Сгусток Отроков

Глава 15 Последний день на Земле Обетованной

— Ты готов?

— Фатих, я не выгляжу глупо?

— Немного. Но это даже забавно!

— Хна… Серьезно…

— Желание невесты — закон!

— Да, да… Только я думал, ты мне знак какой нарисуешь на лбу и руке, да и все.

— Так что — тебе не нравится?

— Всё! Всё тело, ё-моё!

— Къына геджеси, брат!

— Я читал о ритуале. Мизинец! Ладонь от силы! Но не всего жениха, Фата!

— Решил посильнее от сглаза и злых духов тебя уберечь.

Фатих истерично рассмеялся. Точно, он это нарочно…

— Ночь Хны не предполагает с ног до головы меня покрывать узорами. Особенно, пока я сплю!

— Да ладно тебе, круто ж получилось!

Все лицо в узорах различных форм и размеров. Фатих, привыкший не спать по ночам — потрудился на славу. Руки, ноги…

— Ты совсем охренел⁈

— Ну, пусть невеста порадуется брачной ночи!

— Псих.

— Братишка, ягодички твои еще никогда не смотрелись более сексуально!

— Ну… Спасибо, что ли?

— На здоровье! А так, между нами: нечего вырубаться было с закатом после.

— Ты помни, я только из комы выкарабкался и вчера весь день бродил по делам.

— Ага… Выходи уже давай из толчка!

Мда… Из всех церемоний и ритуалов, по итогу, Кристина сочинила свою креативную смесь венчания. И первый этап подготовки, что невесту и друзья, и родные обмалевывают хной. Целый процесс. Только захотела, чтобы и я поучаствовал, прочувствовал момент и порадовался. Что ж, мои друзья постарались на славу.

Пора на выход. Красавчик ты, Нэл — ничего не попишешь!

Этот домик, в котором живу уже несколько лет с Кристиной на пару — миленький, по ее словам. По мне — так такой же, как остальные… Собственно, милая-любимая и выбирала, куда бы нам съехаться. По мне — так без разницы. Вид вот — красивый, и ладно…

Внешне постройка сохранила свой очаровательный фасад, шарм прошлого, но внутри уже давно, задолго до Апокалипсиса, претерпела поразительную трансформацию. Практически уверен, что изначально ветхое здание из белого камня не имело такого убранства. Стены увешаны голографическими проекциями, отображающими фотографии из сети Единства, картины Ван Гога, Васнецова и прочих мэтров искусства.

Интеллектуальная система освещения чутко реагирует на малейшее движения, к голосу прибегать нет нужды. Создает идеальную атмосферу для каждого момента жизни внутри, будь то ужин, завтрак, дурака-валяние или вечер романтики. Как оно это делает — я без понятия. А так хотелось бы научится создавать нечто подобное… Хоть что-то. Разобраться пытался по схемам и урокам, но понял — тщетно. Без умелых рук, и не одних — систему такую мне не создать. Утром мягкий свет пробуждает, имитируя восход солнца, что находится за скалами. Вечером освещение становится более теплым и приглушенным.

В гостиной — камин. Как и во многих других домишках. Под зиму — вполне пригождается, хотя климат с изобретениями прошлого контролируется Единством. До сих пор… Автономные устройства продолжают свою неустанную робо-работу. Незнамо где… Под землей, в Заполярье? Такого факта в общей базе знаний почему-то так и не нашел за все годы.

Сейчас камин горит и потрескивает, хотя в нем и нет нужды. Чисто эстетическая разве… И шашлык.

— Гена додумался ночью его там пожарить. Прикинь⁈

— Браво! Фатих, как ты-то умудрился подняться и не проспать⁈

— Мой секрет прост — я не ложился!

— Эээ, а как ты собираешься завтра отчаливать?

— Будет же еще целый день на подрыхнуть!

— А сборы?

— А мне ничего, кроме вашей компании, сильно не нужно. Так, запихаю, что на глаз попадется перед самым отъездом.

— Понятно. Ну что? Разбудим засонь?

Гена, блондинчик с легкой щетиной, валяется прямо на ковре, рядом с грязной тарелкой и полупустым фужером. Огонь отбрасывает на него уютный оранжевый свет.

