Сгусток Отроков

Глава 22 Рассказ Хиро — Пытки

Вы смотрели когда-нибудь сверху вниз на мир и людей? Нет, не фигурально выражаясь, Фатих. Или Фэтсо… Фэтсо тебе подойдет! Уверен, под этой майкой неплохое такое пивное пузико.

Так вот, буквально? С ограды? С высотки? Прекрасно. А под углом в лишних девяносто градусов, на протяжении часов, да так, что кровь начинает бить по мозгу пульсацией? Как это? Да просто, Зеленка.

В сознание я пришел очень неординарно. По крайней мере, сколько ни жил, так еще не открывал глаза, даже после жуткой попойки.

Первое, что помню: сначала охватила непроглядная тьма, затем я почувствовал резкую вспышку боли, грубые руки схватили меня и потащили прочь. Мир завертелся, когда меня подняли в воздух, пока не перевернули и не подвесили к потолку так, что тело болталось подобно трухлявой тряпке на ветру словно безжизненная марионетка.

Внезапно ледяной луч света пронзил веки, заставляя открыть глаза.

Шея уже стонала, а это лишь только начало. Длительное нахождение в таком положении может нарушить кровообращение, что приведет к отекам, болям и даже повреждению тканей. Нервы и кровеносные сосуды, проходящие через плечевое сплетение, впоследствии будут растянуты или разорваны, что приведет к боли, онемению и слабости в руках и плечах.

Да, Гладкоголовая Астер — до сих пор болит. Спасибо за заботу. Что еще? Ну, если охота услышать о моем состоянии… Не в лучшей форме я к вам бултыхнулся в воронку.

Вес тела оказал давление на шею, вызывая повреждение позвонков, мышц и нервов. Болит. Да… Есть небольшое ограничение подвижности и неврологические проблемы.

Что такое неврологические? Парень, как тебя?.. Даг… Ты у нас тупоголовый, ясно… Это я понял, еще когда ты на плот сел по своей воле. Не обижайся, просто констатирую факты! Все, все Нэл, не напрягайся ты так! Неврология — это сложно. Руки, ноги, рефлексы. Вот, лови! Видишь, поймал без проблем на автомате, тупастенький мой! Значит, с ней все впорядке. Ясно? Ну вот и славно!

Также из-за напряжения мышц небольшие спазмы и травмы.

Дышать чуть тяжелее, если заметили одышку — вот она из-за этого.

Зачем такая пытка? Кайл, а ты у папаши при встрече узнай. Хотя навряд ли вы уже увидитесь. Пытался вызвать страх, тревогу и стресс. Надавить, ущемить и… Хрен его знает.

Психологическое давление — штука серьезная. Я ему, правда, поддаюсь плохо.

Нет, Зеленка, поверь — я на голову еще не повернутый наглухо. Ты, видимо, не встречалась с теми, кого Джорджи держит у себя в подвале, после многих дней таких пыток, и на базаре рабам в глаза не смотрела.

Что это вы нос повесили да приуныли? Ладно, беру слова назад. Значит, Нэл, у тебя в партии собрались не сплошь задохлики и не нюхавшие порох. Если кого задел за живое — прошу извинить. Так вот…

Я оказался в мрачной комнате, запястья и лодыжки привязаны к стальным крюкам.

Головой крутить мог, но с трудом.

Руки онемели от напряжения, а ноги жгло от веса собственного же тела.

Закричать не пытался. Лучше никому было не знать, что я пришел в чувства — так поболее шансов на скорый побег. Хотя тогда я не мог, даже если б и захотел. Мои слова застряли бы в пересохшем горле, шипящем и щиплющем в месте скоро зашитой раны, обработанной подручными средствами и химикалиями.

Минуты тянулись за вечность. Без понятия, сколько времени прошло, без понятия.

Я находился в ловушке, полностью беспомощный, к чему привычка отсутствовала.

Грубый голос эхом разнесся по комнате.

— Начинаем разговор.

Собеседника я не видел. Вокруг во мраке подземелья проглядывались лишь напильники, горелки, щипцы и прочие орудия пыток. Но ни единой души. И хотя я не мог видеть эту тварь — я чувствовал его присутствие.

Посыпались вопросы.

— Почему ты убил всех в Салуне? — прорычал голос.

Я молчал. Настроение трепать языком что-то отсутствовало.

— Где Йори?

