Следопыт

ХОДЖАМУРАД

Караджа и Баллы, примостившись вдвоем на белюм ишаке, пустились в путь. Вокруг посветлело. Баллы спрыгнул с ишака и быстро пошел по следам верблюдов. Узенькая тропинка, по которой они прошли, вела к железной дороге. А Караджа долго молчал, видимо, о чем-то раздумывая. Потом заговорил вслух:

— Эх, да буду я его жертвой, до чего же сильный человек Ходжам-ага! Назвал приметы всех наших верблюдов. Можно сказать, указал на вора. Да что там верблюды и вор! Знает даже, что у меня больное сердце. Видал, Баллы, какие есть на земле большие люди?. Этот ученый человек знает обо всем на свете! Даже рассказывают, что однажды он утром совершил намаз в Яндаклыагызе, а предвечерний прочитал уже в селе Баба-Дайхан возле Теджепа. Говорят, он перелетел через пески над Кыр-Кую, Букуреленом. Аллах поистине всемогущ. Люди на ишаках и верблюдах с трудом добираются до Теджена за шесть или семь дней.

Караджа умолк и снова задумался. Баллы вспомнил ночной сон.

— Караджа-ага, я во сне видел, как летает Ходжам-ага.

— Ну-ка, сынок, расскажи свой сон, да провозвестят пророки твоими устами!

Парнишка поведал сон со всеми подробностями. Чабан внимательно его выслушал:

— Сынок, твой сон прекрасен. Ходжам-ага поможет нам. Мы найдем своих верблюдов. Тогда я приеду, чтобы вернуть Ходжам-ага ишака и отблагодарить его.

Вот следы пересекли железнодорожную колею. Поперек песчаной дороги, идущей параллельно железной, были хорошо видны отпечатки ступней. Верблюдов, наверно, погнали в горы.

Прозорливость Кара-ходжа произвела на мальчика сильное впечатление. «Стать бы таким всезнающим, как он. Смотреть бы в книгу и узнавать, кто верблюда, а кто осла потерял! И кто вор — можно узнать. Здорово! Диву даешься, неужели на страницах книги видно, как верблюды, словно мураши, движутся цепочкой? А как он здорово узнает про болезни. Стать бы таким ученым и сильным человеком, как Ходжам-ага. Где интересно он учился и где достал эту книгу?..»

А Караджа тоже вспомнил свой вчерашний сон. Он также был связан с Таймаз-котуром, который не убегал, как во сне Баллы, а размахивал смертоносным оружием. «Разве можно идти к нему за своими верблюдами с малым ребенком? Выхратит саблю, набросится, и вчерашний сои сбудется. Впрочем, может он и не станет нас убивать, заставит вести собственных же верблюдов за границу, а там продаст нас вместе со скотиной. Скорее бы разведать, где верблюды, а затем послать Баллы в село: пусть Мурадгельды-ага сам придет. Он получше нас знает, что делать».

Старый чабан сокрушенно качал головой. «Как я покажусь Курбанлы или Таймазу. Они сразу же узнают меня и, схватив за ворот, крикнут: «Ты и раньше приходил к нам, и, назвавшись сыном Чорли-бая, увел трех верблюдов. Что я отвечу, если они обзовут меня обманщиком, вором и потребуют заплатить за животных, которых мы тогда увели? Но, может быть, они меня и не узнают? В прошлый раз я ведь был в одежде байского сына. Красный халат путался у меня в ногах. Черный большой тельпек закрывал лицо, еле глаза были видны, А сейчас я в одежде чабана. К тому же Курбанлы тогда, кажется, не очень-то и приглядывался к нам. Пожалуй, они меня не узнают, нет, не-ет..»

Вскоре они добрались до села Тязекала. Караджа заметил покосившуюся кибитку на окраине.

— Сынок, давай зайдем в эту кибитку, выпьем воды да спросим хозяев: не видели ли они наших верблюдов, — сказал Караджа.

Баллы согласился. Они подошли к кибитке. Хозяин ее, видимо, был беден. Вся кибитка — в заплатах. Да и заплаты из мешковины, а не из кошмы. Перед ней увидели низенький глинобитный домик. Сидевший на постеленной в тени дерева кошме джигит, заметив идущих, отложил газету, быстро поднялся и шагнул им навстречу. Обменялся с Караджа приветственными словами.

