Следопыт

ГОРНОЕ СЕЛО

Метелин, провожая Сухова в район, сказал:

— Я передал начальнику отряда твои соображения. Он вроде бы согласился с ними, но добавил: «С Мурадгельды и Баллы договаривайтесь сами, а если это не удастся, или будут возражения в районе, сообщите мне». Поезжай сейчас к Ходжамураду и попробуй доказать ему целесообразность своего замысла. Потом поговори с Мергеном.

Пока Сухов спускался с горы, он думал о своих делах, а потом вспомнил и о своих верных помощниках — Мергене и Баллы.

Он осмотрелся по сторонам. Вся окрестность была выжжена палящими лучами солнца и выглядела однообразно серой. С месяц тому назад холмы и склоны были зелены от рослой травы. Желтые, белые, синие цветы вперемежку с красными тюльпанами создавали впечатление, что впереди не поле, а огромный красочный ковер. Теперь уже этой прекрасной картины нет. Все высохло, словно здесь похозяйничал пожар. Нежные стебельки трав походили на скрюченный сухой хворост.

Зато села Ахала, куда стекались с гор прохладные источники, напоминали спасительные зеленые оазисы в безбрежной пустыне. Там виднелись высокие тенистые деревья урюка, сливы, вишни, алычи.

Спустившись по скалистому склону, Сухов оказался на окраине селения. Единственная улица его тянулась вдоль арыка, проходила мимо мельницы Аннамурад-хана, его двора. По обе стороны арыка росли густозеле-пые тутовые деревья. Прямо к селению подступают колхозные поля.

В высоком человеке, наблюдавшем за прополкой, Сухов еще издали узнал председателя колхоза Мухаммеднияза. Если бы у начальника заставы не было спешных дел, он обязательно бы подъехал к нему, поговорил о колхозных делах.

С северной стороны села — большое пустое поле. Там виднеются дворы владельцев лавок. А за ними́ — железнодорожная станция и обширный фруктовый сад.

Войдя в кабинет председателя, Сухов сердечно поздоровался с ним. После взаимных расспросов о жизни и делах, Ходжамурад внимательно выслушал Сухова и во всем с ним согласился. А с Мергеном посоветовал договориться самим. Если он не возражает, район поможет и жилье найти, и переехать.

В этот день Мерген и Баллы были дома. За их низеньким глинобитным забором проходила проселочная дорога. Отец и сын сидели под сенью тутового дерева, растущего прямо у порога, и пили чай. Они видели, что по дороге, подняв клубы пыли, несется повозка. Запряженный в нее верблюд бежит неуклюже, раскачивая свою большую тушу. Возчик непрерывно хлещет по спине верблюда прутом. Когда она подъехала ближе, Баллы узнал колхозника. Узнал его и Мерген:

— Что же он, глупец, делает! Ох и безжалостен, ох и бессердечен! Недавно он на глазах у всех зверски хлестал молодого верблюда за то, что тот боялся перейти через арык. Колхозники тогда решили не давать в его руки животных. Но вот еще один попался под его хлесткий прут.

Сердце Мергена забилось: да ведь это же наш верблюд. Как они сразу не обратили внимания. Глядели лишь на ездового. Баллы бросился им навстречу. Верблюд видно тоже вспомнил свой двор, где с ним обращались ласково.

Он остановил повозку и чуть было не избил возчика. Но вовремя спохватился и принял другое решение:

— Ага, уже полдень, вы устали, пойдите под навес и попейте с отцом чаю, отдохните.

В эту минуту Баллы́ показалось, что из красивых глаз верблюда катятся слезы. Шлепая своими длинными губами, он поискал щеку Баллы, обнюхал его…

Пока колхозник пил чай, Баллы освободил верблюда из упряжки и завел в стойло, бросил ему охапку клевера. Тот принялся жадно и быстро жевать.

