Сгусток Отроков

Глава 34 Последний шанс

Закинуть огромный крюк-кошку на вышку. Взойти на гору. Огромная рогатка для прыжка, для тех, у кого не выходит. Лабиринты с платформами. Канатная полоса испытаний высоко над землей.

И конечно, провал испытания ритмом.

Все слилось вместе с весами и вертелом.

Все события — происходили. Все уже случилось. Но не столь кровожадно. Не столь удручающе. Не столь фантасмагорично, и не в этом порядке, не с теми участниками.

Преимущественно со мной всегда были Мэй и Даг. Изредка — Крис, Фатих и остальные. Даже с учетом, что мы из разных команд — все равно не возбранялось помогать друг другу и пересекаться.

Никто не умер. Не пострадал… Сильно.

Сломанные ребра, ушибы и ссадины — быстро лечили.

У местных — нет автономных ботов. Но есть технологии поинтереснее… Напоминает магию, существуй она в самом деле. Магия науки.

Я провалил испытание с ритмом.

дают последний шанс, пройти испытанием распятием, чтобы впустить в поселение избранных.

Быстрый суд, с вопросом — что же с нами делать. С Мэй и Дагом. Остальные наши — справились. Из других команд — не совсем…

Но только я, в отличии от других выбрал ношу пройти последнее испытание и получить шанс, вместе со всеми войти «в поселение избранных». И впустить Дага и Майю туда автоматом… Даже если в итоге умру.

Кристина плакала, кричала, билась в истерике и избивала меня, за такое решение. Но вариант быть загнанными в пустошь вовсе или оставаться в прислуге и на побегушках, среди третьесортных Варн — нет. Ни для себя, ни для Крис, ни для Мэй и ни для Дага — я на такое пойти бы не смог, сколько раз мне бы заново не предложили.

Крис… Ее решительный отказ без меня вступать в «высший город» — никто не воспринял.

Только я — против.

Либо все вместе до конца в лучшей жизни, а не сменив шило на мыло и кучи обязательств — или все в лучшей жизни, но без меня.

Возможно, только возможно.

И потом, минотавр внутри и тату мне подсказывали — «Мы сильны. Мы пройдем.»

И этим голосам я уже доверяю, хоть и прошло несколько дней, как они преследуют меня по пятам.

Пятнадцать дней. Всего пятнадцать.

Пятнадцать дней без еды на распятии. Вода — только в ограниченных количествах, что приносят ребята, строго по поллитра в день. Не больше.

Обезвоживание, что может вызвать различные проблемы со здоровьем, такие как усталость, головные боли, снижение концентрации и даже более серьезные состояния — меня тогда не волновали, когда соглашался.

Склоны Крымских гор окружают, как клетка тюрьмы. Острые вершины исчезают в знойном летнем небе. Постапокалиптическая горная долина, место изнурительного испытания, кажется бесконечной, затянутой в водоворот времени и страданий.

Перед глазами простирается пейзаж: низкорослые деревья, редкие кустарники и далёкие неоновые вывески, автономные и самоподдерживающиеся, мерцают как призраки в жарком воздухе. Эти вывески расположены неподалёку от массивных врат, ведущих в поселение «избранных».

И несколько вывесок из неона с рекламой пиво прямо под ухом, не дающие тьмы по ночам и тишины. Электрический звук от напряжения и сопротивления тока — режит уши, а розовый яркий неон — глаз, сквозь закрытые веки.

Каждый день здесь — не только борьба за физическое выживание, но и за сохранение рассудка.

Пятнадцать дней без пищи и ограниченное потребление воды.

Экстремальные условия.

Лишь крайне редкие и короткие дожди приносят дополнительную холодную влагу, оставляя на лице прохладные следы.

И этот сладкий дождевой нектар меня и вывел из транса сознания.

Какой приятный ночной дождь. Постукивает о металлическую черепицу здания, сзади меня, успокаивает…

Нельзя отключатся. Не хочу обратно в кошмар. На сегодня — хватит сна. Пока что.

Время растягивается до бесконечности, отсчёт дней превращается в монотонный цикл, где каждый новый день приносит волну боли и отчаяния. Голова становится ареной бесконечных сражений, где воспоминания и текущие страдания переплетаются, создавая неразрывный узел из страха и надежды.

Один из таких был этой ночью, где весы превратились в адскую машину смерти без конца и края в цикле ужаса и пыток.

Сейчас ночь.

Лишь едкий и мягкий розовый неон освещает пространство.

Связан по рукам и ногам на распятии.

А земля на несколько метров подо мной.

Никого на земле.

Дни, что пролетели… Сколько я уже здесь?

Надо сосредоточится. Вспомнить. Каждый день пытки…

День первый

Свежий дождь смывает пыль горной тропы, и каждая капля воды, касающаяся лица, приносит облегчение.

Повис на грубо сваренном распятии, тугие ремни сдавливают запястья и щиколотки. Ночной воздух пропитан влагой, за спиной тихо покапывает дождь. Слабый розовый неон разливается по обшарпанным стенам, очерчивая контуры старого металла.

