Следопыт

ДРУЖКИ МОЛЛЫ

В конце той ночи, когда был ранен Бердымурад, на окраине Ашхабада остановилась грузовая ма́шина. Из ее кузова выпрыгнул человек с двумя торбами на спине и протянул водителю красную тридцатирублевку. Шофер произнес: «Спасибо!» и, словно от кого-то убегая, погнал машину назад.

Когда машина скрылась из глаз, человек с торбами на спине немного прошел вдоль улицы, у перекрестка свернул влево, подошел к одному из домов и трижды по два раза постучал в окно. Едва открылась калитка, он торопливо нырнул во двор. В комнате сиял с себя торбы.

— Салам алейкум, Курбанлы-ага!

— Валейкум эс салам, косе, с благополучным возвращением! Проходи. Есть горячий чай.

— Хорошо. Мне нужен Мяткерим.

— Сию минуту, — услужливо ответил хозяин и вышел.

Поистине меняются времена. Еще недавно редкобородый Молла заискивал перед Курбанлы, называя его «хан-ага». А теперь сам повелевает. Точь-в-точь, как в поговорке: «Миром вершит сильный, жареную пшеницу ест зубастый».

Косе успел выпить только пиалу чая, когда Мяткерим появился в дверях.

— Салам алейкум, Молла!

— Мяткерим, проходи, садись рядом со мной. Курбанлы-ага, мне нужен еще и Таймаз.

— Хорошо, сейчас и его позову, — ответил он и снова вышел.

Калитка в воротах открылась и опять закрылась. Полностью убедившись в том, что Курбанлы ушел. Молла пристально посмотрел на Мяткерима. Усатый, с горящими глазами, курд не выдержал пронзительного взгляда и опустил голову.

— Мяткерим, кроме тебя никто не знает пещеру на скале Карадага.

— Верно, Молла-ага.

— В этой пещере находятся два мешка с товаром. Надо их привезти и передать Селим-шиху. Получишь по фунту с каждого мешка. А идти надо сейчас же, понял?

— Да, ага, я сейчас, — радостно затараторил Мяткерим.

— Гульханум дома?

— Да.

— Пусть зажжет лампу, быстро приготовит поесть, я сейчас приду, — сказал Молла, протягивая Мяткериму деньги. Потом спросил: — Знаешь дорогу, которая идет по горе, среди арчи?

— Знаю, ага.

— Не забудь удо́стоверение сторожа, которое дали тебе на работе, захвати с собой и паспорт. Ружье обязательно возьми. Будь осторожен и зорок. Если вдруг пограничники поймают, скажи, что охотишься, и покажи документы. Обо мне ни слова. Понятно?

— Да, Молла-ага!

— Иди.

После того, как Мяткерим ушел, Молла снова принялся за чай. В окно смежной комнаты тихо постучали.

Вошел невысокий человек с круглым лицом, приветствуя Моллу. Хотя народ и называл его Таймаз-котуром, но он не был рябым. Котур — его прозвище. Таймаз оставался тем. же деятельным и недобрым человеком. Но угонять на ту сторону скот и приносить запретный товар теперь ему самому было уже трудновато. Да и Курбанлы все время предостерегал брата: ведь мы у властен давно на примете, поймают, не будет пощады ни нам, ни нашим семьям. А вот торговать уже до́бытой контрабандой считал выгодным делом и тот, и другой.

Сейчас у Таймаза растут дочь и сын. Дочь уже давно учится, а сын пойдет в школу в нынешнем году. В городе Таймаз имеет дом, обширный двор. Во дворе они сажают всякую зелень и жена носит ее на базар. Сам он, чтобы не говорили, что бездельничает, устроился ночным сторожем. Курбанлы тоже покинул село. Свой двор в Тязе-Кала он передал Барату. А в Ашхабаде поселился рядом с Таймаз-котуром. Они часто бывают один у другого.

Узнав от брата, что появившийся Молла зовет его, Таймаз сразу же прибежал к голубоглазому и слушал его распоряжения.

— Таймаз, вон те товары в большой торбе отвези в Теджен. Доставишь прежним знакомым. Сколько тебе за это полагается, сам знаешь.

— Хорошо, Молла.

— Все деньги поменяешь на красные тридцатирублевки. Там у меня нашелся клиент, который хорошо за них платит. Другим банкнотам цена значительно ниже. Чем быстрее вернешься, тем лучше для дела.

— Понятно.

— В Теджене зайди ко мне домой. Скажи Акнурз «Твой муж вернется не скоро». Кажется, проведали, что я переходил через границу. Если вдруг станут искать, пусть она не пугается. Если же тебя спросят про меня, — говори одно: «Не видел, не знаю». — Слышишь, Таймаз? Видел белую верблюдицу?