У животного можно было сосчитать ребра. На выступавших лопатках — хоть торбу вешай. Парнишку это сильно расстроило. Он бесконечно гладил его большой лоб. Да и верблюд с благодарностью терся о ладони и щеки своего бывшего маленького хозяина. Встреча двух друзей длилась недолго. Вдоволь насытившись, возчик не стал выслушивать нотаций Мергена, запряг верблюда в повозку и отправился дальше.

Баллы подсел к отцу и вспомнил то время, когда этот крупный верблюд был еще маленьким верблюжонком. Мерген молчал. Он, быть может, тоже вспомнил ту лору, когда пас байские стада.

Всадник, подъехавший к их двору, нарушил молчание. Они одновременно встали, взяли коня под уздцы и позвали гостя обедать. Мерген стал расспрашивать: живы ли, здоровы ли и он, и его друзья по работе. На каждый вопрос Сухов отвечал одно: «Славу богу!» Мергену нравился его ответ. Наконец, догадавшись, что Сухов сам хочет заговорить о чем-то, хозяин дома замолчал.

Не зная с чего начать, Иван Павлович закурил. Сделал несколько затяжек:

— Мерген-ага, вы нам часто бываете нужны. Но до вас добираться далековато. Как бы мы ни торопились вас найти, все равно приходится затрачивать почти сутки. Поэтому и хотели бы просить вас поселиться где-то ближе к заставе. Ходжамурад Атаев согласился. И даже обещал содействовать такому переезду.

Мерген не спешил с ответом. В это время принесли еду и чай. Сухов наполнил пиалу и снова вернулся к затеянному разговору;

— Нам просто необходимо, чтобы поблизости был такой опытный следопыт, как вы. За два года красноармейца можно научить многому. Но не всему тому, что знаете и умеете вы, Мурадгельды-ага.

Мерген молча пил чай.

— А если придется переезжать, то куда? — наконец спросил он.

— Куда-нибудь поближе к Карадагу, скажем, в село Узынджа.

Мурадгельды неопределенно хмыкнул и снова замолчал.

— Я слышал про это село, но бывать там не приходилось, — произнес молчавший до сих пор сын Мергена. Сухов бросил на Баллы быстрый взгляд. В белой рубашке, черных штанах, босой, он выглядел совсем мальчиком, которому можно еще играть в альчики. Удивляясь тому, как парень рано женился, пограничник улыбнулся и стал собираться с мыслями, чтобы дать полное представление о селе. Вмешательство Баллы было даже кстати. Это — лишняя минута для работы памяти.

— Село Узынджа расположено в прохладном горном ущелье, возле полноводного Скизяба. Все селение — в зелени садов. Оно не разбросано, как другие села, дома в нем прочные, тянутся ровными рядами.

— Вроде бы и не туркменское? — пожал плечами Баллы:

— Верно, не туркменское. Его основали когда-то молокане.

— А что это за люди, молокане? — допытывался парень.

— В конце прошлого века из разных концов России царь сослал их на самую южную границу Туркме́нистана как вероотступников. Приехали они сюда со сво́им скарбом и даже скотиной. В неширокой долине ущелья каждый из них поставил себе дом, основал двор. А привезенным с собой животным построили каменные стойла и конюшни. Посадили сады, развели огороды. Село вытянулось в длинную, прямую улицу. Поэтому его назвали Узынджа — прямое.

В разговор вступил молчавший до сего времени Мерген:

— Молокане были хорошие, простые люди, и хозяйство они умели вести. Скажем, коровы у них крупные, молока давали в два раза больше, чем наши. И лошади здоровее наших. Приезжали они в фургонах и на районном базаре продавали арбузы, подсолнечные семечки, масло. Арбузы их небольшие, полосатенькие, с тонкой кожурой и черными семечками, но внутри красные, как жар. Туркмены называли эти арбузы «Моджукскими», потому что в наших селах молокан именовали «мужиками».

Туркмены любили молокан уже за одно то, что они не курили, не пили водку, не ели свинины. И драк не затевали. Не воровали, были очень дружны между собой. Помогали один другому. Я много раз бывал в их селе. Они гостеприимны, и когда я запаздывал с делами — всякий раз уговаривали: «Оставайтесь этой ночью у нас». А какая у них вера — я и не знаю.