Все еще это — в новинку и не кажется чем-то серьезным. Но голова уже будто налита свинцом: слишком много боли, слишком мало сил даже после дня голодания.

Ворота рядом — высокие, тяжёлые, выкрашенные тусклой краской, которую давно разъела ржавчина. На срезах металла цепляются заострённые осколки сгнивших заклёпок. Линии сварки кривые, от них веет усталостью и равнодушием. В местах, где краска слезла окончательно, тускло проступают потёртые знаки, утратившие былой смысл. Если прислушаться, можно различить глухой треск — ветер цепляется за щели, пытается вырвать засовы, но лишь тихо завывает, не в силах сдвинуть тяжёлые створки со следами ржавчины и глубоких вмятин напоминают подраненные шрамы, полученные в бесчисленных стычках. По их поверхности разбросаны выпуклые клёпки, тревожные узоры которых складываются в хаотичную картину застарелой боли.

В верхней части ворот, подпирая небо, застряли искорёженные остатки некогда ровных балок — они извиваются, напоминая сломанные рёбра. На самих панелях можно заметить едва читаемые символы и эмблемы, смытые дождями и временем, словно намёк на былые амбиции и утраченные надежды. При слабом свете розового неона из-за спины эти знаки просвечивают сквозь слои коррозии, как призрачные силуэты из прошлого.

Пустые смотровые проёмы не открывают никаких перспектив: внутри густой мрак, стоящий стеной.

Скрипят тяжёлые ворота, и Кристина выходит ко мне.

Я слышу её шаги — осторожные, но гулкие от собственного отчаяния. Она взбирается по витевой лестнице на металлическую крышу и подходит ко мне. Останавливается рядом, прикасается к моей щеке прохладной ладонью. Её пальцы дрожат, а взгляд хрупок и напряжён, словно тонкое стекло, готовое треснуть от резкого звука. Я поднимаю глаза и встречаюсь с её взглядом.

Начинаю я нашу беседу тихо, подбирая слова, чтобы не превратить их в бессмысленный стон.

— Ты знаешь, я не хочу, чтобы эта боль обесценила наше прошлое. Я выбираю этот путь не ради страдания, а ради вас четверых. Не могу иначе.

Кристина влепила пощечину.

— Пусть каждый удар режет сознание, я всё равно готов идти до конца, чтобы дать вам шанс жить не как слуги заточенные в рамках, а как люди.

— Ты уверен, что мы этого хотим?

— Я хочу. И знаю, что вы тоже. Уверен.

— Уверен, что хотим быть среди… таких?

Кристина наклоняется ближе, её волосы касаются моего лица. Она не плачет сейчас — слёзы уже выплаканы, осталась лишь горечь, застрявшая в горле.

— Я не знаю, как тебе ответить. Твоё упрямство выдавливает из меня крик, но крик уже не помогает. Ненавижу видеть тебя таким: связанный, измученный, голодный. Ненавижу и то, что сама не могу разорвать эти цепи, ленты, веревки… Если бы у меня была сила или власть… Но нет. Ты сам втянул себя в этот капкан. И меня. И их. Ты…

Еще раз пощечина.

Я с трудом сглатываю. Вкус крови из губы, которую Крис прорезала острыми ногтями и дождевой воды смешивается во рту.

— Если бы я согласился на ту жизнь, которая нам «предназначалась», мы бы просыпались каждый день с чувством пустоты. Ты еще помнишь, каково это смотреть на окна чужих домов, где «жизнь лучше»? До того, как я тебя вызволил… Твой взгляд был… Ужасным. Я не желаю для тебя повторения этого унижения. Для Мэй с ее прошлым и Дага, что я вытянул с улицы… Я жертвую собой, чтобы вы не стояли в тени, не прятались под гнётом чужой воли.

Она прижимает лоб к моему плечу. Я чувствую её дыхание — тёплое, неровное, будто соскальзывающее по острым скалам страха.

— Как я могу жить с мыслью, что твоя смерть станет ценой за наше будущее? Что если тебя не станет, а мы окажемся в холодной цитадели, омываемой твоей жертвой? Неужели лучшая жизнь стоит того, чтобы потерять того, ради кого она вообще имеет смысл?

— Ты заговорила так… Умно.

— Нэл, я серьезно!

Я закрываю глаза. Её вопрос пронизывает меня, будто острая игла. Но я уже сделал свой выбор.

— Если я выживу, мы будем вместе среди тех стен, где нас не будут считать отбросами. Я не знал, что тут «так» все устроено. Не знал, что высшая каста имеет право вытворять с низшими, все что ей вздумается, а те будут рады… Ибо в остальном они их благодетели. Если же моя кровь станет ключом к этим воротам, то прошу… не позволяй моей смерти отравить вам жизнь. Живите так, как хотели. Пусть моя боль станет последним испытанием, через которое вы пройдёте, а не началом новой темницы.