— Нет!

— Хорошо.

— Курбанлы-ага, за тобой размещение товара, что в маленькой торбе. Переведи его на деньги побыстрее, тут же в Ашхабаде.

— Хорошо. А что слышно о Бердымураде?

— Я не видел Бердымурада, — ответил Молла и замолчал, затем добавил: — Сам я сюда больше не приду, за деньгами пришлю Селима. Курбанды-ага, если есть в доме кепка, фуфайка — приготовьте, я только немного отдохну у Мяткерима.

— Мяткерим недавно ушел куда-то.

— Ну и что же?

— Ах да, Гульханум ведь дома, иди, иди, — поняв, что допустил ошибку, поправился Курбанлы.

Молла простился и вышел во двор. Увидел, что из дверей маленького домика, расположенного поодаль, выглядывает Гульханум. Когда он вошел в дом, дверь быстро закрылась на засов.

Гульханум была рослой, красивой женщиной. Заброшенные на затылок иссиня-черные косы доходили до самых пяток. Голову женщины покрывал красноватый с зелеными цветами платок, еще больше подчеркивая черноту ее волос. Белое с красными узорами платье почти касалось пола. Молла хотел было тут же обнять ее за талию, но она, вздрогнув, отпрянула:

— Молла-ага, не спешите, чай готов, еда тоже, и лампа горит.

Гость прошел на расстеленную для него тонкую подстилку, вроде матраца. Сидя напротив Гульханум, он поел и выпил чаю. Потом прилег возле лампы и раза два затянулся опием.

— Убери все это и постели мне, я сильно устал.

— Хорошо.

И вот посуда быстро убрана и посредине комнаты, на полу, возвышается мягкая постель. Молла сбросил с себя верхнюю одежду, положил оружие под подушку и растянулся на постели, прикрываясь одеялом.

— Ты сядь у моих ног и потри их руками, может, скорее усну. Замкни дверь снаружи и из дома Курбанлы наблюдай за своими окнами. Как только в них зажжется свет, значит я проснулся, ты возьмешь приготовленную для меня одежду и откроешь дверь.

Молла лёг, и пока он не заснул, нежные руки женщины мяли его одеревеневшие ступни.

Еще перед тем, как заснуть, голубоглазый Молла вдруг вспомнил Караджу, подумав, он ведь хорошо меня знает. Когда бродил в низовьях Теджена, даже заходил ко мне домой. Если я его не уберу, то могу попасться…

Стал обдумывать как его убрать. И в это время заснул. Но тревожные мысли не дали ему насладиться сном. После ухода Гульхапум он быстро проснулся.

Увидев зажженный в своем окне свет, Гульханум схватила приготовленную для Моллы одежду и почти бегом направилась к дому. Опустилась рядом с ним. Теперь они спокойно обнимались, забавлялись.

— Что так долго не приезжал?

Не ответив на капризный вопрос женщины, Молла вдруг поднялся и быстро натянул на себя брюки сына Курбанлы. Они ему были в самый раз. Застегнул пуговицы, затянул ремень. И рубашка, и фуфайка оказались по плечу. Правда, рукава рубашки были малость коротковаты. Но большой беды в этом не было. Он долго вертел в руках кепку, — она ему была явно не по праву. Осторожно надел ее на голову. Моллу в этой одежде, наверно, не смогла бы узнать и сама Акнур.

Положил наган во внутренний карман фуфайки, нож просунул за ремень и, посмотрев на Гульханум, сказал:

— Заверни во что-нибудь мою одежду и вечером, когда стемнеет, принеси ее к Селим-шиху.

— Ночью вернется Мяткерим, и если не застанет меня…

— Будь спокойна, муж твой вернется лишь к рассвету, — перебил ее Молла и вышел.

Дом Селим-шиха находился на северной окраине Ашхабада, в районе, именуемом «Хитровкой». Путник, натянув поглубже кепку, шел быстро. От улицы Калинина до самой железной дороги следовал прямо. Затем повернул и пересек переезд в конце улицы Гоголя. На встречных люден он не глядел. Да и они не обращали на него внимания. Каждый был занят своим делом, каждый шел своей дорогой.

Тесные петляющие улицы, застроенные без всякого плана, маленькие временные домики. Их населяют люди, приехавшие из разных сел и городов. Знакомства заводят редко. Соседи мало что знают про соседа. Словом, как в пословице: «Собака не знает хозяина, кошка — хозяйку». Если не знаешь этих мест, то и не разберешься, что здесь к чему.

