Темнота не отступает.
Ее пробивает изометрия из белых квадратов.
В непроглядной тьме утопают белые квадраты.
Квадраты, квадраты и темнота.
Шутка, обман мозга и глаз.
Изометрические проекции на бесформенном поле стремятся приукрасить свою двумерную сущность трехмерным обликом, однако их усилия лишь вызывают новые трудности.
Тело на этот раз лепит как из пластилина, отрывая кусочек за кусочком материи в окружении.
Призраком наблюдать за рождением со стороны… Бррр…
Каждый раз Симуляция преподносит сюрпризы в красочных спецэффектах. Не перестает изумлять уже второй десяток лет.
То искры, сгущающиеся в водовороте, то воронки жидкого металла, то ускоренное развитие зародыша до взрослого парня.
Сотворение биомассы из тошнотворной головоломки белого с черным — вот это в новинку! И пожалуй, в таблице первенства самых отвратных — почетное место среди верхних строчек.
Одно, второе, третье… Толпой все двадцать человек в гигантском помещении без источников света. Как в Черной Комнате, но помимо тел виднеются смутные грани объектов.
Контроль над конечностями. Руки, ноги… Двигаться можно.
На расстоянии вытянутой руки детали фантомно и бесцветно детализируются, но не особо. Полки, бытовая техника… Если приглядеться, кажется: схожие формы бесчисленно циклятся и дальше на всем обозримом участке.
— Катюха, где мы?
Где мы, где мы, где мы… — отозвалось громогласное и гулкое эхо.
— Склад.
Ад, ад, ад…
В поле видимости движущимся пунктиром обрисовалась девушка. Машет рукой, зовет за собой, голоса не слышно.
— Единство, фильтрация высокочастотных волн. Фокусировка на очистке и перераспределении ресурсов. Интерполяция визуальной составляющей объектов интереса.
— Слушаюсь, Нелей, сын Посейдона.
— О, чему-то отец все-таки да научил?
— Катенька, я с детства с этой Симуляцией работаю-живу. Конечно, освоился…
— А что ж контроль потерял и систему перегрел, раз умный такой и знал, что делать это категорически опасно?
— Я… не придал этому значения. Одно дело, в инструктаже что пишется, а другое — на практике…
— Забылся. Так и скажи прямо.
— Скорее, увидел цель, не увидел препятствий.
— Учись на своих ошибках, милок. Иначе в иной раз — промашка станет фатальной. Как для тебя, так и для остальных.
— Да, Катя. Принял к сведению, благодарю. Что дальше?
— Смотри кино, милок. Тебе будет интересно.
Стоящая на одном месте беспрерывно машущая девушка помаленьку обрастает деталями и глубиной. Пепельные короткие волосы, прикрывающие глаза челкой, лакированные черные ногти, черные обрезанные в пальцах перчатки. Жует жвачку, надувая розовые пузыри. Худи, мешковатые штаны, желтые кеды.
— Кто эта… девушка?
— Зачинщица, бунтарка, хулиганка, вандал…
— На вид простецкая…
— С таких обычно и начинается армагеддон.
— Обычно? У нас что, часто, что ли, концы света наступали?
— Смотря что считать под этим словом… О Елене прекрасной и Трое слыхал?
— Гомер, Илиада…
— Что-то вроде.
— Но это же не конец света.
— Смотря для кого. Есть и другие примеры в истории, но надеюсь, идею уловил.
— Ага. Имя у нее есть?
— Мэллори.
— Твоя знакомая?
— Не совсем… Ну, в одной тусовке шатались по молодости.
— И…
— Тсс. Просто наблюдай. Звук откалибровался.
Баба Катя перешла с тихого перешептывания на полный голос и обратилась теперь ко всем.
— Ребятки, вскоре цепочка связи между нами прервется. Ни я вас не услышу, ни вы меня, ни кого-либо, кроме записи Симуляции. Ресурсы направлены в данный момент на…
Баба Катя прервалась, заприметив мой неодобрительный взгляд. Ни к чему им эта информация, не надо. И так в ужас придут, когда очнутся.
— На поддержание равномерной циркуляции парабеллума.
Старушка подмигнула, улыбнувшись краешком губ.