— А где твой член? Вот там и поищи.

Я знал, что дерзость только усугубит мои страдания, но уже не мог сдержаться.

Что-то холодное и металлическое резко вонзилось мне в спину. Оно медленно нагрелось, обжигая плоть.

— Где формула?

— Какая, к ежкиной матери, формула? — выплюнул в ответ.

Крюки, к которым я был подвешен, начали растягиваться, разрывая конечности.

— Как сделать тату?

— Сходите к тату-мастеру да набейте, что за вопрос⁈ — сквозь стиснутые зубы прошипел я.

Мой мучитель продолжал задавать бессмысленные вопросы, а я отвечал язвительными насмешками. Чем больше он пытался сломить меня, тем сильнее становилось мое сопротивление.

Часами, угрожая, запугивая, обещая невероятные страдания. Но я стискивал зубы, отказываясь дать то, что хотел неизвестный.

Хамя, матюгаясь, хохмя… За что и получал пытку за пыткой и те самые «обещанные невероятные страдания» в действии.

Я знал, что в конце концов они убьют меня. Но я не сдамся. Я умер бы с гордо поднятой головой. Мать их за ногу сверху припека три раза! Хиро Ямамото уйдет из жизни только так, запомните, детки!

Часы превратились в дни, а дни — в недели. Хотя раз у нас был Ритуал, наверное, все же не так много времени-то и прошло. Но для меня — все тянулось целую вечность, а может, и две. Я висел, подвешенный к потолку, мое тело разрывалось на части растягивающимися крюками. Мой мучитель продолжал задавать бессмысленные вопросы, а я продолжал отвечать язвительными насмешками.

Все шло по кругу, пытки превратились в рутину, я бессознательно, уже по привычке, сквозь боль отвечал новой грубостью. За что получал новую невообразимую пытку. Это вносило разнообразие, и я хоть не ехал крышей от одиночества и постоянного света в глаза по ночам, ну или что я считал ночью, чтобы не давать мне уснуть.

Истязая меня — они обрабатывали раны, запуская медицинских ботов, дабы я не двинул коней раньше времени. Каких только веществ в меня не вкололи! Хотя для меня все они были не то чтоб в новинку. Папка Йори о моем счастливом детстве ох как позаботился.

Бессонница продолжалась. Яркий свет подкреплялся громкими шумами, разрывающими перепонки, постоянными перемещением по потолку на крюках из комнаты в комнату. При том каждая — словно клон предыдущей. Орудия пыток, подземелье… Пейзаж не сильно менялся.

Когда вырубался окончательно под влиянием лекарств от ботов — распыляли прямо в лицо из потолка какое-то психоактивное средство. По запаху — нашатырь с комбинацией аммиака и серы. Сон снимало как рукой.

Зато вместо него приходили новые друзья к моему одиночеству.

Галлюцинации. Паранойя. Растерянность. Проблемы с памятью и концентрацией.

Иногда я забывал, где нахожусь. По-новой задавая вопросы, как в первый раз. Оттого пытали еще больше, сильнее. Думали, придуриваюсь. Ну, возможно, я делал это инстинктивно, без спору.

Даже не знаю, галлюцинацией это было, или же нет… Однажды подвесили за ноги над ямой, наполненной сотнями крыс. Крысы голодные и агрессивные. Впились в меня, начали грызть, пытаясь добраться до мяса.

Поверьте — невыносимая боль и ужас, когда крысы разрывают кожу и пожирают заживо.

Но этого неведомым тварям и палачам казалось мало. Так же не показывая своих лиц, используя лишь механизмы и боты, пытались усилить пытку.

Поливали медом, мазали джемом и другими липкими сладкими жидкостями, чтобы привлечь крыс и заставить их кусать еще сильнее, сильнее… Кажется, иногда подмешивали возбудитель, чтобы грызуны вели себя особенно агрессивно.

От безумия, смерти от шока и потери крови спасали мед-боты. Реанимируя, залечивая и латая меня регенератами, чтобы я был свеж и здоров, словно ничего не случилось.

А возможно, как я уже и сказал — все это была моя больная фантазия и галлюцинация. Мне кажется — иногда я видел разномастных монстров из сказочных мифов, сползающих по стенам и потолку, подбирающихся ко мне на тонких ножках-тростинках с щелчками от каждого шага, как пауки, или ползущих со скрипом, словно некие змеи, смотрящих бездонным взглядом в глаза, проходящих сквозь тело, словно я некий призрак… Или они были фантомами. Я думал, что сбрендил. И скоро — дам дуба.