У маленького домика по правую сторону улочки Молла огляделся по сторонам. Затем также, как и у дома Курбанлы, постучал в окно.

Осторожно открыв калитку, Селим внимательно всматривался в стоящего перед ним человека. Недоумение не сходило с его лица. Молла, оттолкнув Селима, вошел в маленький продолговатый дворик. И только тогда хозяин узнал гостя. Оглядел его одежду и снова удивился:

— Ну и вид! Что-нибудь произошло?

— Все в порядке, просто не хотел, чтобы меня кто-нибудь узнал. Ну, Селим, жив, здоров и ты, и дети?

— Все здоровы. Может, чаю?

— Не нужно. Постели мне во внутренней комнате. В дом чужих не пускай. Вечером придет Гульханум, кроме нее пусть никто не будит меня, — сказал он, передавая Селиму пачку денег. — Когда я проснусь, чтобы все было готово. В полночь мы с тобой должны пойти в одно место. А теперь жене накажи, чтобы днем детей сюда не пускала. Пусть играют подальше.

— Будет так, как ты сказал, Молла-ага. У детей есть отдельная комната.

Гость лёг спать.

Селим с детства служил у Кара-ходжа. Но ему не приходилось проливать пот, копая землю или работая на прополке. Кара-ходжа, строящий из себя провидца, был человеком тяжеловатым на подъем. В доме Кара-ходжа Селим сначала кипятил только чай и приносил еду. А когда вырос, стал резать баранов, варить еду, встречать и провожать гостей.

Хозяин его женил, выделил дом. Но когда над Караходжой сгустились тучи, Селим обворовал его и уехал.

Где только ни побывал и за какое дело только не брался он с тех пор. И торговлей занимался, и обманом не гнушался, и воровал, и грабил. И ни одно, из этих занятий не принесло ему удачи. Нигде он подолгу не задерживался.

И вот уже несколько лет живет здесь в Ашхабаде. Жена его добрая, душевная женщина. Она вначале работала на Ашхабадском стекольном заводе, а в последнее время — на мясокомбинате. Сейчас у них два сына и шесть дочерей. Самой старшей дочери пошел только шестнадцатый год. Еще трое учатся. Всех их нужно кормить, одевать. А Селим почти не имеет заработков.

Сам Селим-ших небольшого роста, очень крепкий человек. Он не курит, не употребляет нас. Вечно бродит в поисках каких-нибудь вещичек. Иногда борется на тоях.

Недавно Селим устроился на железную дорогу грузчиком. Но дело это грудное. И если ему подворачивалось более легкое и выгодное занятие, он не выходил на работу.

Как только Селим увидел старого знакомого, он понял, что предстоит выгодное дельце. Все, что ему поручил Молла, он выполнил незамедлительно.

Вечером пришла Гульхапум и разбудила Моллу. Селим подал им чай, еду. А теперь, как собака в ожидая нии лакомой косточки, сидел у порога и ждал. Из комнаты доносился то пискливый голос Моллы, то игривый смех Гульханум. Наконец, дверь комнаты отворилась. Оттуда вышли Молла и Гульханум. Оба были в отличном настроении. Молла дал Селиму еще денег и приказал:

— Следуй за мной!

Они шли втроем. На улице Гоголя сели в машину. Сначала отвезли Гульханум домой, а потом выехали из Ашхабада.

Когда изрядно стемнело. Молла и Селим, не доезжая до железнодорожной станции, остановили машину и сошли. Заплатили шоферу и направились в село, расположенное невдалеке от дороги.

— По словам Курбанлы, это должно быть где-то здесь, на окраине села…

— Селим-ших, ты видишь какую-нибудь черную кибитку?

Селим взглянул в темноту:

— Конечно, она точно такая, как говорил Курбанлы, с навесом. Другой такой кибитки нигде не видно. Люди живут в кирпичных домах с окнами…

— Селим, перестань бормотать и не стучи подошвами. Иди на носках.

В пору вечернего намаза они сошли с дороги. Впереди высокий Молла, а за ним коренастый Селим-ших. Тихо подобрались к черной кибитке. В десяти шагах от нее остановились. Прислушались. Дети уже, наверное, заснули…

Молла осторожно подошел и поднял полог на двери кибитки. Там было темно. Зажег спичку. Пожилая женщина и трое черноголовых ребят спали. Где Караджа? Неужели в горах?

Молла больше не тратил спичек. Жена Караджа, еще не успевшая как следует заснуть, открыла глаза, прислушалась, никого вроде нет, кашлянула.