Да, этим можно втирать любую дичь, всё проглотят.
— Вникайте в происходящее. Управлять телом вы…
Голос Бабы Кати затухал и прерывался. Как и прежде, полутонами, отображались все объекты вокруг, только теперь стали пунктирными мои компаньоны.
Зато объявился звук лопающейся жвачки девчонки Мэллори, а окружение вокруг нее засияло колышущимися яркими красками.
— Погнали уже!
Резкий-дерзкий, низкий голосок. Еще и продолжает отдаваться эхом. Мэллори поскакала по просторам склада, опрокидывая дорогостоящее мудреное оборудование на своем пути, словно играясь.
Ноги сами собой затопали следом за девицей.
Автопилот… Ясно. Значит, и правда можно расслабиться и «смотреть кино». Только вот ощущения — странные. Гипер Естественные, утрированные, гиперболизированные… Вдох — словно тысяча, шаг — словно сто. Диссонанс между действиями и мозговым восприятием. Рассинхрон в мировоззрении…
— Мэлли, полегче!
Низкая звуковая волна, соприкоснувшись с окраской ауры Мэллори обратным течением, обогатилась цветом и явила юношу в черной кепке с белым принтом «69». На лице красуются едва выросшие усики и тощая бородка.
— Да какая, нафиг, разница? Круши, ломай, устрой дестрой, порядок — отстой…
— Мы ж сюда забрались только посмотреть, не?
Еще одна волна цвета озарила девчонку в красной бандане с черным черепом и пирсингом в губе.
— Катька, запихни свою любознательность в жопу! Мэлли, дело говоришь! Нахрен эти корпорации и их власть. Власть народу! Так говорили раньше?
Новый участник беседы присосался колышущимся каналом-щупальцем к общей цветастой извивающейся схеме.
Рослый пацан с синяками под глазами, в прозрачной черной сетчатой майке и шортах.
— Да, точняк!
— Ага, завали насос.
— Круши все, что видишь!
Растушеванное невидимой кистью пространство зацепило еще несколько ребят.
— Устрой дестрой, порядок — отстой…
— Круши, ломай…
Ребята запели какую-то песню, снося все на своем пути, оставляя за собой след из рухляди и мусора.
А мое тело подневольно тянет за ними. Ощущение недееспособности — отвратно. Потерять возможность задавать вектор своим действиям — не в моем вкусе совершенно. Так тут еще и как силком тянут, силой подталкивают. Глаза как будто обхватили чьи-то пальцы, сжимая белки костяшками, и водят вправо, влево. Не то что командуют, а просто обязывают смотреть «куда надо».
Мэллори, возглавляющая этот хулиганский дебош, выплюнула жвачку и задымила неким аналогом электронной сигареты, что ранее курили нон-стоп, не беря в голову вредные последствия… Хотя, если я правильно понимаю, сто лет назад уже прекрасно знали, какой страшной болезнью и возможной мучительной смертью это грозит.
Многие люди всегда плевали на безопасность и здоровье, ставя сиюминутные желания на первое место. Что в древние времена, что в недалеком продвинутом прошлом. Плюют и сейчас. Дурость убила многие разумные причинно-следственные связи, притупила желания, окислила мозги и испортила взгляды на жизнь… Но даже так — чувство самосохранения, базовые инстинкты выживания остались. И в противоречие им всем, что Дурные, что Просветленные — продолжают пить, курить, нюхать, колоться и находить способ себя одурманить, получить удовольствие — не смотря ни на что. Далеко ходить не надо: моя Кристина с радостью кумарит, хоть что ей говори; я — выпиваю; отец — балуется смесью коллекций химикатов Бахчисарая, забивая в трубку; Дурные в пригороде выращивают странные фрукты…
Сколь бы разумными не были, сколь бы Дурными не стали. Похоже, это тоже на животном природном уровне. Заложенное в нас самих при рождении стремление к самоуничтожению. Когда все в жизни слишком прекрасно или ужасно — пытаться эту самую жизнь оборвать, сократить, убежать от действительности. Тем самым уступив место новым жильцам в этом мире, которым еще хватает сил для естественных испытаний и преодоления препятствий, энергии, чтобы стремиться выжить. И так по кругу, опять и опять… Иначе нас расплодилась бы уже тьма, и на всех не хватило бы уже еды и воды, наступило бы перенаселение планеты. Разгон популяции, нехватка ресурсов… Животные так всегда само регулировались на этой Земле и в своих ареалах. Если тебя много — инстинкт подтолкнет к самой смерти. Если мало…. Подтолкнет дать место следующим поколениям, которым ты в будущем будешь только мешать.