Сухов обрадовался, что Мерген вступил в разговор, и стал рассказывать о молоканской вере:

— В России в центре каждого села, по обыкновению, на широкой площади высится разукрашенная крестом церковь. И в каждой церкве — поп. А в селе молокан церкви не увидишь, они в ней не молятся. У них и попов нет, потому что они не верят им. На их шеях не увидишь крестиков, так как молокане не поклоняются кресту. В углу комнат нет у них икон с изображением девы Марии с младенцем Иисусом на руках. Они не крестятся. Но вы не подумайте, что молокане — неверующие, они очень религиозные люди. По воскресным дням эти люди собираются в каком-нибудь большом доме и читают библию…

После революции большинство молокан вернулось в свои отчие края, а некоторые из тех, кто побогаче, даже перешли границу. Но многие разъехались по крупным городам Туркменистана, а также и районным центрам.

Сейчас в селе Узынджа живут и молокане, и туркмены, и курды. Вот, Мерген-ага, какое это странное и славное село, и если желаете переехать в него, пожалуйста. Ну а сейчас, наверно, я поеду. Но только прошу вас, Мерген-ага, подумать и поскорее дать нам какой-либо определенный ответ.

Мерген задумался и медленно проговорил:

— Можно и не в скорости, а сейчас ответить. Туркмен очень неохотно переезжает из села, где родился и вырос, где жили отцы и дети. Но, если я лично буду уверен, что смогу вам помочь, то готов переехать в любой уголок страны. В этом отношении не может быть никаких сомнений.

— Спасибо, Мерген-ага. Именно этого я от вас и ждал, — сказал Сухов и, попрощавши́сь, уехал.

Мурадгельды посоветовался о переезде с сыновьями, родственниками. Нелегкое это дело покидать привычные места, уезжать от родных, разлучаться с соседями, друзьями. И все же́ он вскоре переехал.

Председатель колхоза «Пограничник» Байджа был хорошим человеком. Понимая положение, он не стал противиться переселению Мергена в колхоз «Путь ленинизма». На обще́м колхозном собрании активно поддержал Мергена. Затем помог ему и перебраться.

Погрузили вещи в повозку и, посадив на них Дурсун, отправились в сторону гор. За верблюдом следовала еще одна прдвода. До самой окраины села их провожали сыновья Мергена, невестки, соседи. Наконец оии простились, ибо: «Провожающий — не товарищ в дороге. Баллы внимательно осматривал местность, словно прощался со всем этим навсегда.

Вот они уже проехали через село Тязе-Кала, все ближе подъезжая к новому месту жительства. Укатанная дорога вела их к самым горам.

Дурсун впервые путешествовала. Когда верблюд карабкался наверх или спускался вниз по склону, усыпанному гравием, она призывала покровителя верблюдов: «Ой, Вейис-баба!» и крепко хваталась за борт повозки. С одной стороны тянулась скала, а с другой — зияла бездонная пропасть. И молодая женщина крепко закрывала глаза, чтобы не кружилась голова. Вот они по крутон извилистой дороге стали спускаться все дальше вниз. Повозка миновала полноводный арык, погрузив в воду почти все колеса. Перед самым заходом солнца въехали в ущелье, густо заросшее садами.

На восточной стороне села для Мергена был отведён дом. Новые соседи помогли разместиться новоселу еще до наступления темноты.

Со всех сторон над селом склоняются высокие оголенные горы. А ущелье зеленеет даже больше, чем рассказывал Сухов. Это село и вправду не похоже на туркменские селения. Если здесь не накидывать по утрам и вечерам халата, то можно и совсем озябнуть. Но в общем-то это приятная прохлада.

Мерген и его семья быстро привыкли к новым соседям. Буквально на следующий день после переезда они вышли на работу, и стали опять чабанами.