Кристина приподнимает голову, и наши глаза встречаются вновь. В её взгляде есть что-то, что не тускнеет ни от слёз, ни от ненависти к обстоятельствам.

— Я не верю, что могу ступить в ту землю без тебя. Если ты упадёшь, я упаду вместе с тобой. Я не просила героизма. Мне нужен ты, каким бы ты ни стал, лишь бы не пеплом на ветру.

— Ты говоришь теперь очень умно… Видишь, свежий воздух вне Бахчисарая пошел вам на пользу.

— Дурак!

Я позволяю её словам утонуть внутри меня, смешаться с болью, дождём и холодом ночи. Я не знаю, смогу ли изменить её мнение. Но сейчас, в этих тусклых лучах неона, между жаждой свободы и страхом потерять друг друга, наши слова стягиваются в тугой узел. Он не развяжется сам собой, и нам остаётся только ждать рассвета — рассвета через пятнадцать дней, который решит всё.

Разговоры о мечтах и будущем после испытания становятся якорем, удерживающим от погружения в бездну. Тепло её прикосновения не способно полностью изгнать холод одиночества и страха. Её присутствие приносит мгновенное облегчение, но оставляет после себя лишь кратковременное ощущение тепла.

Как жаль, что выпускают ко мне лишь ненадолго и по одному… В какое место я привел наш Сгусток Отроков…

День второй

Лёгкая усталость сменяется нарастающим дискомфортом. Тело ещё не кричит о помощи, но жажда начинает напоминать о себе всё чаще. Солнце обжигает кожу, тени от скал пока что приносят лишь краткое облегчение. В голове зреет осознание — это только начало долгого пути.

Друзья посещают меня один за другим, поочередно. За два дня не приходил только Хиро. Что ж, не удивительно. Он себе на уме и другом его называть — себя не уважать.

Каждый день кто-то приходит. Ненадолго. В момент за ними приходит Фасилитатор Амрит и уводит. Каждый раз грустно кидая на меня свой взгляд.

Не общается. Ребята сказали — ей запретили.

Кристина — приносит нежность и теплоту. Когда она появляется, я словно окунаюсь в воспоминания о спокойных вечерах в родном доме: мягкий свет лампы, тихое журчание воды в умывальнике, аромат свежей выпечки. Она не говорит о сложных вещах, не рассуждает о выживании, не даёт советов — просто присутствует рядом, согревая мою душу невидимым плащом заботы. Её голос — это напоминание о том, что мир не ограничивается этой сухой пустошью.

Майя — деятель. Она постоянно вовлечёна в поиски решения, хоть и не всегда явного. Может указать на тень от далёкого холма или невидимый источник ветра. Она ведёт себя как разведчик: подсказывает, где можно спрятаться от солнца, как использовать жалкие крохи влаги из трещин в камне. Она не герой, но идеи порой становятся каплями надежды.

День третий

Жара и сухость воздуха усиливают чувство беспомощности. Каждая капля воды имеет цену золота. Визиты редки, слова друзей коротки и наполнены тревогой. Время теряет чёткие границы, а разум начинает искать утешение в мелочах. Я становлюсь раздражительным. Кидаюсь с лишней агрессией на безобидные шутки. Но тут же — смеюсь над собой.

Кайл — приходит поговорить о прошлом, узнать друг друга получше. Он выстраивает диалог, как опытный исследователь, осторожно касаясь тем, которые были бы мне интересны или близки. С ним мы пересказываем истории о былых годах: о первых шагах к целям, о забытых городах, о людях. Кайл даёт понять, что моё прошлое — не пустая оболочка, а фундамент, на котором я могу стоять и двигаться дальше, несмотря на жажду и жар.

Диа — с ней мы проводим время в молчании. Она не разговаривает со мной напрямую, скорее отмечает мои реакции, смотрит, как я меняюсь со временем. Диа будто изучает меня, пытается понять моё состояние. Её присутствие будто зеркало: я невольно начинаю анализировать себя, свои мотивы и страхи. И в этом самом безмолвном общении я начинаю глубже осознавать происходящее.

День четвёртый

Рёбра словно сжимают лёгкие, дышать становится тяжелее. Малейшее движение даётся с трудом. Тишина гор становится оглушающей, мысли — всё более разрозненными. Остаётся лишь упорство, сдерживающее отчаяние.

Фатих — пытается пронести мне еды и воды, но каждый раз безуспешно. Он как непоседливый контрабандист, который с упорством и юмором бросается в эту безнадёжную затею. Мы громко смеёмся над его нелепыми планами, придумываем самые сумасшедшие способы добыть провизию, размышляем о том, как бы это выглядело со стороны. Да, результата пока нет, но эта общая игра даёт мне надежду и отвлекает разум от пересохшего горла.