В конце концов — банальный естественный отбор. Выживают сильнейшие. Слабым и тупым — нет места в этом мире. Так должно быть.
Но человечество в момент перешагнуло разумную грань. Даже самый немощный теперь мог выжить благодаря технологиям. Мы научились лечить свои недуги, которые сами же и вызывали, обходить возможности смерти от опасностей, приносящих запретное удовлетворение и удовольствие. Мы прекрасно знали, что нам вредно и что нас губит, но мы… Нет. Они. Они научились.
Мы со своими сверстниками ни хрена еще не сумели. Но все равно сами травим себя алкоголем и прочими веществами. И если многие не в курсе, что это их губит, то я прекрасно все знаю. И Кристина, и вся молодежь в нашем Сгустке из сорока семи человек. Но продолжаем травиться, продолжаем плеваться с похмелья по раннему утру, продолжаем горько откашливать черной мокротой засоренные легкие.
Уверен: мелкой девчонке Мэллори тоже плевать, что металл вкупе с табачной основой и химией может вызвать мутации генома, сузить венозную систему, воспалить каждый орган, расширить, взорвать изнутри кровотоком… Возможно, не сразу, с отложенным действием накопления.
Просто курит и разносит весь склад уже битых минут двадцать.
На кой-ляд мы за всем этим наблюдаем⁈
Баба Катя… Очерчена лишь серебристым пунктиром с оранжевым отсветом. Как и все остальные.
— … чем…о…гда…
Все, что я смог из себя выдавить. Звук тут же пожирала пустота. Ясно, связи и правда никакой ожидать не стоит. В чем задумка Бабы Кати, зачем мы смотрим на эту белиберду? Какие здесь могут быть зачатки культа? Не понимаю.
Ну, подростки и молодежь развлекаются… Да, тупо, грубо, на тот момент, скорее всего, абсолютно не легально. Но на то она и молодость. Чем только кто не занимался, как только не дурачился и я сам с Генкой и остальными, чем только и сейчас не развлекается по вечерам Зеленоволосая мелкая Шельма Лея с друзьями.
Все шалили, шалим, и будем шалить. Ну разносят эти глупые склад, ну дурачатся, нарушают закон, бунтуют против системы… Я и сам бунтарь еще тот: собираюсь обрушить устои и правила, какими бы ни были они там, за большою водой и горящим плотом.
Режущий скрежет, в висках отдает сверлящей болью. Картинка искажается… Хулиганье в белом шуме и помехах теряется в дымке.
Голова… Сжимается, как орех под давлением. Дышать тяжело. Кашель. Мне…
— … слышишь? Не смей умирать! Не…
Кристина? Этот точно ее голос… Кажется, или в снежном бело-черном мельтешение точек показалось ее лицо?
— … дыши, Нэл! Дыши, и я больше не буду придуриваться! Честно…
Рыдающий голосок Леи…
Под ребрами все съежилось. Каждый орган внутри отозвался неистовым ревом. Зубы заныли. На языке кислотный привкус, рот заполняется соленой и вязкой жидкостью…
Лицо отца в спектральной плотности отчетливо выразилось…
Внезапно и резко боль отступила.
Все вернулось к прежней безмятежной картине.
Пунктирные линии компаньонов, цветастые, связанные пластинчатыми каналами Мэллори и ее шайка-лейка.
Будто и не было того прихода.
Там вне… Я что… Умираю?
Но в данном моменте все спокойно и гладко. Что ж, будем плясать от того, что имею.
А имею — безвольное тело, которое не подчиняется приказам нервной системы.
В ребрах лишь зуд, да над висками теплее обычного…
— Мэлли, может хватит?