В конце концов они, кто бы то ни были — сдались. Крюки резко опустились и меня сбросили на холодный пол. Я лежал, свернувшись калачиком, дрожа от боли и истощения. Я был сломлен физически, немного ментально, но не побежден.

Моя воля оставалась непоколебимой.

Впервые за долгое время — я смог отрубиться и поспать.

Может, это и было всего на пару часов, но я будто дрых несколько дней.

— Эй, мальчик. Очнись и пой.

Ресницы лениво разлепились. Напротив меня старик в расстегнутой у шеи клетчатой рубашке протирал увесистый блестящий револьвер красной тряпкой.

Я больше не свисал с крюков, не лежал плашмя на полу. Сидел. Наконец-то сидел! В резном кресле. Не передать это чувство, ребята, когда тебе каждая мышца, каждая косточка, каждый нерв отзываются благодарностью за долгожданный релакс!

Если б еще не кандалы на руках и ногах, цепью уходящие к потолку… Был бы вообще смак! А так моя мгновенная попытка встать и выхватить через захват револьвер закончилась лишь моментальным связыванием и усадкой обратно на кресло жестким движением цепи. Ну и хрен с ним, подумал я. Хоть отдохну.

— Поговорим цивильно. Договорились?

— Что ты подразумеваешь под этим словом, тупень?

— О, я не тупень. Не помнишь дядюшку Джорджи?

— Ты… Это ты?

— Не признал?

— Когда мы к тебе захаживали сто лет назад, был повыше.

— Да и ты был помельче. Но дерзости и прыти, как смотрю, не поубавилось.

— Что с глазом, Джо? Одна из девок таки не вытерпела «ухаживаний»?

Старикан хмыкнул и потер свой покалеченный глаз.

— Долгая история…

— Почему все вечно, кого не спроси, в книгах, фильмах и сериалах всю жизнь так отвечают? Всегда можно в два слова уложиться.

— Хех, даже сейчас после всего шутки шуткуешь, мальчик. Забавный ты, но мне не до юмора.

— Так я серьезно. Что с глазом? Интересно, без всяких обид.

Заговаривая ублюдку зубы, я разглядывал обстановку и искал путь к спасению.

Кандалы крайне прочные — не сломать. Замка нет. Сплошной стальной сплав. Открываются по старинке настежь на автоматике. Если только отгрызть себе руки да ноги — но это, как вы понимаете, не вариант.

До револьвера в руках неприятеля, покашливающего время от времени, — не добраться.

До бутылки бренди на кофейном мраморном столике, из которой он периодически обновляет стакан — тоже.

Огромные эркеры от пола до потолка за спиной Джорджи указывали на то, что сейчас день. Восточная сторона.

По две двери. Справа и слева от эркеров, а также справа и слева от меня.

Камин без огня. На крайний случай, мог использовать и его.

Пути к отходу — есть, но как до них добраться — не имел ни малейшей идеи.

Только и оставалось любоваться на серый глаз старика и персидский узорчатый желто-черный ковер.

— Польщен, что печешься о моем здоровье, мальчик. Нет, женский прекрасный пол тут ни при чем. Они никто не брыкаются, а только рады ласкам опытного мужчины…

— С удовольствием бы послушал, старик, но в иной раз, более подходящий для такой беседы. Скажем, за чашечкой кофе под звездным небом или… Никогда. Избавь от подробностей ваших утех. Вкратце — что с глазом?

Избавиться от кандалов на руках можно, сломав себе пару больших пальцев… Но что делать с ногами? В голове до сих пор не возникало идей.

Я начал осматриваться, пытаясь найти хоть что-то, что могло бы помочь. Комната была довольно пустой: только стол и стул, на котором сидел старик. На стенах висели старые картины, книжный шкаф, телевизор пропащих времен, но ничего из этого не могло мне помочь.

Вдруг я заметил, что пол немного приподнят в одном углу. «Может быть, там есть щель?» — подумал было я, — «Тогда удастся поддеть доску и…»

— Глаз? — старик усмехнулся, прищурив свой серый глаз. — Это всего лишь напоминание о том, что в жизни не бывает ничего без последствий.

Я стиснул зубы, стараясь не выдать своего раздражения.