День пятый

Жара начинает брать своё. Тело болит, мышцы сжимаются от усталости, а горная жара усугубляет страдания. Вода — единственный источник жизни, но даже она становится редкостью. Друзья приходят по одному через ворота, каждый визит — как глоток свежего воздуха. Истории и смех пытаются отвлечь от боли, но слова растворяются в звуках ветра, шуршащего через горные вершины, и мерцании неона вдали. Каждое прощание оставляет пустоту, словно часть остаётся с каждым уходом. В глазах друзей читается смесь беспокойства и решимости, они ищут утешение в своём присутствии.

Кент — весёлый малой, старается развлекать играми и перебранками. Он приносит с собой всполохи энергии, которой здесь так не хватает. Мы спорим о незначительных вещах, устраиваем словесные дуэли, иногда придумываем импровизированные ребусы или загадки. Эти простые развлечения будто создают иллюзию, что вокруг не безжизненная пустыня, а школьный двор, где всё ещё можно отвлечься от забот и просто пожить моментом.

Даг — загадочный. Его речи похожи на сны или обрывки старинных притч. Как будто бы не совсем здесь, смотрит сквозь меня, сквозь скалы и пересохшую землю. Говорит о циклах жизни, о том, что всё возвращается на круги своя. Иногда мне кажется, что слова — просто наборы звуков, но они рождают смутную уверенность, что это испытание лишь часть пути, а за ним будет новое утро, новая вода.

День шестой

Резкая боль и слабость становятся постоянными спутниками. Влагу приходится экономить до последней капли. Стараюсь даже не потеть. Скорее мечтать. Пол Литра воды без дождя — зверская пытка. Слова друзей, хотя и редки, звучат как эхо далёкой жизни. Смутная надежда, что всё это временно, ещё теплится.

Гай — немногословно составляет компанию. Он не стремится вести беседы или шутить, почти не проявляет эмоций, но его немая поддержка бесценна. Когда Гай рядом, я перестаю чувствовать себя изолированным. Он присутствует, словно незримая стена, которую можно почувствовать плечом, когда всё остальное кажется слишком хрупким. Его молчание — не пустота, а тихая сила, на которую можно опереться.

День седьмой

Ветер приносит с собой сухую пыль, обжигая глаза и горло. Кажется, что звуки мира затихли, остались лишь шорох песка и дальний гул. Встречи с друзьями кратки, но их лица теперь как отражения прошлого, приносящие короткое облегчение.

Эллей — чуть пободрее, но повреждённый Единством. Мы с ним восстанавливаем речь, словно учимся заново произносить слова, строить фразы. Я осознаю, что язык — это не просто средство общения, а способ не дать мозгу застопориться в оцепенении. Вместе мы повторяем странные словесные упражнения, жонглируем смыслами и интонациями. Эллей помогает мне не утратить связь с мыслью, с разумом, с самим собой. Его присутствие — это ежедневная тренировка ума, столь же важная, как и глоток воды.

День восьмой

Мышцы ноют без передышки, каждое движение — подвиг. Визиты друзей становятся всё более редкими, тишина — постоянным фоном. Глаза ищут хоть малейший признак перемен, но вокруг лишь однообразная картина гор и неонового далёкого огня.

Афоня — всегда появляется под вечер, когда солнце начинает клониться к горизонту. Он не торопится, словно проверяет моё терпение. С ним мы много говорим о смысле происходящего — о том, почему я здесь и насколько важны эти испытания. Афоня не предлагает помощи в прямом смысле, не пытается тащить провизию или воду, но его рассуждения о человеческой природе и стойкости духа иногда укрепляют мою решимость продолжать.

День девятый

Время словно растягивается, мысли застревают в пустоте. Чувство голода перемешивается с жаждой, а тело ослабевает. Даже смех друзей звучит отдалённо, как напоминание о другом мире. Память начинает искажаться, смешивая сны и реальность.

Рой — практичен. Он смотрит на меня оценивающе, как на солдата, который должен пройти полосу препятствий. В его словах звучат отголоски давней выучки: как экономить силы, как делать минимальные глотки, чтобы смочить горло, как стараться не думать о жажде. Его советы порой резки, но полезны. Он говорит, что жизнь — это борьба, и если я не справлюсь, то упущу что-то важное. После его визитов у меня часто чёткий план на ближайшие часы.

«Ты не один. Мы сильны.»

Жжет. Очень жжет дрянное тату.

День десятый

Первые признаки галлюцинаций начинают проявляться. Тени от скал танцуют на стенах сознания, лица близких становятся размытыми и искаженными. Связь с реальностью ослабевает, дни подсчитываются как бесконечный круговорот мыслей. Время теряет смысл, а воспоминания смешиваются с настоящим, создавая калейдоскоп эмоций и образов. Забытые моменты из прошлого оживают, заставляя переживать каждую радость и боль заново. Ветер приносит запахи дикой природы, смешанные с едким ароматом дождевой воды, создавая ощущение затерянности во времени и пространстве. В моменты ясности ощущается полная изоляция, словно мир вокруг растворяется в тени безысходности.