— Ну, гуляка, устал? — спросил он, улыбаясь и похлопывая Баллы по спине. Помог Караджа сойти с ишака. — Проходите на кошму, проходите! — пригласил он.

Затем отвел ишака к привязи и бросил ему травы. Подошел к кибитке, негромко крикнул:

— Приготовьте чай для гостей и все, что найдется из еды!

Караджа сел на кошму.

— У нас, братишка, нет времени распивать чаи, мы очень спешим. Дайте нам просто воды напиться.

— Куда же это караван ваш следует? — улыбнулся джигит, показывая крупные передние зубы.

— Мы пасли сельских верблюдов. Вчера перед вечером их у нас украли. Вот мы и спешим по следу, что проходит мимо вашего дома.

— А в каких местах это случилось?

— На пастбище Гагшал.

— И кого же вы подозреваете?

— Украли двое всадников, мы по их следу идем. Один на сером коне, другой на гнедой лошади.

— Выходит, по следам лошадей вы сумели определить и их масть?

— Вчера нам пришлось случайно переночевать в доме Ходжам-ага. Да буду я жертвой его, если не так говорю, он раскрыл книгу и все ему стало ясным.

— Этот ясновидец вам, наверно, сказал: «Девжь верблюдов и двух верблюжат ведут два всадника, один на серой, другой на гнедой лошади». Говорил и о золотистой верблюдице?

И Караджа, и Баллы с изумлением смотрели на джигита, который продолжал:

— У Кара-ходжа коренастый слуга?

— Да.

— Тогда все понятно…

— Неужто и он такой же сильный человек, — пробормотал Караджа. — Истину говорят: «Не считай простой даже собаку святого».

Хозяин дома криво усмехнулся и неодобрительно заметил:

— Верно, верно говорите насчет собаки святого.

— Джигит, не кощунствуй, сомневаясь в святости Кара-ходжа! — сердито надувшись, проговорил Караджа.

— Хорошо, ага, если вы обижаетесь, даже имени этого Ходжа произносить не будем. Кто вы думаете украл ваших верблюдов?

— Ходжам-ага назвал имя Таймаз-котура.

— И к Таймаз-котуру вы идете вдвоем с ним? Неужели вам не жалко этого маленького гуляку? Этот человек и верблюдов, и вас уведет туда, где и следов ваших не отыскать. И никогда ни в чем не признается. И получится, как в поговорке; «Взял вор, видел аллах».

— Что же нам тогда делать? — растерянно спросил Караджа. Его охватывал страх при одном упоминании имени Таймаз-котура.

Высокая, белолицая женщина, одетая в красное бязевое платье, принесла чай, чурек и поставила на кошму. Хозяин расстелил дастархан. Протянул гостям по чайнику чая.

— Я подумаю, как отобрать верблюдов у Таймаз-котура, а вы наливайте пока чай, — проговорил он и исчез в черной кибитке.

Когда он в красноватом халате и в белом с бархатным верхом тельпеке вышел из кибитки, Караджа показалось, что их гостеприимный хозяин стал даже выше ростом.

Вскоре они вместе отправились в путь. Караджа забрался на ишака, а джигит и Баллы пошли по следам верблюдов. Хотя на пересохшей ровной земле следы были почти незаметны, мальчик хорошо различал их и шел, не сбавляя шага. Это удивило джигита и он обратился к Караджа:

— Ну и гуляка, собой вроде не велик, а по следу-то идет здорово. Как его зовут?

— Баллы-следопыт, сын Мурадгельды-ага.

— Ну, как же, слыхал, слыхал. Оказывается, люди не врут, все так и есть.

Баллы шел быстро, и Ходжамурад — так звали спутника — вынужден был шагать широко, чтобы за ним поспеть. Он все время с доброй улыбкой поглядывал на мальчика. Караджа следовал за ними, погоняя своего ослика.

Когда они по следам верблюдов стали карабкаться на гору, Караджа пришпорил осла и догнал их. Рассказал джигиту, как когда-то они с Мурадгельды приходили сюда и, обманув Таймаз-котура, забрали трех своих верблюдов.

— Ого, Караджа-ага, вы оказывается смелый человек. Еще тогда не испугались придти в глухие горные места, к самому Таймаз-котуру! — шутливо заметил тот.

— Какое там не испугались, сердце в пятки ушло. Он бы убил нас, как собак, но когда услышал, что мы сыновья Чорли-бая, успокоился, даже притих.