На разложенном диване расположился Антон. Так и заснул, звездочкой распластавшись на полматраса. Низкорослый рыжий мужик, но вот умеет же место занять. Уснул с джойстиком в одной руке. Напротив — экран выбора персонажа в игре…

— Единство, поставь музыку пободрее. Зажигательный рок.

— Секунду, Нелей.

Негромкая музыка заиграла, дабы не разбудить нежно-спящих.

— Единство — у нас подъем. Давай повышай децибелы!

Вот. Теперь другое дело!

— Что-о…

Спавший на ковре Генка, чуть помладше меня, подскочил, как ошарашенный.

— Доброе утро! Проснись и пой!

— Нэл… Ну ёклмн…

— Нам за невестой идти через полчаса. И так уж поспали.

— Крис… А… Точно…

— Точно, точно. Давай, оклемайся.

А вот Антон признаков пробуждения не подавал. Только храпанул и перевернулся, завернувшись в одеяло…

— Фата, Ген — будите тело. Я пока сварганю нам завтрак.

— Ща сделаем! Эй, алло гараж!

Что это выражение означает — я без понятия. Но Фатих любил блеснуть сленгом из старых фильмов.

Как и я. Но у него это выходит куда эстетичнее. Все таки возраст имеет свои плюсы.

И минусы… Мой живот, слава яйцам — еще не выпирает из-под майки. Наоборот, отточенный пресс.

Ладно, хватит, нарцисс, время кушать и идти петь серенады Кристине.

Кухня оснащена умными приборами, которые сами готовят любимые блюда. Однако сегодня хочу сделать напоследок все сам. Да и не будет никто мне готовить, когда уплывем. Пора привыкать.

Яичница. Проще простого. С колбаской, сыром…

Задавался вопросом к Отцу — откуда продукты, если сельское хозяйство у нас в полудохлом зародыше.

Он отвечал, не лукавил: «Единство! А там — кто его знает. Доставка с фабрик работает, свежее есть… Давай не будем думать над тем, что не доставляет хлопот?»

Не знает он сам, одним словом. Все это вошло в автоматизм еще давно до Мутагена и Одурения народа.

Главное — яйца есть. Приправы — собраны и выращены местным народцем, молоко — тоже наше. Не робо-порошковое… Хотя, скорее всего, где-то в ангарах и полях Машины Единства на автомате пасут скот, доят, режут на мясо… Идеальный мир! Если б не были все вокруг тупыми, и не дурели с каждым днем все сильнее, а родственные связи нормальных не становились все ближе и ближе… Народ в поселении не бесконечный. Полвека — хорошо для демографии, но…

— Вы там как?

— В процессе, Нэл! Телу нужно умыться.

Ясно…

Пол, стены и стол — также проецируют интерактивные голограммы.

— Единство, эффект снежной долины. Весь дом.

Окружение окунулось в белый оттенок. Сугробики, садик со снегом, медленные хлопья снежинок, летящие вдоль стен-потолка. Чуть прохладнее. То, что нужно, дабы протрезветь Гене с Антохой. Фатиху, походу, и так хорошо… Обещал не пить больше шести и рюмашки — сдержал обещание. А для него это — как слону дробина. Уже трезвый… Походу, только воду глушил с тех пор, как я уснул в своей спальне.

А не уснуть после шоковой терапии, для реабилитации и общего шока от происходящего за последние дни… неделю? Неделю. Или больше. Счет времени сбился с этим провалом в пустоту, погружением в симуляции, Минотавром.

Этот парень до сих пор преследует. Сейчас гигантское копыто стоит прямиком между кроватью на втором этаже и душом на первом, где приводят в себя Антоху. Сквозь стены видеть, конечно, забавно… Но стремно. Об этом эффекте в открытую высказался Доктору Кате — сказала: не страшно, проекция памятия нормалей и карт от Единства и его пространственного анализа, такое возможно. Картинку достраивает мозг, ориентируясь на звуки, запах и прочие чувства, по сути, я не вижу сквозь стены, а «представляю» себе все «слишком реально на пару с Единством».

Как скажешь, Баб Кать, как скажешь.

Но Минотавр, задравший копыто и устремившийся подальше от дома прочь, в сторону скал — это загадка, которая тревожит все сильней и сильней. Глюки должны ж проходить, рано иль поздно… И почему Минотавр?