Арсений — странный мальчик. Он приходит внезапно, почти бесшумно, но не так часто, как остальные. Когда он рядом, появляется ощущение, будто я часть чего-то большего, словно он приносит с собой эхо целого мира. Мы не слишком много говорим, но его присутствие напоминает о том, что я не одинок в этой пустоши; он как отражение общего гудения жизни, роящегося где-то за невидимыми границами моего заточения.

«Это только начало»

«я знаю»

«Мы все еще вместе сильны. Станем сильнее»

«как скажешь»

Сегодня тату холодит.

День одиннадцатый

Хрупкие границы сознания дрожат. Голос друга звучит искажённо, словно проходит сквозь толщу воды. Боль уже не удивляет, а воспринимается как неизбежный ритм существования. Воспоминания осыпаются, словно песок сквозь пальцы.

Астер — рационалист. С ней мы обсуждаем строение скал, возможные пути побега, эффективность разных методов сбора конденсата из воздуха. Она не слишком сочувствует, скорее ищет задачу для решения. Иногда у меня ощущение, что я — ее эксперимент. Она предлагает схемы, графики и расписания, но не всегда они осуществимы. И всё же, аналитический подход заставляет задуматься. И напрячь извилины. А это сейчас — очень полезно.

«Слышишь меня?»

«слышу, слышу»

«Мы можем вырваться. Можем всех искрамсать»

«нет»

«Мы сильнее»

«нет»

День двенадцатый

Реальность плавится в игре теней и света. Каждый звук отдаётся эхом, каждое слово — ломкое и ненадёжное. Ослабшее тело просит покоя, но покой обманчив. Мысли блуждают в круговороте прошлого и настоящего.

Шелдон — приносит звуки звёздных историй. Он как странник, заглядывающий из иных миров. Когда он здесь, я забываю о сухости губ, о царапающем горло воздухе. Рассказывает о неведомых созвездиях, о далеких планетах, где вода льётся рекой. Его присутствие — иллюзорный оазис. Я понимаю, что это лишь сказки, но они так хорошо отвлекают, что после его ухода в душе остаётся тонкая нить надежды.

«Спишь?»

«нет. ты же знаешь и так»

«Спи»

«нельзя. они подкрадуться. заберут воду»

«Я охраняю»

«ты — это я»

«Я — это ты. Мы сильны»

«я усну — и ты следом»

«Нет. Я охраняю. Даже во сне. Спи»

Чернила тату, как змея под кожей зашивелились. Поползли от плеча к шее, к глазам, а затем через спину к паховой области. Колит.

День тринадцатый

Границы между сном и явью почти стёрты. Ощущения притупляются, и даже боль становится привычным фоном. Лица друзей в памяти то всплывают отчётливо, то расплываются до неузнаваемости. Прошлое и настоящее сплетаются в безмолвное полотно.

Жора — шумный, жизнерадостный, хотя и не особо полезный. Приходит он обычно в самые знойные часы дня, когда я уже изнемогаю от жажды. Жора рассказывает анекдоты, вспоминает какие-то былые пьяные застолья, пытается рассмешить. Он никогда не приносит ничего существенного, но его смех, пусть и надрывный, даёт возможность хоть ненадолго выдохнуть морально.

«Кто ты?»

«Минотавр. Ты меня так называешь.»

«Почему не говорил со мной до сих пор?»

«Ты убегал. Ты не слушал.»

«Кто ты?»

«Я уже отвечал.»

«На самом деле, что за существо, что ты можешь, откуда?»

«Я далекое эхо старых эпох. Как твой друг говорил, биокод. Я в твоем теле. В твоей натуре. В твоих воспоминаниях. Все былые времена — это я.»

«А я — это ты, ты это я»

«Верно»

День четырнадцатый

Взгляд затуманен, а разум скользит между полуистиной и иллюзией. Каждый глоток воды — подвиг, каждая минута — испытание. Мир вокруг теряет чёткие очертания, оставляя лишь ощущение безысходности и отдалённого мерцания надежды.

Лея — спокойна и ласкова. Её голос звучит мягко, словно она хочет убаюкать меня. С ней мы говорим о семейных ценностях, о доме, о том, кто ждёт меня по ту сторону этой пустыни из жажды. Лея не предлагает стратегий, не шутит, не философствует — она просто напоминает о том, что в мире есть тепло родных рук и объятий. В те моменты я чувствую, что не всё сводится к выживанию; есть ещё что-то прекрасное, к чему стоит вернуться.

Люк — Его появление редкое, и каждый раз оно сопровождается чувством приближающейся развязки. Не уговаривает, не утешает и не жалеет. Он говорит о необходимости действовать, о неизбежности выбора — или я найду выход, или время меня сломает. Приносит уверенность, что что-то должно измениться. При его уходе остаётся ясность: впереди важный шаг, нужно идти дальше, несмотря ни на что.

«Это сегодня. Это было сегодня.»

«Да»

«Ты считал эти дни. Четырнадцать. Верно?»

«Да. Я рад тебе все напомнить. А теперь спи. Завтра последний твой день. И мы обретаем свободу — по твоей воли и методу.»

«Не упросишь меня разорвать эти оковы и вырваться прочь?»