— А если сейчас Таймаз-котур узнает тебя, что ты станешь делать? — с улыбкой спросил Ходжамурад.

— Я не знаю. С самого утра боюсь, что так оно и получится.

Джигит рассмеялся:

— Теперь ясно, куда делись ваши верблюды. Давайте свернем в эту сторону и пожалуем в гости к самому Курбанлы. Может и я не хуже Мурадгельды сумею обмануть его?

Втроем они вошли во двор Курбанлы. Черноглазый мужчина, прохаживавшийся во дворе, увидев таких гостей, нарочито кашлянул и пошел им навстречу. Поздоровался, чуть картавя, расспросил о жизни. В этот миг из дома вышел и сам Курбанлы.

— А, Ходжамурад, это ты, жив ли, здоров ли? Проходи, Ходжамурад-джан, хорошо, что приехал! Что-то давно не видать тебя? Пойдем-ка лучше в дом. За обедом спокойнее беседуется. В первый же день организации колхоза я послал на работу жену и сына. И сам, насколько позволяет здоровье, работаю в колхозе. Но я уже староват, тяжелая работа мне не по плечу. Тайм аз тоже вступил в колхоз. Слава богу, дела в нем идут в гору.

Караджа и Баллы крайне удивились тому, как знаменитый Курбанлы заискивает перед их спутником. Все время улыбавшийся и ласково шутивший в пути, здесь он говорил сердито:

— Курбанлы, ну-ка позови своего брата.

Хозяин дома обернулся к черноглазому джигиту, который первым встретил их во дворе, и приказал:

— Иди и скажи. Таймазу: «Тебя зовет Ходжамурад». Пусть не мешкает.

Смуглолицый курд мгновенно исчез в дверях.

"Не узнал бы меня этот Таймаз», — тревожно подумал Караджа.

А Ходжамурад строго посмотрел на Курбанлы.

— Что, Курбанлы, до сих пор не прекратил своих связей с той стороной?

— Нет, Ходжамурад-джан, будь спокоен, да покарает меня аллах, я никогда не имел отношений с той стороной! — ответил он.

В это время из дверей комнаты вышли Таймаз и смуглолицый курд. И, словно увидев самого дорогого родственника, рябой издали закричал:

— Ай, Ходжамурад, салам алейкум! Жив ли, здоров? Опять, наверно, оклеветал меня какой-нибудь стервец. Я знаю, ты бы не приехал сюда для того, чтобы повидаться со мной.

— Верно, рябой. Ты угадал. Тебя обвиняет вон тотмальчик, не узнаешь его? Это Баллы — следопыт, сын Мурадгельды. Приметил твой след с пастбища Гагшал и привел нас сюда. Девять взрослых, два верблюжонка…

Таймаз исподлобья посмотрел на Баллы. Мальчику казалось, что его грозный взгляд говорил: «Ничего, скоро и вы попадетесь ко мне в лапы и уж я с вами разделаюсь так, что никогда больше с отцом не будете ходить по следу!» Баллы сжался, точно в него направили стрелу. И в тот же миг Таймаз, будто и не сердился вовсе, заискивающе улыбнулся Ходжамураду:

— Ходжамурад, ей-богу, пусть повержен буду святым пророком, не я привел этих верблюдов, а Мяткерим по ошибке, думал, что наши. Клянусь богом, поверь. У нас теперь и верблюдов нет, всех сдали в колхоз.

— Рябой, найди быстро Мяткерима!

— Он здесь близко. Сейчас придет, — затараторил Таймаз и окликнул Мяткерима.

Из дома вышел здоровенный курд и быстро зашагал к ним. Караджа сразу узнал в нем того, кто некогда, в горах, стегал их с Мурадгельды кнутом и под прицелом винтовки привел к Тайм азу.

«Курд может узнать меня», — забеспокоился чабан. Но тот и не взглянул на Караджа. Подошел и тихо поздоровался.

— Да, Таймаз-ага, я пришел, — сказал он и опустил голову.

Курбанлы рассердился:

— Немедленно приведи верблюдов, которых ты по ошибке пригнал из Гагшала!

— Хорошо, Курбанлы-ага, сию минуту! — ответил он и пошел к стоявшей на привязи гнедой лошади. В ту же минуту послышался удаляющийся стук копыт.