Вдох. Выдох… Глоток молока.

Стены материализовались обратно. Минотавр из виду сгинул.

— Кушать подано, господа, садитесь жрать пожалуйста!

— Я… Мы через минуты, Нэл!

— Рад слышать, что ты в добром здравии, Тоныч!

— Ага… В добром… Сейчас подойдем.

— О, Кристина, возлюбленная моя,

Твой голос слаще трелей соловья.

Твои глаза сияют, как звезды в ночи,

А улыбка затмевает все лучи!

Петь я не умею. Стараюсь, конечно, стихотворение вот написал при помощи Единства, музыку с ним же и ребятами накидали за вечер. Пою, а мысли все о другом. О чем угодно, кроме романтики. Петь шторкам, наскоро заученный текст… «Обряд» так «Обряд».

— Я пою тебе серенаду под твоим окном,

Надеясь, что мой голос покажется сном.

Я спою тебе о любви, что в сердце моем,

И о том, как дорожу временем, когда мы вдвоем.

Гена уже давно неплохо так научился играть на старинном Сазе, найденном в Бахчисарайском музее. Интересно, что в Турции сазом называли два сходных инструмента: «багълама» и «джура». Разница в том, что первый — большой саз с семью струнами, а второй — маленький саз с шестью. Генка сейчас вместе со мной под под окнами двухэтажного персикового здания, где таится невеста за шторками, аккомпанирует мне именно на «багъламе» — «припев песни» на крымскотатарском.

— Твои волосы, как шелк, струятся по плечам,

Твое тело прекрасно, как античный храм.

Ты — воплощение грации и красоты,

Моя мечта, моя радость, мои все мечты.

Желание невесты — закон. Просила романсы с выкупом — и вот, я тут, пою… Сам же сказала ей выбирать эти ритуалы с обрядами… Чувствую себя дураком. Пою, пою… Душу в музыку вкладывать — не про меня. Генки стезя… Красивый, кстати, инструмент у него все-таки. Саз, инкрустированный перламутром и белой костью, корпус которого выполнен из соснового дерева размером почти в метр. Часто про него трындел, нахваливал. «Особенный» — как он его всегда называет.

Как он там говорил: «Имеет богатую историю, восходящую к девятнадцатому веку. В инвентарной книге этот предмет записан как „багълама, куплен у жителя города Бахчисарая Исмаила Темиркая перед Второй Мировой“. А тому багълама досталась от князя Мамуд бея Кунталова, жившего за сто лет до этого.»

И вот уж теперь, спустя три столетия, служит нам все с той же целью. И служит на удивление складно, исправно.

— Я буду петь тебе каждую ночь,

Даже уплыв подальше во тьму — прочь.

И мы вместе встретим рассвет,

И наша любовь будет длиться множество лет.

Гена искусно управляется с плектром из коры вишневого дерева, защипывая все струны одновременно. Постоянный гармонический фон. Еще бы я в эти гармонии попадал… Звук чистый, звонкий и вместе с тем мягкий. Зачастую, в былые времена, играли исполнители исторических сказаний и лирических песен о любви — ашыки. С помощью саза поэты выражали свои чувства, переживания: радость, печаль, любовь.

Получается, нынче я — ашык?

— О, Кристина, моя любовь, моя жизнь,

Буду вечно предан тебе, моя невеста.

Твоя улыбка — мой маяк в темноте,

Твоя любовь — мое счастье, моя судьба.

На верхней веранде показались две подружки невесты. Эли и Паула кончиками пальцев заботливо растянули голубой полупрозрачный платок, за которым скрывается Кристи.

Сквозь тонкую ткань проступал силуэт. Медленно, словно расцветающий цветок, она вышла из-под платка, обрамленная мягким светом солнца в зените.

Вот это да… Настолько обворожительной и утонченной свою милую еще не видал.

Ее наряд, как из сказки — платье из тончайшего шелка, напоминает лепестки роз, плавно обволакивающих фигуру, под конец распускаясь в нежных складках к ногам. Благородный персиковый оттенок дополняется изысканным серебристым узором. Россыпь звезд на ночном небе — не иначе.