«Уже нет смысла. Просто спи.»

«Я боюсь, опять приснится этот бесконечный ужас из испытаний»

«Спи. Я защищу. Тебе нужно было лишь попросить»

«Сладких снов.»

«Спи.»

Татуировка греет в ночи и в дожде. Минотавр охраняет мой сон. Я засыпаю.

День пятнадцатый

Каждая минута тянется бесконечно. Воспоминания и настоящее сливаются, невозможно определить границы между ними. Визиты стали редкими, но каждое присутствие друзей — как последний глоток свежего воздуха перед новым штормом боли. Горная долина кажется всё более мрачной, а неоновые огни баров — далеким миражом надежды. Силы постепенно покидают тело, каждая клетка отдаётся истощению. Мысли становятся всё более спутанными, реальность кажется зыбкой. Звуки природы вокруг превращаются в гулкие эхо страхов и сомнений. С каждой минутой всё труднее сохранять рассудок, а тело — бороться с бесконечным истощением.

В последний день испытания жена приходит снова через огромные ворота. Её лицо искажено отчаянием, но в глазах всё ещё горит искра любви. Она держит руку, ощущается тепло, прорывающее холодные цепи одиночества. Слова кажутся далекими, как эхо, но всё ещё резонируют: «Ты сильнее, ты справишься». Однако эти слова не могут полностью остановить погружение в бездну. Её присутствие утешает и одновременно болезненно напоминает о том, что надежда всё ещё существует.

Галлюцинации становятся ярче, реальность искажается до неузнаваемости. Земля под ногами словно пытается поглотить, слышны голоса, рассказывающие о неспособности выдержать испытание. Каждое слово — как яд, разъедающий остатки воли. Ноги теряют силу, тело становится неподвижным. Воспоминания о прошлых попытках выжить вспыхивают в голове: огромный камень, брошенный на вышку крюк-кошка, попытки прыгнуть, чтобы избежать гибели, каждый неудачный прыжок — как потеря части себя. Принятие этого давит, как тяжёлый груз, не давая возможности найти выход.

Ветер, дующий сквозь горы, приносит запахи влажной земли и разлагающейся растительности. Листья и камни шуршат, создавая мелодию страданий, сопровождающую каждую секунду. Силы окончательно покидают тело, отдаётся истощению. Голова кругом кружится, начинается потеря сознания, балансировка на грани между жизнью и смертью. Каждое движение становится невыносимым, а каждая мысль — туманной и расплывчатой.

В бесконечной темноте становится ясно, что борьба не только физическая, но и психологическая. Мысли становятся всё более спутанными, возникает сомнение в собственном существовании. Что, если испытание никогда не пройдётся? Что, если жизнь — лишь череда неудач и ошибок, приведших к этому мучительному положению? Каждый миг здесь — борьба с самим собой, с демонами и страхами. Силы для продолжения ускользают, как песок сквозь пальцы. Галлюцинации становятся всё более яркими и реалистичными. Лица друзей и семьи призывают, пытаясь поддержать, но их голоса звучат отдалённо, как эхо в пустоте.

Воля начинает ломаться под тяжестью страданий. Внутренний голос, полный самоосуждения и сожалений, кричит, что спасения не заслужено. Каждое слово — удар по сердцу, заставляющий его биться сильнее и больнее. Борьба кажется тщетной, усилия напоминают попытки удержать падающий песок. Каждое движение — это борьба с истощением и болью, с внутренним голосом, осуждающим каждый мой шаг.

Приходит понимание: испытание — не просто физическое и психологическое, но и проверка души. Последний шанс. Необходимо найти силы преодолеть страх и сомнения, чтобы доказать свою ценность. Но как это сделать, когда каждая часть существа кричит о своей беспомощности? Темнота полностью поглощает, её плотные тени заполняют каждый уголок сознания. Мысли распадаются на тысячи мелких осколков, отражающих страхи и сожаления. В бездне переживаются все прошлые события — каждый момент жизни становится на показ, каждый выбор и ошибка всплывают перед глазами, заставляя переживать каждую радость и боль заново.

Мысли путаются. Мысли повторяются. Ком, снежный ком. Приходила ли сегодня Кристина, или мне показалось?

Я делаю глубокий вдох. Жаркий воздух жжёт горло, а каждый выдох отдаётся слабой болью в груди. Солнце всё так же палит. Я прикрываю глаза, пытаясь понять, что это всё значит.

«Эй. Минотавр. Ты это я. Я это ты. И ты был со мной всё время?» — спрашиваю я, слегка наклонив голову, будто обращаясь к тени у подножия валуна.

«Всегда, » — тихий ответ отзывается внутри, как гулкое эхо в пустом зале.

Голос минотавра крайне низкий и хриплый. Но в тоже время бархатно приятный нутру. Не пугающий.

«С тех пор, как твоя плоть обрела волю двигаться, и до этого самого мига. Я спал и наблюдал, скользил за гранью твоего восприятия, пока ты не решил услышать.»