— Еще раз вкратце, старик, последний раз спрашиваю из добродушной любознательности, что с глазом? Напрямую ответь.

— Забавный ты. Охота. Если быть кратким. Каждый выбор, каждое действие оставляет след. Ты ведь тоже это знаешь, не так ли?

— Последствия, говоришь? — произнес я уверенно. — А что ты скажешь о своих последствиях? Сколько жизней ты сломал ради своих утех?

Его лицо на мгновение омрачилось, но тут же вернулось к привычной улыбке.

— О, мальчик, ты не понимаешь. Жизнь — это игра, и в ней нет места сантиментам. Каждый ход имеет свою цену.

Я отвёл взгляд к камину. Там кочерга. Если бы я мог дотянуться до нее, можно было бы вырубить урода… Но как? Кандалы не дадут и подняться. Все эти мысли кружились в голове, пока я искал способ отвлечь его.

— Игра, говоришь? — спросил я, поднимая голос. — Тогда давай сыграем. У меня есть вопрос. Почему ты меня не убил? Зачем эти пытки? Может, прикончишь? Ставлю на то, что не станешь.

Старик приподнял бровь, заинтересованный.

— Ты любопытен.

Затем резко взвел курок, направил дуло в меня и выстрелил. Пуля просвистела в дюймах от головы и проделала сквозную дырку в мягком кресле.

— Многие бы предпочли молчать в такой ситуации. Особенно после того, что с тобой сделали. Слишком много болтаешь.

— Я не из тех, кто прячется за молчанием, — ответил я, подгоняя его своим тоном. — Я хочу знать, почему ты меня просто не убил? Нужно выведать, где Йори? Так вот — сдох он в своих экскрементах и экспериментах несколько лет назад.

Джорджи рассмеялся, и этот звук отозвался в пустом помещении.

— Ты удивил меня, мальчик.

Еще один залп из револьвера. Свист и дырка — с другой стороны от головы. Спусковой крючок щелкнул быстрее, чем я успел заметить движение пальца. Старик не так прост. Вырубить будет — сложнее. Если получится вовсе.

— Ты играешь со мной, Джо? Не похоже на русскую рулетку что-то, в нее разве не играют вдвоем?

— Играю. Ты из-за смерти отца начал мои поставки «Свежего мяса» срывать? Рассудка от горя лишился?

Выстрел. В этот раз под паховой областью. Если бы я шевельнулся…

— Я твою лавочку просто так решил угондошить. Папаня тут не причем. Ты же знаешь, мне чхать на него…

— Мальчик из пробирки. Конечно, знаю! Не удивлюсь, если ты сам его и прибил. Но — не хорошо так. Всю ту работу, что он проделал для моего дела, все татуировки, заготовки… На кой-черт ты их-то уничтожил? Ладно, понимаю, сентиментальность к «Мясу», чувствовал себя с ними родственно. Они взаперти, ты взаперти и без выбора…

— Верно. Мне не нравится понятие рабов и то, как ты издеваешься над детьми. Думаю, это очевидно.

— Да, да… Легкая помеха бизнесу, могу понять и простить, пережить. Но что тебе ребята сделали, которых Йори заделал на основе итогов работы с тобой? Они были — ценными кадрами. Уникальными, так сказать.

— Зависть. Уникальным быть хотелось.

— Тогда почему не перебил девчонок с парнями? Йори им тоже делал тату. Что-то нескладно…

Выстрел. В этот раз в щиколотку. Острая боль.

— Ах ты, сука!

— Не волнуйся. Это пока лишь для профилактики. Мед-бот, тут пациент с ранением. Вылечи.

Слева от камина приподнялась неприглядная до этого дверца и выехал мед-бот. Такой же, как искромсанный мною на улице. Без лишних движений направился ко мне и начал обработку ранения.

— Так зачем ты перебил моих братцев?

— Братцы–акробатцы мне мешали дорогу переходить. А какие-то просто твари. Захотелось, и убил. В чем проблема? У тебя этих дебилов под сотню. Думал, такие правила в «Твоем Городе». Убивай, если хочешь, только знай, что могут убить. Выживает сильнейший, и все такое… Не?

Разговором-то я отвлекаю, но шансов на выживание, которых и так меньше десятка, становилось все меньше и меньше. Оставалось лишь трепать языком и выстрадать слогом свое спасение.