Хна, нанесенная накануне на неотразимое лицо, на руки с изысканными серебряными браслетами, на пальцы со сверкающими драгоценными камнями кольцами и на ноги — будто танцует и украшает кожу замысловатыми узорами волн. Куда эстетичнее и привлекательнее, нежели мои недо-тату.

На голове Кристины красуется «фес» — высокая шапочка из красного бархата, расшитая нитями золота. Сбоку к фесу прикрепилась вуаль из белого шифона. Струится по плечам и спине, дрожит на ветру.

Под фесом волосы Кристины аккуратно собраны в сложную прическу, украшенную нежными цветами крокуса и бусинами в перламутре.

В ушах будущей жены покачиваются длинные серьги из кораллов и серебра.

Накидка из тонкой шерсти, расшитая вручную шелковыми нитями, с нежностью окутывает плечи невесты. Край накидки, колыхающейся при каждом движении Кристины, оторочен бахромой из золотых нитей, таких же, как и у красного феса.

Талию опоясывает широкий пояс с вышивкой из бисера и пайеток.

Где ты все это достала, Кристина⁈ Женские секреты, не иначе. Учитывая, что собрала почти всех девчонок на Ночь Хны к себе… Черт его знает, чем они там развлекались. И как давно вынашивали идеи для свадьбы, к которой неустанно шло все в наших с ней отношениях.

Хотя все сейчас называют это Партнерством… И смысл вложен совершенно иной. У нас же — настоящий праздник, для всех, кто пришел. А явился практически весь сгусток из сорока семи человек. Ну… На вскидку. Не до подсчета сейчас. Знакомые лица вижу, их много. Даже пришли новобранцы. И до конца простившие меня Гай с сыновьями, Иолана. Вся их Семья. А большего я не желаю.

Самое любимое и милое сердцу лицо — сейчас сияет ярче солнца, прямо надо мной. Все, что мне надо.

По левую сторону от суженой-ряженой вышла Лея, с корзинкой в руках. Как и две другие подружки — в платье из изящно выполненного мягкого льна. С вышивкой в тонкой геометрической композиции. Тоже оттенок нежного персика, но чуть глуше, тусклее, чем у невесты.

Волосы подружек аккуратно заплетены, с виньетками свежих цветов. На их запястьях блистают браслеты с изумрудными вставками.

Видеть такую Лею, обычно бунтующую всем своим видом против стандартов — непривычно. Только зеленые волосы, да блестяшка-пирсинг в носу на месте, что чуток напоминает до сих пор о ее дерзком нраве.

Под крики толпы сверху на меня полетели лепестки мака. Кристина горстями бросала алые россыпи.

— Нэл, кажись это значит, что мы можем входить. «Знак одобрения».

— Спасибо, Фатих, а то б без тебя и не понял, — саркастично буркнул я в сторону друга, одетого в легкий льняной костюм светлых тонов, под стать мне.

Что ж. Поправим панамку на голове, и вперед, вверх по лестнице к сердцу любимой.

На горном плато, где возвышается наше укрепление, над поселением Дурных, в самом сердце Крыма, притаился древний пещерный город Чуфут-Кале. «Еврейская крепость» с богатым и многослойным прошлым. Из-за своих неприступных скал и глубоких ущелий Чуфут-Кале издавна служил убежищем для разных народов.

В шестом веке греки основали здесь укрепление Фуллы.

В тринадцатом — город перешел под контроль Золотой Орды, а после ее распада стал столицей Крымского ханства.

В пятнадцатом — караимы, еврейская этническая группа, бежали из города из-за религиозных преследований.

В двадцатом веке — их покинутые жилища и молитвенные дома являлись одними из самых известных достопримечательностей Чуфут-Кале для туристов.

В нашем — средоточие таинств и веры для многих, даже среди Сгустка.

Вечером, когда солнце начинает клониться к горизонту, Чуфут-Кале превращается в место «магии» и романтики.

Я в магию не верю, но вот Госпожа Милоу, высокая, статная женщина в черных блестящих одеждах, большая часть девчонок и дам, а также мужчин — только так. Очищение, здравие, гадания, сглазы… Кристина тоже имеет некую веру в эти все «таинства».