— Что-то рано вы легли, а где же Караджа-ага? — топом сельского жителя спросил голубоглазый.

— Он недавно в горы к овцам ушел. Еще, наверно, не миновал и Тязе-Кала. А вы кто будете? У вас к нему дело?

— Да ничего, мы из гор приехали, от Мурадгельды-ага. Он просил нас поскорее отослать к нему Караджа. Это вот и хотели передать. Ну да что ж делать, если он в горы ушел, — и Молла отошел от кибитки, даже не слушая, что ответила ему пожилая женщина.

Они опять выбрались на дорогу.

— Селим, шагай быстрее, постараемся догнать его, — потребовал голубоглазый и, широко расставляя ноги, заспешил к железнодорожной станции. От нее удобнее добираться и к селу, и в горы.

Селим-ших то бежал вприпрыжку, то шагал часто-часто, чтобы не отставать от спутника.

— Молла-ага, вон стоит та самая машина, на которой мы приехали. Шофер, наверное, не прочь еще заработать, — сказал Селим, который предпочитал ходьбе езду на машине.

Молла заранее заплатил шоферу и попросил:

— Быстрее, к горам!

Вот уже миновали село Тязе-Кала. Всходившая луна все ярче освещала мир. И машина словно летела по горным склонам.

По тому, как люди хорошо ему заплатили и как его торопили, водитель понял: у них какое-то срочное дело. Но он и не подумал разобраться, кто они и какие там у них неотложные дела. Шофер знал только одно — деньги.

Перед самым селом машина обогнала человека о верблюдом. Молла обернулся и посмотрел в лицо идущего. Он самый, Караджа. Машина миновала горный арык, проехала еще немного, и шофер услышал:

— Остановись!

Пассажиры выпрыгнули из машины.

— Спасибо, ага! — крикнул водитель, получивший хороший куш, и тут же понесся обратно.

Свет от фар снова осветил человека с верблюдом, который уже миновал арык. Молла, спрятавшийся за небольшим деревом, еще раз всмотрелся в прохожего и еще раз убедился…

— Селим, когда он поравняется с нами, забеги ему навстречу. Если что, схвати за руки!

— Хорошо, Молла-ага!

Вот он уже рядом… Селим-ших неожиданно встал на его пути.

— Что вам нужно? — спросил Караджа, почувствовав недоброе в этой встрече.

— Караджа, что же вы так задержались? Мурад гельды-ага давно вас ждет, — стал отвлекать его внимание Селим.

Заметив, что сбоку еще кто-то мелькнул, Караджа обернулся. Но в этот миг ему под левую лопатку вонзился нож.

— Ах, Берды-джан! — прошептал он, опускаясь на обочину дороги, и уже еле слышно, одними губами добавил. — За братишками присматривай.

Избавившись от Караджа, Молла с Селим-шихом направились в село, чтобы убрать и следопыта Баллы. Когда они подошли к его дому, Баллы играл со своей маленькой, делавшей лишь первые шаги, дочерью. Посадив ее на спину, в одной рубашке и босиком, сам, словно малый ребенок, молодой отец ползал на четвереньках по комнате. Девочка покрикивала от удовольствия и ударяла отца ножками в бока. Его жена с грудным ребенком на руках стояла поодаль и радовалась, глядя на их игру.

Вдруг дверь тихонько приоткрылась. Ползавший Баллы на мгновенье замер и покосился на темный проем. Самого человека, открывшего дверь, не было видно.

— Эй, мальчик, куда ушел следопыт Баллы?

— Он только что вышел, — ответил быстро Баллы, стараясь опередить жену, хотя и знал, что в присутствии чужих мужчин она никогда не заговорит. — Вообще-то он где-нибудь недалеко, может, у соседей.

Баллы показалось, что он где-то слышал голос того, кто стоял за дверью. Право же, знакомый голос. Но в первое мгновенье никак не мог вспомнить, где и когда его слышал.

— Эй, мальчик, сходи, позови Баллы! Скажи, что какой-то человек, тебя разыскивает, говорит, потерял верблюда, и если ты поможешь его найти, — хорошо заплатит.

Вдруг следопыта словно током пронзило: «Это он!». Моментально вспомнил неприятный резкий голос голубоглазого Моллы, дружка раненого Бердымурада. Он слышал этот голос у Курбанлы. Сразу сообразил зачем к нему пожаловали.

— Хорошо, ага, я сейчас позову следопыта, — сказал он нарочито измененным голосом и, так же как играл с дочерью, без башмаков и одежды, выбежал на улицу.