— Убил и убил. Нет вопросов. Не было бы, если б ребята не были уникальны. Где мне теперь новых достать? Смекаешь, к чему я?

— А… Так вот к чему были те тупые вопросы в подземелье…

— Не тупые, а вполне конкретные. Палач Чарльз, смотрю, отлично постарался, но ты на удивление крепкий малый.

— Ну спасибо.

Снова из дула вылетела пуля. Теперь в правый безымянный палец. Старик не только быстр, но и крайне точен, зараза.

Мед-бот вытащил еще пару механических рук и, не отвлекаясь от ноги, параллельно начал работу над пальцем.

— Ты любишь краткость, как я понял. И конкретику. Давай тоже буду без лишних слов. Мне нужны новые парни с тату. Сильные войны. Просто скажи, где Йори…

— Он мертв, — ответил я серьезно без тени ухмылки.

— Пусть так. Хоть и не верю. Тогда — мне нужна формула. И инструкция. Ты точно в курсе, уверен: папаша тебя обучал.

Тут в помутневшем за дни пыток сознании всплыла мысль.

— Как ты меня нашел?

Лицо старика расплылось в смазливой улыбке.

— Жучок. Ты моих ребята ухайдокал в переулке, но, благо, успели пометить перед кончиной.

Старик поднял бокал с бренди и вылил его на пол. Затем снова налил себе и выпил залпом.

— Светлая память Марко, Антонио, Хорсе, Синьо, Морэ. Напоследок заслужили место в Вальгале.

— Мерзкий трюк. Как и тот яд…

— Мерзкий трюк — уничтожить всех моих воинов с тату.

— У тебя еще полно детишек с ними, разве нет? Я их не трогал. Выращивай новых, учи, как отец… Сколько из них твои родные?

— Много. Но — это слишком уж долго. Для меня — непростительно долго. Да и тату на них, в основном, для защиты на всех, даже у первых моделей…

— Ты так живых людей называешь? Моделями?

— Я имел ввиду тату-универсалы. Те первые модели-прототипы, что Йори наносил, когда сюда с тобой приходил. Эх, вот не жалко тебе было убивать ребят? Серьезно, не понимаю. Со многими ты же в прятки играл, в войнушку, учился стрелять в нашем тире…

— Научился. И в войнушку, как видишь — выиграл.

Еще одна пуля. Плечо. Боль сильнее прежней.

Старик открыл барабан и начал перезаряжать оружее, беря патроны с полки камина.

— Спрашивал, играю ли я с тобой? Ты не понимаешь, мальчик. Жизнь — игра. Но сейчас — все серьезно. Для меня игры временно кончились. Это необходимость. Но не переживай. Настоящую игру жизни я тебе еще предложу. Сейчас спрашиваю. Ты знаешь формулу, как создать стимулирующее на атаку и бой тату? Или нет?

— Поверишь, если скажу, что не знаю?

— Поверю. Только, если скажешь, глядя в глаза, и честно.

Я посмотрел прямо в омытые годами безумия в собственном мире бесчинства глаза. Один здоровый, второй уже полумертвый.

— Я не знаю.

Старик вздохнул. И стрельнул в потолок. Два раза.

— Славно, что не врешь, чтобы спасти себе жизнь. Ты же знаешь, что мне тоже Йори много татушек набил?

— Знаю. И потому — не юлю. И потому не понимаю, почему не веришь, что я говорю насчет его смерти. Он взаправду — покойник.

— Славно, славно. Я знаю, что по крайней мере ты в это веришь, и это — твоя правда. Что ж… Вещество еще осталось? Раз уж нам не воспроизвести компоненты, то хоть используем запас.

— Вы же нагрянули на наше убежище? Не нашли ничего там, что ли?

Старик посмурнел.

— Записи, заметки опытов над тобой, разные колбы… Одна из них твоя была?

— Та, что побольше. Разбитая нахрен, ага.

— Чьи остальные?

— Прототипов. Неудачных.

— Йори говорил, ты его родной сын, единственный. И что там он лишь держал тебя для эксперимента, и то временами. И он… Он не мог мне соврать.

— Он и не врал. Все остальное — эксперимент по клонированию. Опять-таки повторю — неудачный. Папаша хотел себя воспроизвести.

— А ты?..

— Возможно, удачный образец. Возможно, и нет… Поди его допроси, где моя мамка. Он говорил — умерла где-то в Пустоши. Среди оргий. Я не желал вдаваться в детали.