Когда закатное сияние окрашивает скалы в оттенки розового и оранжевого, создавая незабываемый пейзаж — сложно не поверить, особенно, если Мутаген влияет на мозг. Мягкий шепот ветра сопровождается пением птиц и звуками природы, создавая симфонию, которая в самом деле заставляет сердце замирать от восторга.

Отвесные скалы, густые леса и цветущие луга создают идеальный фон для пеших прогулок и пикников.

И нашей свадьбы и ее ритуалов.

Собственно, среди всей этой красоты и начались «брачные испытания» венчания.

Одно за другим.

Прогуливаясь по мощеным улицам, сперва мы заглянули в руины домов.

— Земля благословляет ваш брак. Любить его сердцем клянешься, Кристина?

— Да, госпожа Милоу.

— Нэлей?

— Да, госпожа Милоу.

— Соберите песчинки и насыпьте в эти часы.

Подобрать мелкую крошку земли, в пяти разных цветах — не так сложно. В руинах осыпалось много былого величия…

Управился за пять с лишним минут. Кристина — немногим больше.

Перед ногами расположились большие песочные часы, напоминая о бесконечности времени и значимости каждого мгновения вместе. Тонкие струйки разноцветного песка переплелись в великолепных узорах внутри прозрачных изгибов корпуса.

— Земля представляет смешение ваших жизней, доселе бродивших по одиночке в пустыне времен. С каждой частицей в общем сплетении — создают нечто новое. Нечто прекрасное. Поцелуем скрепите союз.

Сладкий, нежный, по особенному ароматный и мягкий вкус губ…

— Собравшиеся — оросите дарами земли!

Наши друзья осыпали нас лепестками полевых цветков, образуя вокруг цветочное кольцо.

— Лепестки — символ красоты, любви и благословения, которое окружит пару в их путешествии.

Далее следует пламя.

— Огонь и жар ваших страстей! Да воспылает и не потухнет.

Баня, высеченная прямо в скале. Широкая, огромная баня. Созданная кем-то в далеких и забытых уже временах. Естественно — не функционирует.

Ребята из Сгустка постарались и воссоздали парильню, накрыв все брезентами, разведя пылкий огонь.

— Войдите внутрь. Ощутите тепло от природы, впитайте в себя первозданное пламя! Да сопровождают вас самые близкие!

С нами пошли Отец и девочка Лея. Лея для Кристины — самый близкий и родной человек в нашем Сгустке. Словно сестра. А больше — у нее никого. Родители бросили. Точнее, продали в рабство, слишком мелкой, чтобы она смогла вспомнить хотя бы их лица.

Температура внутри просторного помещения не слишком высокая, но на улице и без того слишком душно, потому жар ощутимый. С кострами снаружи и хитрой конструкцией переходов внутри появилась легкая дымка. Воздух насыщен… Шалфей?

Да. По периметру стоят благовония, тлеющие и очищающие.

Пот пошел довольно быстро. Сперва у Отца.

— Отец, ты уверен, что тебе стоит в твоем возрасте?

— Все хорошо, дети мои. Поцелуйтесь. Скрепите союз. За меня не волнуйтесь.

Соленые. В этот раз ее губы налились солью от пота. Как же я люблю этот привкус, не смотря ни на что.

— Пойдем, голубки. Снаружи вас ждет еще сюрприз.

— Что, Лея?

— Хех, пойдем!

Для меня каждый шаг церемонии — сюрприз. Я знал лишь в общих чертах, как подготовиться, про обряд с песней, и что нас ждет «единенье в стихиях» в Чуфут-Кале и окрестностях.

— Сделайте первый шаг к новой жизни! Перепрыгнув через костер, который ярко пылает — очистите прошлое, и обретете благословение природы на светлое будущее.

Мой костюмчик изо льна и шелк на Кристине такому повороту явно не рады.

— Нэл, побежали?

— Как скажешь, любимая.

С каждым шагом к пылающему неподалеку костру Кристина все крепча сжимала мою руку. В ее глазах мелькнуло сомнение?

— Давай, Крис. Ничего не бойся, я рядом!

— Да я не боюсь. Просто я так… счастлива!

Перепутал сомнение с взволнительной радостью.

Разбег. Раз, два, три…

Решительный прыжок через пламя.

Огонь лизнул ступни. Но вреда не причинил.