Баллы отступил немного назад и присмотрелся к следу Таймаза. Мальчик без труда узнал этот след. Его только дивило, что такой взрослый человек бессовестно врет.

Ходжамурад хмуро взглянул на Таймаза:

— Если еще раз услышу, что занимаешься таким делом, — сошлю!

— Валла, Ходжамурад, я никогда не крал! Говорят же: «Жрал волк или нет, все равно его пасть в крови». Как пропадет у кого скотина, так сразу меня подозревают. Я теперь колхозник. Спроси у председателя, ни одного дня не было, чтобы не выходил на работу. Раньше всех являюсь.

Курбанлы перебил его:

— Дорогой Ходжамурад, зачем мы здесь топчемся. Зайдемте в дом. Поговорим за чаем и едой. Да и следопыт ваш пришел издалека, небось, проголодался.

Все посмотрели на Баллы, который стоял в сторонке и, раскрыв рот, слушал их разговоры. Таймаз опять метнул на него озлобленный взгляд.

— Значит, этот мальчик сын Мурадгельды. Я слышал, что его отец охотится в горах, это верно? — спросил он уже почти ласково.

Но ему никто не ответил, может, потому, что в это время во двор въехали двое всадников и отвлекли внимание. Курд Барат подбежал и схватил повод их коней.

Один из приехавших был высокого роста, бледнолицый, редкобородый человек, глаза у него голубые-голубые. Другой — полный, с черной густой бородой на пухлом лице. При виде их Курбанлы сильно встревожился, а Караджа признал в них тех самых людей, с которыми он и Мурадгельды когда-то ночевали в этом доме.

Гости долго и вежливо справлялись о жизни и здоровье родственников. Редкобородый несколько раз посмотрел на Караджа, подумав: «Где-то я видел этого человека? Лицо знакомое. Но где, сразу не припомню».

Караджа сильно напугал пристальный взгляд голубоглазого. А вдруг редкобородый черт меня узнает и спросит: «Ну, байский сын, помнишь, как в прошлую нашу встречу ты искал своих верблюдов. Нашел ли их?» И Курбанлы догадается, что я не байский сын, и Таймаз смекнет, что я не родня Курбанлы. Все откроется…»

Ходжамурад понял, что Караджа встревожен появлением новых гостей.

— Вы, видать по всему, из духовного сословия, — стал наступать на редкобородого Ходжамурад. — Из какого же вы будете села?

Хозяин дома сильно забеспокоился, боясь, что гость скажет что-нибудь невпопад. Он торопливо повторил:

— Да что же это мы, Ходжамурад-джан, стоим во дворе, не заходим в дом? За чаем и расспросим, кто из какого села, — отвел он вопрос, на который редкобородому трудно было ответить.

— От хлеба, соли отказываться нельзя. Ну-ка, следопыт, пошли. — Ходжамурад, кивнув в сторону мальчика, первым направился в дом.

За ним — и все остальные вошли в низенькую глинобитную комнату, убранную ковровыми подстилками. Курд принес и поставил перед ними чай, пиалы. Он внимательно поглядел на Караджа, улыбнулся ему и вышел.

«Подлый курд, кажется, узнал», — снова стал тревожиться старый чабан. В это время послышался стук копыт удалявшихся со двора всадников. Лицо Курбанлы просветлело и, пододвигая свой чайник, он с явным удовольствием обратился к гостям:

— Ну, чего же вы, пейте на здоровье.

— Наверно, у рябого был секретный разговор с этим редкобородым, — заметил Ходжамурад, — что-то он со своим товарищем быстро ускакал.

Но тут вошел сам Таймаз и стал сетовать:

— До чего же упрямые люди. Так умолял их зайти попить чаю, отказались. Пришлось проводить…

— Такой подозрительный человек смирно сидеть не станет. Откуда этот человек? Как его зовут? — пытался разузнать Ходжамурад.

— Разве приличествует сразу же справляться об имени того, кто случайно зашел к тебе в дом? Первый раз его вижу, — не моргнув, ответил Курбанлы.

Однако Караджа подозревал, что редкобородый — частый гость Курбанлы. Но из страха, что ему припомнят прошлый обман, он не решался заговорить обо всем этом…

Во время обеда Мяткерим пригнал пропавших верблюдов. Когда Караджа и Баллы стали угонять их, Ходжамурад тоже поднялся. Сколько ни просил его хозяин переночевать, он не согласился и отправился вместе со своими спутниками.