Выскочив из пологи света, падающей от лампы в открытую дверь, Баллы взглянул на того, кто стоял у двери, и его товарища: «Удивительное дело! И голос голубоглазого Моллы, и борола, и лицо его. Но что же это он за одежду напялил на себя?»

Как только взгляд его упал на низкорослого спутника Моллы, он тут же узнал его. «Это ведь тот самый Селим-ших, укравший верблюда. Они пришли, чтобы рассправиться со мной. Отойду-ка я подальше, а то неровен час разглядят и узнают меня».

Баллы нырнул в темноту, но отбежав немного, остановился, с сожалением подумал: «Жаль, что нельзя было прихватить с собой ружья. Что же теперь делать? Надо мчаться на заставу, сообщить обо всем Сухову. Он и есть тот самый, о котором Берды мурад сказал: «Молла виноват». А точно ли я распознал людей, которые за мною пришли? Действительно ли тот высокий в кепке и есть голубоглазый Молла? В коренастом я не ошибаюсь, это Селим-ших. Его-то я точно узнал. Но на того второго посмотрю еще раз».

Прячась за деревьями, он подошел к своему дому и, остановившись в темноте, с близкого расстояния вгляделся в тех двух, стоящих у дверей. Один из них Селим-ших. Другой высокий. На голове кепка. На плечах ватная фуфайка. Такую одежду сельский туркмен не носит. «Ладно, пусть он меняет свою одежду, как хочет, все равно это голубоглазый Молла и никто другой. Быстрее к заставе, быстрее сообщить о них», — решил Баллы.

Взяв из конюшни колхозную лошадь и даже не седлая ее, во весь опор помчался на заставу.

Баллы привел Сухова и других пограничников в свое село. Но разве голубоглазый станет ждать, пока с заставы примчатся люди? Сокрушаясь, что не узнали Баллы и упустили его, он долго проклинал и себя, и своего спутника.

Сухов велел обыскать всю окрестность, направил конных пограничников на железнодорожную станцию, в близлежащие села.

Возле большой воды, стекающей с гор, нашли труп Караджа. И сразу же повезли в больницу.

В это время в кабинете врача Метелин и Ходжамурад обсуждали другое событие.

— Врачи сделали все, чтобы спасти раненого нарушителя, но, к сожалению, — развел руками Метелин, — пуля раздробила позвоночник. Сегодня на рассвете он умер. При другом исходе мы, вероятно, узнали бы, какой Молла виноват…

— Курбанлы и Таймаз видели труп? — спросил Ходжамурад.

— Да, видели. Этот человек один раз в жизни приходил к ним домой со своим товарищем. И они не знают, кто он и откуда.

— И мне они говорили то же самое, — заметил Ходжамурад и добавил: — Того, кто сегодня умер, он и сам однажды встретил у Курбанлы вместе с худощавым голубоглазым дружком. Говорят, что Караджа и после этого несколько раз видел их вместе. Поэтому обязательно нужно найти Караджа.

— За Караджа мы послали. Вчера ночью Молла приходил к следопыту домой, — стал рассказывать Метелин. — Об этом сообщил на заставу сам Баллы. Сухов поехал разыскивать этого человека.

А во двор больницы въезжала повозка с неподвижным телом Караджа и плачущим у его изголовья Баллы. Ходжамурад после минутного молчания заговорил глухо и печально:

— Вот видите, Петр Андреевич, что происходит, — и не стало еще одного из тех, кто мог бы стать свидетелем…

Доктора осмотрели убитого. Опять удар ножа под левую лопатку.

— Видимо, со всеми троими расправился один и тот же зловещий человек, — раздумывал Метелин. — Мы должны его найти.

Потом Баллы со всеми подробностями рассказал Ходжамураду и Метелину о ночном визите Моллы.

— Голос у этого человека тонкий, скрипучий. Я и раньше его слышал. Конечно же, это был голубоглазый. Но вот на голове у него какая-то странная кепка… Да и эта рабочая фуфайка.

— Даже трудно поверить, что Молла так вырядился, — удивился Ходжамурад. — Но я постараюсь выяснить, что это за птица и где она обитает, постараюсь помочь прибрать к рукам такого бандита.

— Баллы вот оказался удачливым при встрече с ним, — сказал Метелин. Потом добавил. — Знаешь, Баллы, возьми насовсем себе новый карабин. Я это оформлю приказом.

Они решили произвести тщательный обыск в бывшем доме голубоглазого, в Теджене.

— И тех парней, и Караджа убил он, голубоглазый Молла. Как это мы его упустили? Нужно обязательно напасть на след и изловить его.