— Мне говорил то же самое… Ты уверен, что этот псих не наплодил своих клонов?

— Все эти колбы и уродцы-эксперименты он создавал у меня на глазах. Точнее даже так: с моей помощью. Ассистировал, давал ткань свою… Хочешь подробностей?

— Избавь. Как тебе не интересны мои развлечения, так и я — далек от мира биологии и анатомии.

— Все неудачны. Это он уже с ума от Мутагена сходил последние годы и пытался себя воссоздать.

— Хорошо. А то еще чего не хватало. Одного этого психа было достаточно.

— Но этот псих создал тебе мини-армию. Что ж ты его так?

— На каждого бойца он заделал десятки агрессивных уродов и трупов. И то, что он делал вне нашего пакта… Аморально. Даже для меня. То, что он делал с тобой…

— Не будем о плохом. Записи слишком умны — даже для меня и моих активаций тату. Да и почерк… Хрен его разберешь. Жидкость для ваших татушек где-то в холодильники должна была еще оставаться. Я себе набивал последнюю не так давно. Там на добрый десяток должно хватать. Давай так — ты отпускаешь, я набиваю, как надо — и расходимся квиты?

Джорджи закрутил револьвер вокруг пальца, зацокал языком, покачал пальцем, расхаживая взад и вперед.

— Мои имбицилы эту жидкость разбили. Даже хуже. Вообще нахрен разнесли лабораторию. Вот в чем проблемка…

На этом дар речи впервые потерял я.

— Мой дом…

— Его больше нет. Сожгли до основания весь этаж. Чертовы кретины, кто их просил…

— Ясно. Так тебе нужна от меня формула, которой я не знаю, операция с веществом, которого у меня нет? И правда, проблемка.

— Остолопы притащили пару колб, все записи Йори и инструменты. Твой вещмешок. Все в подвале.

— Так что ты от меня хочешь? Я же сказал…

— А вот тут и начинается наша игра, Хиро Ямамото, мальчик из пробирки с усовершенствованным телом и активационным тату.

— Игра?

— Я дам тебе время до Ритуала на Озере. Авось напряжешься, сможешь разобрать почерк отца, что-то вспомнить, придумать, поизучать…

— Но я же…

Выстрел. Один за одним. Весь остаток патронов старик всадил в резное кресло, ровно вокруг меня, очертив мою форму.

— В игре правила. Ты — не возражаешь. Я дарю тебе шанс остаться живым или живым свободным.

— Заранее согласен. Но что значит свободным? Варианты обычно жить или умереть, не?

— В память о дружбе с Йори. И о том, как помог, как защитил моих деток… И в дань уважения, а также скорби над тем, как ты вырос в этом аду вместе с ним. Убивать тебя не стану. Хотя может ты и предпочел бы смерть. Вплоть до ритуала — у тебя есть время. Если не успеешь здесь расшифровать и догадаться, как воспроизвести те тату — пойдешь вместе с конвоем рабов на продажу.

— Что…

Джорджи сделал жест пальцем вверх.

— Единство — поднять.

Цепи с металлическим треском потянули меня к потолку. Знакомая поза, в которой я находился последние дни. Я вновь — прикован к потолку, теперь и в гостиной.

Мед-бот упрямо растянул конечности до капающих ран и продолжил лечение.

Старик, не смотря на меня, поднял револьвер вверх. Жгучая боль в районе сердца от татуировки для наблюдательности подсказала — в этот раз ранение будет смертельным. Не вся обойма была спущена в кресло. В оружии остался последний патрон.

— Я мог бы убить тебя прямо сейчас. Если б хотел. Мог бы и раньше. В салуне… На улице, пока проходил под дроном с дротиками. Пока ты справлял нужду у фабрики «свежего мяса», которую так беспардонно взорвал. Даже мог отдать команду детям, которых ты освобождал — прикончить тебя. Дистанционно. И, если Йори меня не поимел — они бы выполнили команды. Точнее скажу — в тот момент я уже не выдержал и отдал приказ, не задумываясь о последствиях. Но Йори и впрямь — меня поимел. Или сам ошибся в расчетах, не знаю… Ты жив. Слишком долго по моей прихоти. В последние разы — по счастливой случайности.

Старик поднял свой серый глаз ко мне. Кровь стекающая с пальца, падала каплями прямо ему на лицо. Но он, не моргая, смотрел на меня. Даже облизнулся, когда очередная капля попала на губы.