Тяжело нагруженный осел, семенивший по кривой тесной, улочке, свернул в проем забора и, поравнявшись с домом Мурадгельды, остановился. Вокруг него собрались невестки Мурадгельды и жена, уже почтенных лет женщина. Они бы, наверно, продолжали суетиться возле груза, если бы не раздался окрик Мурадгельды:

— Оставьте в покое осла, займитесь своими делами.

Женщины разошлись. Мерген сиял с осла груз, состоящий из горного козла и десятка куропаток, затем вошел в дом, где ему невестки уже приготовили чай.

Мурадгельды сидел в левом углу кибитки и неторопливо попивал зеленый чай. Поглядывая на него, жена озабоченно думала: «Баллы ушел на пастбище еще вчера утром, а сейчас уже подходит к концу второй день. Бедное дитя… С ним, наверно, случилась беда… Старшие три сына еще перед рассветом отправились на поиски мальчика. А утром ушли и соседи. Но ни от кого нет вестей… Мерген очень любит своего младшего сына. Если он узнает, что Баллы не вернулся, у него сердце не выдержит…»

Мерген поглядел на бледное лицо жены и понял, что она чем-то встревожена.

— Дурджемал, что-то сыновей не видно? Обычно, когда я возвращался с такой добычей, все вокруг радовались. И невестки сегодня грустны. Не случилось ли чего? Все ли благополучно? — спросил он. — Я голоден с самого утра, — добавил он, глядя на жену.

— Доченьки, пойдите и приготовьте отцу что-нибудь поесть. С нами аллах. И от того, что все мы будем вот так печально сидеть, пользы мало, — проговорила она, вытирая кончиком платка глаза.

Мерген поднялся. Накинул на плечи халат и, взяв ружье, глянул на жену, словно спрашивая: «Ну-ка, объясни, что тут у вас происходит». А невестки по-прежнему оставались на местах.

Голос Дурджемал задрожал:

— Баллы-джан еще вчера ушел на пастбище, — тихо заплакала она, — где бы это он мог столько находиться? С ним, наверное, случилась беда.

— Кто-нибудь пошел искать?

— Ребята ушли, соседи тоже отправились, по пока никаких вестей.

Мерген после этих слов молча вышел. Широко шагая, дошел до улицы и увидел приближающееся стадо верблюдов. «Ага, верблюдица здесь, значит и мальчик должен быть где-то недалеко», — подумал он, и лицо его просветлело. Верблюдица узнала хозяина и подошла к нему. Мерген погладил ее по мягкой шерсти, пропуская во двор.

Караджа и Баллы, приблизившись к Мергену, поздоровались.

— Где это вы так задержались? — спросил Мурадгельды.

— Да вот пришлось побывать у нашего «дяди» Курбанлы, — бросил Караджа. А затем со всеми подробностями рассказал обо всем, что с ними приключилось.

— А кто этот Ходжамурад, не узнавали? — поинтересовался Мерген.

— Как-то не решились спросить, а сам он тоже не сказал.

— Тот, кого зовут Ходжамурадом, работает в исполкоме, — вмешался старший сын Мергена.

Под вечер, собра́в вокруг себя сыновей, Мерген сидел возле кибитки на кошме и ел чектырме, приготовленное из джейраньего мяса. Дурджемал поодаль сидела с невестками. До конца ужина никто ни слова не проронил. Когда убрали опустевшие миски и свернули дастархан, все посмотрели на хозяина. Он прочитал молитву.

Ни Мерген, ни его сыновья не были большими любителями чая. Обычно после молитвы сыновья расходились по своим делам. Но сегодня они не спешили уходить. Переглядывались между собой с улыбкой. Мерген понял, что у них есть какой-то разговор к нему.

— Что там у вас, ребята, говорите!

— Папа, ты уходишь на охоту, задерживаешься там порою по несколько дней и не знаешь, что в селе происходит, — начал было старший сын Ораз, но запнулся, не решаясь продолжать.

— Ну, ну, говори, сынок! — улыбнулся Мерген. — Вы что же думаете, раз отец бродит в горах, так он и не ведает, что вокруг происходит?

Дети засмеялись.

— А кто ж его знает, — снова начал было ста́рший.