Молодая девушка (Катя⁈) схватила за руку Мэллори, разливающую по сторонам некую жидкость из стеклянной бутылки, судя по всему, прихваченной с одной из бесчисленных полок.
— Да пошло оно все. Хватит. Ты права. Хватит уже это терпеть! Пусть полыхают, твари.
Вырвав руку из хватки «подруги», бунтарка запустила бутылку в свободный полет.
Оставляя за собой хвост, переливающийся радугой цветов, склянка с дребезгом и фликером эха разбилась.
— Мэллори, может Зазуборка права?
— Да, это уже как-то перебор…
Ранее с охотой громившие склад ребята теперь вдруг очутились в сомнении и без энтузиазма.
— Серьезно?
— Ну да… Поджог — это все же уже опасно. Тут у Кэйти резон.
— Могут люди пострадать, погибнуть. Да и статья уже не за мелкое…
— Фетюк трухлявый! Ты че, позабыл, где мы? Тут людей и впомине не сыскать, одни эти роботы сраные.
— Ты за языком следи, за такое и врезать могу.
— Ну, рискни!
Парень с бейсболкой «69» кинулся с прямым хуком с правой на безобидную с виду хрупкую девочку. Та, филигранно уйдя от выпада, перехватила и свернула паренька в три погибели лицом в паркетный пол. Кепка отлетела далеко в сторону.
— Все, все, прости! Хватит, больно, пусти…
— Фетюк ты и в Африке фетюк. На девочку руку подымать.
— Пусти!
Парень на четвереньках двинул за головным убором, подальше от суровой Мэллори.
— Еще кто шмындяй? Или все закончились аргументы?
— Люди…
— Я же сказала, Кать. Нет тут людей, одни осточертевшие всем нам машины мегакорпоратов.
— Бить вещи и технопатия — это одно, повеселились, и хватит. Но, если охрана…
— Убегут. Еще и бонус заплатят. Спасибо лишь скажут.
— Но…
— Да драла я их лысые с галстуком головы! Гори все синим пламенем!
— Мэлли, стой!..
Мэллори схватила с ближайшей полки старомодные охотничьи спички, в два счета разожгла весь коробок и кинула к свеже пролитой жидкости.
Горючая жидкость вспыхнула, резво догоняя след разбитой бутылки. Перекидывающиеся языки пламени захватывали все больше и больше территорий вокруг.
Навороченные приборы, о назначении которых могу лишь догадываться, теперь полыхают. Цветастая картинка с пиксельными туннелями не распространяется на пожар. Серо-черная полу штрихованная масса из контуров освещается в коричневых тонах сепии.
Перегрузы яркого света, перегрузы тепла.
Отражения белых искорок в одержимом взгляде Мэллори, смотрящей на безудержно разливающийся по всему, до чего дотянется, смертоносный огонь.
Завыла сирена. С потолка полилась пена. Белыми облаками, ложась на набирающее силу пламя пожара.
— Мэл, бежим!
— Еще минутку…
— К егиням твои минутки!
— Шлёнда, ты че натворила⁈ Уходим!
Ребята скрылись за клубнями дыма.
Мэллори еще мгновение стояла в переливах огня и тоже исчезла.
Сепией огня объяло все вокруг.
Я в огне.
Жар. Жар от огня.
Слишком реальный.
Я горю. В самом деле, по правде горю.
Сгораю заживо.
— Ааааа!
Попытка кричать не увенчалась успехом. Вроде голос мой есть, звучит… Но лишь в моей голове, не иначе. Тут лишь огонь. Потрескивающий и взрывающийся.
Жар. Жар изнутри… Я горю изнутри. И снаружи.
Кожа плавится. Глаза вытекают.
— … коли!
— … но…
Каждая кость прогревается, заставляя мясо на ней шипеть и бурлить.
— … Гена…
— … не могу…
Сердце ускорило темп до невиданной скорости, отдавая уколом с каждым толчком.
— … етить твою… Антон, лови…
— … уверены… Глава я…
Барабанные перепонки трескаются под натиском разноцветного шума. Из ушей сочится кипящая кровь.
— … живо коли!..
— АААААА!!!
Мой безмолвный крик никто не слышит. Ни тут, в тусклом пожаре цвета сепии. Ни там — где я умираю взаправду.