«Зачем ты здесь? Чему мне служит твое присутствие?» — в моём голосе звучит неприкрытая тоска. Я хочу понять, в чём смысл этого испытания, что за люди приходили, и как связано всё это с существом, которое называет себя Минотавром.

«Я — связующая нить между тем, кем ты был, и тем, кем можешь стать. Я не просто образ, не просто эхо. Я твой внутренний лабиринт, твое наследие. Я — твоя глубина, твой стержень. Без меня твои воспоминания были бы сухими обрывками. Я храню в себе суть всего тобой пережитого.»

Я осматриваюсь вокруг: те самые скалы, жгучий свет. Вдали дрожит воздух над раскалёнными камнями.

«Если ты — часть меня, то почему так долго молчал? И бродил, не обращая внимания? Словно в другом измерении?»

«Это был мой отголосок. Образ из прошлого. Моя жизнь. Ты не желал знать. Ты бежал от вопросов, которые мог бы задать. Ты ждал, что придёт кто-то и решит за тебя, подаст воду, покажет выход. Но теперь ты загнан в пустошь внутри себя. И здесь, один на один с голодом, жаждой и страхом, у тебя нет пути назад. Лишь вперёд, через меня.»

Я сглатываю, горло сухое, это движение даётся тяжело.

«Как мне выбраться? К чему все эти испытания, эти люди, что приходят и уходят? Кто они?»

«Ты только что помнил. И уже позабыл. Они части твоего опыта. Образы прошлого, голоса сомнений, обрывки надежд. Они учат тебя быть целым, видеть многогранность своей натуры. Твоя жажда — не только о воде. Это жажда смысла, ответа. Я — страж твоего сознания, и только пройдя через меня, ты поймёшь, куда идёшь.»

Снова наступает тишина. Солнце раскаляет воздух, и мне кажется, что даже тени стали короче. Я поднимаю голову, пытаясь найти взглядом нечто, что укажет дорогу.

«Куда мне идти?» — звучит мой собственный голос, но словно откуда-то издалека.

«Вглубь себя. Вперёд, сквозь боль и страх. Найди свой собственный центр. Когда ты примешь то, что я — это ты, а ты — это я, путь станет яснее. И тогда жажда перестанет быть твоим тюремщиком.»

Я молчу. Слова Минотавра, эхом отдаваясь внутри, звучат как древняя истина. Осталось лишь одно — сделать шаг.

Татуировка растеклась плавно по жилам и мередианам. Уют. Спокойствие. Расслабление.

Глубоко внутри появляется слабый свет, словно маяк надежды. Он пробивается сквозь плотные тени, озаряя сердце теплом и силой. Чувство неожиданной решимости, как будто часть души сопротивляется погружению в бездну, отказывается сдаться. Начинается борьба с тьмой, попытка найти путь к свету, который всё ещё мерцает в глубине сознания.

Свет внутри усиливается, проникая в самые тёмные уголки разума. Он согревает и оживляет волю, наполняя новой силой и решимостью. Понимание, что нельзя позволить себе сдаться, что судьба всё ещё в собственных руках. Внутренняя борьба становится всё более интенсивной, воля постепенно возрождается из пепла отчаяния.

Воспоминания начинают меняться. То, что раньше было источником боли и страха, теперь становится источником силы и мотивации. Моменты радости с супругой, смех друзей, светлые дни жизни — эти воспоминания становятся топливом, разжигающим огонь внутри, позволяющим преодолеть тьму и боль. Каждое воспоминание приносит новую надежду, новую веру в возможность выжить и найти путь к свету.

Понимание приходит: испытание — это не наказание, а возможность доказать себе и окружающим, что можно преодолеть самые тяжёлые преграды. Вера в себя укрепляется, каждая клетка тела наполняется жизненной энергией. Боли становятся менее интенсивными, уступая место ощущению силы и решимости.

Приближаются шаги. Люди собираются вокруг — те, кто прошёл свои испытания и готовы принять. Лица выражают уважение и поддержку, протягивают руки помощи. Присутствие наполняет уверенностью и надеждой. Сердце наполняется чувством, что свет уже близко, что помощь не за горами.

Свет внутри становится ярче, силы возвращаются в тело. Цепи, связывающие, начинают ослабевать, медленно отпуская. Руки и ноги постепенно освобождаются, возвращается свобода с каждым мгновением. Раны начинают заживать, тело наполняется силой и жизнью. Каждый вдох приносит облегчение, каждое движение становится менее болезненным.

Поднимаются на ноги с последним усилием, ощущая, как каждая клетка тела наполняется энергией. Ветер, дующий сквозь горы, приносит запахи свежести и свободы.

— Живой? На, попей.

Это Хиро. Он протягивает ведро воды.

Воды. Ее так много… Вся моя.

— Не торопись. Иначе получишь только больше травмы. Из голодовки нужно выходить постепенно, также долго, как голодал. Да не пей ты все сразу, кому говорят! Лучше умойся, воняешь скотиной.

