Следопыт

БАЛЛЫ СЛУЖИТ НА ГРАНИЦЕ

Баллы вернулся поздно. Дурсун уже накормила детей. Но сама не ела, ждала его.

— Что-то ты грустная, Дурсун, не случилось ли чего?

Жена промолчала.

Баллы не стал вторично спрашивать, подумал: «Ладно, после ужина скажет».

Вот она убрала посуду, дастархан, вытащила из сундука какую-то бумагу и протянула ее Баллы.

— На, читай! Повестка о призыве.

— Верно, повестка, — оживился Баллы, — написано, чтобы явился с вещами и даже перечислено с какими. Ты там приготовила что-нибудь?

— Все собрала. А еще испекла чуреки. Положила зеленую кружку каурмы и закрыла ее плотно.

Баллы повторил предписание вслух: «Завтра утром прибыть в колхозную контору». Подумал: «Конечно, он не один туда явится. А потом, наверно, все вместе отправятся в район…»

Заговорил с женою:

— Дурсун, у нас двое детей…

Но она его перебила:

— Ты о нас не беспокойся, и с детьми, и с работой я управлюсь, только бы у тебя там было благополучно.

Баллы хотел было прямо сказать, что в войну всякое может случиться, но он не захотел огорчать жену и ответил совсем по-другому:

— И обо мне нечего беспокоиться, не пропаду.

Детей утром повели в садик вместе. Отец поцеловал их на прощанье. Вместе с Дурсун подошли к конторе. Там уже много собралось и призывников, и провожающих. Поодаль стояло несколько фургонов, готовых к отъезду в район.

Председатель колхоза произнес напутственную речь:

— Достойно сражайтесь с врагом, а мы тоже будем трудиться для победы, не жалея сил.

Сначала фургоны с призывниками двигались медленно, чтобы не оторваться от провожающих. Дурсун неотрывно смотрела на мужа. Иногда спотыкалась и чуть не падала.

— Берды-джан! Возвращайся живым и здоровым, дитя мое! — вдруг пронзительно крикнула одна из женщин и заголосила.

Дурсун, наверно, тоже бы не удержалась, но рядом послышался голос председателя:

— Курбангуль-гельнедже, да перестань же, стыдно, другие ведь тоже любят своих сыновей.

Фургоны убыстряют ход, приближая разлуку. Если еще кто-либо заплачет, Дурсун тоже не выдержит. Она уже не успевает за фургоном. Молча смотрит на Баллы, стараясь как бы навсегда запомнить облик мужа и друга. А он тоже уже издали улыбается и машет рукой.

Вот и районный центр. Возле военкомата большой сквер. В нем полно молодежи, отъезжающей на фронт. Кого пришел провожать старый, отец, кого старший брат, кого младший братишка. Каждый что-то спешит сказать отъезжающему.

Баллы вдруг увидел поодаль в толпе молодежи Мурада, того самого, которого он встретил в горах, когда охотился на тигра. Он слышал, как Мурад перед собравшимися расхваливал способности Баллы. Следопыту стало неловко. «И зачем это он несет всякую чепуху, да еще и прибавляет». Потом присмотрелся к парню в белом тельпеке. «Да это же он!»

— Курбан, здоровы ли братишка, племянники? Слышал, что вы работаете в колхозе «Социализм».

— Да, верно. И живем не так как прежде. Нам сразу же выстроили дом, целых четыре комнаты. И я, и Чары, и гельнедже работаем в поле. Племянники учатся. Мы все уже умеем читать. У нас есть корова и две овцы. Баллы-ага, не могли бы вы сказать, кто убил нашего заклятого врага косе Моллу? Говорят, он русский? Я хотел бы поехать к нему и поблагодарить. Да побоялся снова подступать к границе. Аннагуль-гельнедже тоже шлет ему слова благодарности, говорит: «Хотя он и русский, но за то. что убил косе Моллу, аллах его не забудет».

Баллы улыбнулся:

— Не знаю, примет ли пограничник Ермаков благодарность аллаха. А Моллу пристрелил действительно он.

На головах ребят вместо лохматых тельпеков появились военные фуражки. На плечах вместо халатов и пиджаков — гимнастерки защитного цвета.

Баллы и Курбан были зачислены в пограничные войска.

Кто-то подошел и обнял следопыта.

— Братишка, поздравляю! — услышал он голос старшины Иванова и, конечно, безмерно обрадовался этой встрече. Возможно, не без участия Иванова Баллы стал пограничником.

Юного Курбана тоже теперь трудно было узнать. Он вроде бы стал и выше, и стройнее в форме пограничника. Они вместе с другими новобранцами попали на заставу Мерданова. Баллы был доволен этим назначением. Он словно бы вернулся в родную семью. И теперь настойчиво и терпеливо обучал новичков профессии следопыта.

Курбан оказался старательным и находчивым парнем. Контрабандистов и других нарушителей границы он ненавидел всем сердцем. Парень цепко лазил по скалам, имел острый глаз. Даже темной ночью видел так же зорко, как Баллы. Однажды они шли вместе с Баллы на границу мимо Черной скалы. Курбан сделался молчаливым.

«Может вспомнил погибших братьев?.. Не буду; ему мешать, пусть вспоминает и их, и злодеяния врага, пусть закаляется сердцем», — думал следопыт.

И тут Курбан попросил:

— Баллы, ты подожди меня немного. — Он опустился к двум могилам, встал на колени и начал что-то говорить, возможно, молитву. Но это была не молитва, а клятва.

«Родные мои старшие братья, Ораз и Непес, вы заменили нам отца, растили и кормили нас, тогда еще. маленьких, клянусь же над нашей могилой, что буду достойно охранять государственную границу от контрабандистов и других врагов, что отомщу нм и за вашу безвинную смерть…»

Он поднялся и пошел за Баллы по берегу ручейка к границе.