. Не знает, что мой страх не про цифры и графики в анализах, а про то, что заложено глубже, чем можно измерить.
Я выдыхаю, благодарю, выхожу в коридор. Сажусь на пластиковый стул у кабинета УЗИ и закрываю глаза. Осталось немного подождать. Сейчас позовут, и, возможно, я впервые услышу — мальчик или девочка. Хотя, если честно, мне всё равно. Главное, чтобы был здоров.
— Воронцова, — зовут меня в кабинет.
Я поднимаюсь, убираю телефон в сумку и захожу внутрь. На кушетке свежая бумага, аппарат УЗИ тихо гудит, готовый к работе.
— Рассказывайте, — врач улыбается краем губ, — какой у вас срок, есть ли в семье какие-то патологии.
Выдаю всю информацию, стараясь не упустить ничего важного. Она кивает, делает пометки в электронной карте.
— Хорошо. Сейчас посмотрим носовую перегородку, — говорит, поворачиваясь к монитору. — Размер идеальный.
Я наблюдаю за экраном, где чёрно-белые пятна постепенно складываются в узнаваемые формы. Маленький человечек, крошечный, но уже настоящий: двигает ручками, будто машет. Я замираю, не веря, что это происходит со мной.
Врач комментирует спокойно:
— Сердечко работает хорошо, животик ровный, конечности симметричные…
А я не слышу половины слов. Просто смотрю. В груди расползается тихое, глубокое тепло. Кажется, даже дышать боюсь, вдруг спугну это ощущение. Всё-таки я правильно сделала, что уехала больше чем на месяц, что позволила себе передышку, паузу от всего. Это такое счастье, знать, что внутри тебя живёт маленькая жизнь. Что скоро ты станешь мамой.
— Хотите знать пол ребёнка? — спрашивает врач, улыбаясь.
— Да, — отвечаю, и голос чуть дрожит.
— Мальчик.
Я непроизвольно улыбаюсь. Мальчик. Сын. Моё маленькое чудо. Пытаюсь рассмотреть на экране хоть какое-то подтверждение её слов, но ничего не понимаю в этих тенях и бликах. И всё же это не важно. Мне просто хочется задержать этот момент, прожить его до конца, чтобы потом можно было вспоминать, как всё начиналось.
Когда обследование заканчивается, врач распечатывает заключение и даёт мне снимок, серое фото, на котором он, мой сын. Я выхожу из кабинета с бумагами.
Заключение простое: «Плод развивается нормально, патологий не выявлено». Осталось дождаться результатов теста.
Вадим просил написать сразу, как выйду. Ждёт. Он имеет право знать. И я действительно собираюсь ему сообщить. Но какая-то упрямая, мстительная часть внутри шепчет: подождёт. Пусть немного почувствует, как это.
Я ведь уже отказала ему в том, чтобы быть рядом сегодня. Сказала, что хочу пройти всё сама. И, наверное, да, таким образом я наказываю его за то, что он тогда, в самый важный момент, не принял ребёнка.
Сначала сомневалась: не слишком ли жёстко? Но потом поняла — нет. Это не наказание, это просто способ сохранить покой. Мне нужно пространство.
Через две недели нас ждёт встреча в ЗАГСе. Развод. Я искренне считаю, что этого уже более чем достаточно.
Поэтому, чтобы не зависнуть в мыслях, первым делом еду в «Балтмед» и отрабатываю смену. Привычная рутина возвращает меня в реальность. Только к вечеру, выйдя на улицу, замечаю, что телефон весь усыпан уведомлениями. Несколько звонков, три сообщения от Вадима.
Я всё же перезваниваю.
— Извини, закрутилась на работе. Только сейчас появилась возможность позвонить.
— Хорошо хоть вообще перезвонила, — хмыкает он.
— Не язви, — отвечаю, стараясь говорить спокойно. — Я с хорошими новостями. По УЗИ всё отлично. Результаты расширенного скрининга будут через десять рабочих дней.
— Это долго, — вздыхает он. — А пол сказали?
— Да. Мальчик.
На том конце повисает звенящая тишина. Такая, что даже шум вечерней улицы будто замирает.