— Ты… Что здесь делаешь? Я должен висеть, фассилитаторы, я… Амрит должна…

— Никто ничего тебе не должен. Я за нее. Дали добро тебя забрать. Ты прошел испытание. Последний шанс оправдался.

— Правда?

— Зачем мне шутить?

— Но почему ты…

— Давай сначала тебя в себя приведем. Выглядишь паршиво… Хотя на удивление не исхудал. А ведь мышцы должны были атрофироваться и исчерпаться… Интересно.

Я встал на ноги. Ноги держат крепко. Сил и правда — хоть отбавляй.

«Не благодари»

— Пойдем, мне нужно тебе кое-что рассказать. За две недели, пока остальные к тебе шастали, я тут кое-что разузнал о наших новых «друзьях». И о Зевсе. Интересно?

— Очень. Но, скажи сначала — почему ты меня снимаешь? И почему в черном наряде, как Фасилитаторы?

— Темно-Бурый. Важная деталь, но опять-таки — давай позже.

— Я думал в Верхнем Городе все носят белое. Или черное на…

— Особая Варна. Идем. Вкратце — я втерся в доверие. Сильно втерся. Слишком сильно. Сразу эти говнюки показались через чур подозрительны. Давай, шагай.

Вокруг неоновые вывески, автономные структуры возле огромных врат, ведущих в поселение «избранных». Мерцающие вдали, как далекий мираж, теперь кажущиеся ближе, чем когда-либо. Летнее солнце освещает горную долину, создавая игру света и теней, невероятно красивую и успокаивающую.

Со скрипом ворота открываются по взмаху руки Хиро.

— Прежде, чем войдем. Хиро — я понял, что делает моя татуировка.

— О, правда? Давай в двух словах.

— Биокод прошил мне внутреннего зверя. Какого-то очень древнего.

— Ишь оно как! Мудрый зверь?

— Не уверен. Свирепый. Сильный. Могучий, зоркий… Повышенные инстинкты и ощущения, чувства…

— А с чего ты взял, что это зверь?

— Я с ним говорил. Огромный багровый минотавр. Иногда ходит с дубиной и…

— Да, батенька. Пятнадцать дней не прошли бесследно. Мы входим.

Я взял Хиро за воротник и посмотрел ему прямо в глаза.

«Мы посмотрели»

— Ты видишь?

У Хиро блеснули зрачки.

— Так, Нэл… Хорошо. Вижу. Это… Интересно. В записях отца об этом и правда, есть упоминания. Шифром и ребусом, если подумать… Но есть. Идем. Обо всем — позже. На нас уже смотрят и скоро услышат.

Избранные подходят, их лица полны радости и гордости. Протягивают руки помощи, поддержка принимается, ощущается, как сила и вера передаются. Каждый из новичков, прошедших испытания, теперь все вместе стоят на пороге новой жизни. Присутствие наполняет уверенностью и надеждой, создавая ощущение, что место наконец найдено.

«Не нас. Мы не чувствуем этого.»

«Да…»

«Что-то не так»

«Верно, Нелей, сын Посейдона. И мы это выясним.»

Один из избранных, высокий мужчина с сильным взглядом, подходит ближе и кладёт руку на плечо.

— Добро пожаловать!

Голос звучит как музыка, наполняющая радостью и облегчением. Слова проникают в самое сердце, утешая и вдохновляя.

— Ты прошёл своё испытание, и теперь ты один из нас!

«Это ложное облегчение. Не теряй бдительности.»

«Знаю. Но физически — легче. Можем и передохнуть?»

«Ты отдыхай. Я на страже. Мне отдых — не нужен.»

Крис. Стоит рядом с избранными, также в белых одеждах. Её глаза светятся гордостью и любовью, присутствие наполняет ещё большей силой. Улыбка подтверждает, что всё страдание и борьба были не напрасны. Вместе снова, и это чувство наполняет радостью и облегчением.

Неоновые огни начинают затухать, уступая место яркому летнему солнцу, озаряющему дорогу к поселению избранных. Ноги уверенно ступают по земле, оставляя позади всё, что причиняло боль и страдания. Вокруг слышны слова приветствия и обещания новой жизни, звучащие как музыка, наполняющая надеждой и радостью.

Солнце поднимается выше, его свет проникает в каждый уголок горной долины, озаряя будущее, в которое наконец готовы войти. Ветер, дующий сквозь горы, приносит ощущение свободы и новой надежды. Это не просто физическое освобождение, но и духовное, словно возрождение из пепла неудач и страданий.

Шаг вперёд — оставление позади всех страхов и сомнений. Каждый шаг — движение к новой жизни, полной возможностей и надежды. Впереди многое ждёт, но готовность встретить это с открытым сердцем и сильной волей очевидна. Оставляю позади всего страдания и начинаю с новой главы жизни среди избранных, окружённый любовью и поддержкой тех, кто всегда был рядом.

«Я тоже рядом, Нелей. Был, есть и буду. Всегда.»

«Спасибо. Идём.»