— Каждый выбор, каждое действие оставляет след. Жизнь — это игра, и в ней нет места сантиментам. Каждый ход имеет свою цену. Ты натворил дел. Теперь я даю тебе последний шанс быть свободным.

Джорджи взвел курок.

— Или ты догадываешься, как сделать вещество для тату, изобретаешь свое или еще что придумаешь, как сделать моих имбицилов сильнее, умнее, быстрее, и ты свободен. Мне в общем плевать на способ. Жду результат. Времени — до распродажи рабов у Загорского Водохранилища. Ничего не придет в голову — вместе с рабами выставлю тебя на продажу. В качестве подарка — вместе с твоими вещами и записями Йори, ибо все равно они никому будут не нужны; если даже ты не сможешь их разобрать, то мы и подавно. Понятно?

— Понятно. Вопрос.

— Задавай. Только учти, я уже без настроения. Жизнь-то тебе сохраню, но калекой могу и оставить, отозвав бота после следующего выстрела. Продам подешевле на рынке, да и хрен с тобой.

— Почему бы не поискать вещество во владениях Посейдона? Может там осталось…

— Разумно. Но у нас пакт. Я не захожу на его территорию. Он на мою. Не лезем в дела друг у друга. Единство запрограммировано стрелять на поражение при малейшей агрессии. Что в его случае, что в моем. Обоюдоострый клинок. То же — касалось и Йори. Пока он не спятил с концами и не скрылся.

— Папа рассказывал: у них там технологии, способные к анализу и созданию. Можно же по-дружески попросить просто помочь. Не обязательно штурмом нападать на Посейдона. Меня его сын как раз звал в гости…

— Второй фактор. Посейдон использовал тату лишь дважды. На себе и на Нелее. И сказал, что больше видеть не желает ни рожи Йори, ни этой технологии биостимуляции на основе мутагена и близко рядом с собой и в своем окружении. Его Неолуддизм по поводу Мутагена — критичен. Нет там никакой жидкости, формул и прочего… И даже заговори я о массовом производстве — для него, технофоба, будет актом агрессии. На эмоциональном плане. А при акте агрессии…

— Тебе там тут же кранты. Понял. Принял. Буду стараться все выполнить! В рабы мне неохота. Сколько времени осталось до ритуала?

— А это сюрприз. Недолго. Пусть будет для тебя мотивацией ускориться в темпе.

Старик опустил голову и револьвер и отправился к двери.

— Меня опустишь, отпустишь? Как пройти за вещами? Можно зеленого чаю с печеньем?

Бандит Джорджи не оборачивался и уже было взялся за ручку выхода, но отпустил ее. Все также стоя ко мне спиной, тихо заговорил.

— Помни — ты не в гостях. И я тебя ненавижу, как и Йори ублюдка. Но что он мне был нужен, что ты сейчас. Тебя — опущу. Отпустить — прости, но учитывая навыки боя, будешь все это время ходить в кандалах. Они встроены в поверхность дома, везде будут следовать за тобой. За вещами — левая дверь, вниз по лестнице до упора, там по прямой, в последней камере. Клетка откроется по идентификации. Зеленый чай и печеньку — на здоровье. Заказывай у бота, он привезет. Это место напичкано техникой, исполнят любой каприз, подлатают, накормят.

Теперь уже старикан открыл дверь.

— Еще кое-что.

Не оглядываясь, старик выстрелил из-за плеча. Точно в живот, чуть ниже летальной зоны.

— Это для мотивации. Помни — жизнь я дарю. Здоровье — зависит от учтивости, мальчик. Единство, опусти парня. Мед-боты — срочная помощь. Вызвать хирургию. Человек ранен. Спасайте. Полная операция, восстановление костей, внутренних органов, внешнего слоя. Наркоз — запрещен. У пациента аллергия. Легкое обезболивающее. Поддерживайте его бодрствующим.

Махнул пальцем вниз, цепи резко сбавили напор натяжения и обвалились на кафельный пол. И я вместе с ними, истекающий кровью, но в полном сознании, мгновенно свалился с трехметровой высоты носом в керамику.

Жужжание выезжающих ботов-хирургов, их щелкающие скальпели, пневмонасосы и операционная деятельность без анестетика — звоном отдавались по хрустящим костям и дрожащему черепу.