Развод. В плюсе останусь я

Глава 18 Карина

У меня в голове не укладывается, как можно было скрыть от меня столько всего. Я хожу по комнате туда-сюда, словно пытаюсь хоть так навести порядок в собственных мыслях. На полу тихо поскрипывает паркет, а за окном редкие машины рассекают темноту фарами.

Не столько страшна сама по себе история его семьи, сколько то, что мы всё это время жили, не зная, какой выбор стоило бы сделать заранее. Мы ведь должны были принимать взвешенное решение касательно возможных детей.

Мы живём давно не в каменном веке. Есть разные способы. Да я бы, возможно, даже согласилась на ребёнка из детдома. Пусть это было бы тяжело, непросто — зато мы бы не подвергли малыша риску. Мы приняли бы это решение вместе, осознанно, как взрослые люди.

А теперь... теперь всё, что мне остаётся, это принять неизбежное и смириться с последствиями. Жить в вечном страхе за своего ребёнка, выискивать у него симптомы, каждый раз настораживаться, если он заговорит не тем тоном или посмотрит не туда. Конечно, я постараюсь сделать всё возможное, чтобы он никогда не столкнулся с этим диагнозом. Но мысль, что где-то внутри уже заложено то, что может разрушить его жизнь, не даёт покоя.

— Вадим, — говорю наконец, глядя на него, — спасибо тебе, что всё-таки рассказал мне всё, ничего не скрывая. Только ты опоздал лет на пять.

Он поднимает глаза, усталые, будто стеклянные.

— Поверь, тогда я бы предложила тебе варианты выхода из ситуации. Мы бы справились. Я тебя любила так, что ни за что бы от тебя не отказалась.

— Любила? — он будто пробует слово на вкус, перекатывает его на языке.

— Да, — выдыхаю. — Но ты поступил так, что я не могу относиться к тебе, как раньше. Это просто невозможно.

Мне тяжело делиться с ним своими эмоциями, да и не думаю, что он сейчас готов к этому.

— Мне нужно сосредоточиться на себе. На моём здоровье. И здоровье малыша.

— Ты собираешься развестись? — в его голосе почти нет удивления.

— Да, Вадим. И надеюсь, что ты не будешь этому препятствовать.

Он не отвечает. Просто сидит, уставившись куда-то в пространство. Ни эмоций, ни слов. Только ровное, тяжёлое дыхание. Я жду хоть какой-то реакции, но он будто выключился.

— Вадим? — зову. — Воронцов?

Подхожу ближе, трогаю за плечо. Он вздрагивает, словно возвращаясь издалека.

— Ты слышал, что я сказала?

— Да. Ты со мной разводишься.

— Я могу рассчитывать, что ты не будешь препятствовать этому?

Он какое-то время молчит, потом кивает.

— Думаю, да. Да.

— Хорошо. Тогда, как оформлю заявление, подтвердишь его?

— Ты же не передумаешь? — спрашивает он так тихо, что я едва различаю слова.

Я качаю головой. Передумать невозможно. Всё слишком далеко зашло.

— Тогда могу я тебя кое о чём попросить?

— Смотря о чём.

— Я бы хотел, чтобы ты сообщала мне о своём самочувствии каждый день. И о ребёнке.

— Как ты это себе представляешь? — я устало усмехаюсь. — Звонить тебе каждый день я точно не буду.

— Не надо звонить, — качает он головой. — Просто пиши. В любом мессенджере. Как вы себя чувствуете.

Я не отвечаю сразу. Не очень-то хочется держать с ним связь. Особенно теперь, когда я собираюсь начинать всё с нуля, без него, без этого бесконечного груза тайн и вины. Но понимаю: ребёнок — это навсегда. Это то, что уже связало нас крепче, чем любые кольца и штампы в паспорте. Не знаю, будет ли он помогать, станет ли участвовать в воспитании. Но одно короткое сообщение в день написать не так уж сложно.

— Хорошо, я постараюсь, — наконец говорю.

Встаю, поправляю свитер и подхожу к двери. Воздух в комнате тяжёлый, давит на виски. Здесь мне больше нечего делать.

— Рина, куда ты сейчас собираешься?

— Пока не знаю.

Из меня будто все силы выкачали. Я словно отработала сутки в операционной без передышки. Мне просто нужно восстановить потраченную энергию как можно скорее.

— Оставайся здесь.

Он произносит это, но в интонации слышится просьба, не приказ. Впрочем, я уже выработала стойкий иммунитет к его «оставайся», «подожди», «давай потом поговорим».

— Я не буду жить с тобой в одной квартире. Это исключено.

На секунду тишина заполняет всё пространство между нами. Даже холодильник, кажется, перестаёт гудеть. Вадим медленно кивает, будто переваривает услышанное.

— Я съеду завтра. Соберу необходимые вещи.

— Тогда я вернусь сюда завтра.

Он опускает взгляд, теребит пальцами край рубашки. Я впервые замечаю, как сильно он осунулся — под глазами залегли тени, щетина давно переросла в неаккуратную бороду. Когда-то я любила проводить пальцами по его щеке, сейчас же это желание умерло окончательно.

У самого выхода мне вдруг кажется, что уйти из клиники вот так, по-английски, будет неправильно. Раз уж мы решили договариваться как цивилизованные люди, пусть он будет предупреждён.

— Хотела тебя предупредить, что завтра напишу заявление на увольнение.

Он резко поднимает голову:

— Я не выгоняю тебя с работы. Куда ты сейчас пойдёшь, беременная?

— Я уже нашла новое место. Не беспокойся, не ухожу вникуда.

Он морщит лоб, делает шаг ко мне.

— И куда ты будешь устраиваться?

Я прижимаю к себе сумку, будто это щит.

— Этот вопрос не касается моего самочувствия.

— Зато касается меня как руководителя. Рина, ты же не к моим конкурентам уходишь?

Вадим подходит ближе, и я ловлю в воздухе резкий запах алкоголя, смешанный с чем-то терпким, может, дорогим парфюмом. Желудок сводит.

— Прости, этот запах… Мне нужно на воздух.

Я торопливо отступаю, стараясь не смотреть на него, и выскальзываю за дверь. Воздух в коридоре кажется ледяным, чистым. Спускаюсь вниз, ступенька за ступенькой, чувствуя, как остываю.

— Только не говори, что выбрала «Балтмед». Это уже слишком. Рина?! — доносится его голос сверху.

Я не оборачиваюсь. Пусть считает, что угадал. Пусть злится. Мне сейчас всё равно.