Но отец пристально посмотрел в глаза Оразу:

— Не думайте, что я из-за одного лишь джейрана остаюсь по два-три дня в горах. Недавно я там познакомился с начальником заставы. Он хоть и молодой, но знающий человек. Поведал мне, что в селах создаются колхозы, разъяснил, что это такое. Если вы, дети, хотите в него вступить, пожалуйста, ведь другие это уже сделали. Говорят же, всем народом можно горы свернуть. Вон есть у нас верблюдица, ведите ее в общий гурт, работайте, где угодно, лишь бы ваши детишки не испытыва́ли нужды в хлебе и мясе.

Братья последовали совету отца и на следующий день подали в колхоз заявления. А Мурадгельды снова отправился в горы, взяв с собой младшего сына.

Однажды, возвратившись с добычей, Мурадгельды застал жену в постели. Невестки вскипятили чай, приготовили еду для свекра.

— Дурджемал, Дурджемал! — позвал Мурадгельды, присаживаясь возле ее постели. Руки жены были горячими, дышала она тяжело.

— Ты вернулся, Мерген? — спросила она слабым голосом.

— Да. возвратился. А как ты себя чувствуешь?

— Кажется, Мерген, на этот раз мне не подняться.

— Аллах милостив, поднимешься.

— Мерген, кто еще есть дома кроме тебя?

— Никого.

— Тогда слушай, Мерген. Если бы даже все богатства в мире разделили поровну, то и в этом случае нам больше, чем мы имеем, не досталось. Слава богу, у нас есть хорошие сыновья. Троих мы женили. Дай бог им здоровья. Внуки у нас есть. Я довольна судьбой, которую послал мне аллах. Остается у меня единственное желание, но, кажется, мне не суждено дожить до того времени, когда оно исполнится. Если бы и Баллы-джана успели вывести в люди, тогда бы было покойнее…

— Будем здоровы, доживем и до его свадьбы.

— Мерген, оставляю на тебя младшего сына: смотри за ним, не обижай дитя, не бросай одного…

В горле у Джемал что-то захрипело, больше она не смогла вымолвить ни единого слова.

Вечером, вернувшись с работы, сыновья увидели мать в тяжелом состоянии. Дети сидели возле нее до самого утра. Никто не пошел даже на работу. Когда солнце поднялось довольно высоко, Дурджемал лишилась речи. Лицо женщины, не прожившей еще и пятидесяти лет, поблекло. Она обвела всех уже потухающими черными глазами. Остановила взгляд на старшем сыне, на его детишках. Затем посмотрела на других детей. Дольше всех задержала взгляд на младшем сынишке. И снова по ее щекам покатились слезы. Наконец она жалобно и безмолвно взглянула на Мергепа…

— Дурджемал, я буду помнить все, что ты мне наказывала. О младшем сыне позабочусь. Обязательно выведу его в люди.

Вся жизнь матери была в детях, которые ее сейчас окружали. Она в последний раз обвела их взглядом. Угасшие черные глаза закрылись.

Баллы остался сиротой. У него был хороший отец, родные братья, ласковые гелендже — жены братьев. И все же, — он сирота. Иногда мальчик уединялся и плакал, а потом ходил грустный, понурив голову. Поэтому Мерген старался не отпускать от себя сына. Да теперь и для самого Мергена этот дом казался тесным. Он предпочитал уходить в степь или бродить с ружьем по ущелью.

В один из таких дней Мерген и Баллы чистили в кибитке свое кремневое ружье. Со двора послышался знакомый голос.

— Мурадгельды-ага, маленький следопыт дома? Вот ему гостинец.

Баллы выбежал из кибитки на этот знакомый голос.

— Салам алейкум, Караджа-ага!

— Ну, следопыт, жив, здоров? Вот смотри, я принес тебе щенка, да не простого, а породистого.

— А как звать его? — спросил мальчик, поглаживая щенка по лоснящейся спинке.

— А ты сам и придумай ему кличку.

— Давайте назовем его Акбай.

— Что ж, хорошее имя.

Вышел и Мурадгельды. Поздоровался с Караджа.

— Мурадгельды-ага, меня послал к тебе председатель колхоза. Он поручает нам пасти, небольшое стадо овец. Как ты на это смотришь?

— Конечно же, не возражаю.

С того дня Мурадгельды стал чабаном, а Караджа чолуком — подпаском. Подрастающие Баллы и Акбай. были им обоим помощниками.