Кристи поправила свой наряд, который слегка пострадал от искр. Моя льняная ткань потемнела, а ее шелк местами оплавился. Но она не расстроилась, а смеялась.

— Сжигание одежды — это символ того, что вы оставили прошлое позади и вступили в новую, неизвестную главу своей жизни. Очищенные и обновленные, готовые начать свой совместный путь, сжигая преграды! Поцелуйтесь, Нэл и Кристина!

Как скажете, госпожа Милоу.

Закоптившийся шелк и гарь ото льна и древесины только придают поцелую страсти. Кристина так жадно впилась в меня, что готов поклясться: земля затряслась.

Дальше… Вода?

Судя по подходу к укутанной в сумерках кенассе, караимской молитвенной школе, украшенной замысловатыми фресками и резьбой — не совсем.

— От Соломона до Исаака хранили таинства веры в этих стенах. Караимы — от семитов или хазаров. Тюрки или евреи. Чтецы, с верой в основе, что каждый самостоятельно рационалистически определяет применение Моисеева закона. Остальные ли иносказатели? Талмуды, Устный Закон… Неважно. Все в истории прошлого. Все на обломках истории.

Что-то не понимаю к чему это клонит женщина в черном… Причем тут стихия?

— Дух. Ваш дух — он свободен избрать свой вольный путь. Пусть он станет един, без различия в вере и правде. Без принуждений законов и правил космоса, Бога. Пусть духи этих мест — ограждают вас от зла и несчастий. Какая бы ни была правда. Зажгите свечу. Совместите землю и пламя! Родные — подайте основу земли!

Отец и Лея поднесли к нам на белом платке одну большую желтую свечу.

— Младые, поднесите невинное чистое пламя!

Из застенок появилась Алла и Дикси в белых сарафанах до пола. В руках они несли маленькие горящие свечки.

Две девочки, которых я никак не ожидал здесь увидеть… Обеих я не видел с тех пор, как очнулся. Обе девчонки лежали в предсмертной коме и оклемались примерно в то же время, что и я. Алла — через реанимацию, на столе у бота-хирурга. Дикси, дочь Иоланы, и вовсе была признана мертвой. На пару минут. Когда мед-боты констатировали смерть, Баба Катя продолжила бороться за жизнь в схватке с безжалостной Смертью. И вышла победителем, выцарапав из хватки тьмы бедную девочку.

Обеих девчонок — я не ждал. По многим причинам. И реабилитация после тяжелой операции — не самая главная.

Не думал, что мать Дикси позволит прийти. Не думал, что позволит участвовать в торжестве того, кто лишил женщину брата с сестрою.

Но вот маленькая и застенчивая девчонка несет мне огонек, широко улыбаясь своей беззубой улыбкой. Ей весело.

А миниатюрная Алла… После всего, что случилось. Что произошло «там» — в Симуляции во время сбоя… Как мы…

Нет, Нэл. Не вспоминай.

Наши с ней взгляды пересеклись.

Девочка смущенно отвела глаза, затем улыбнувшись, вновь посмотрела прямо мне в душу.

«Забудь. Все в порядке, » — прочел я по юным зрачкам.

«Спасибо, » — откликнулся в мыслях.

Друг друга поняли.

— Зажгите свечу, от двух огней. Да символизирует она ваше единение в целое.

Дикси положила свечку в ладошки Кристины. Мне же свеча отошла из дрожащих ладошек Аллы.

Задумчиво и погруженно, Кристина взяла мою правую руку своей левой, и мы вместе обхватили толстый стержень свечи на платке Отца и Леи.

Другими руками мы сцепились в замок, сдвигая наши мелкие свечи. Два пламя сошлись воедино. Воск закапал на руки. Жжет. Но не больно. Резкая боль, а затем отпускает.

Большая свеча загорелась от двух мелких огоньков из наших сцепленных рук.

— Теперь покажите единение с воздухом. Пусть ветер благословит ваши сердца и тела. Пусть направит, и пройдете его испытание! Объедините культуры, как некогда город. Объедините веру, дух и смирение. От этой Еврейской общины пронесите свечу через Свято-Успенский собор и к Большой Ханской Мечети! Откройте все дороги, отриньте оковы ума и решений.

Ясно, стихия воздуха. Теперь понял, что к чему.