— Папа, ты отдохни, а овец сегодня я попасу, — сказал Баллы и вышел к отаре, едва забрезжил рассвет.
Кош чабана Мергена находился в ущелье, названном «Хозлук» из-за обилия в нем ореховых деревьев. Сейчас там был один Мерген. Глядя на растущие у ледяного источника ореховые деревья, подпирающие небо, он думал: «Сколько же сотен лет этим зеленым громадинам? Возможно, их посадил какой-либо труженик, чтобы оставить о себе добрую память. А может их никто и не сажал, сами выросли. В горах ведь сколько деревьев, выросших без нашего участия. И благодаря могуществу аллаха, все они — зеленые и нарядные…»
После убийства Караджа у Мергена подпаском стал старший сын покойного — четырнадцатилетний Берды. Сейчас он учится в седьмом классе. А летом и во время каникул помогает пасти овец. Мерген научил его печь чуреки, готовить еду. Берды приходится кормить маленьких братишек, оставшихся сиротами. И чтобы трудодни засчитывались ему беспрерывно, обязанности подпаска по очереди выполняли то Мерген, то его младший сын.
К полудню Баллы пригнал овец с пастбища. Накрошил в миску чурек, налил приготовленную отцом шурпу и с удовольствием поел. Затем собрался в дорогу.
— Куда, сынок, спешишь? — спросил его Мерген.
— На заставу нужно сходить.
— Вчера же там был. Не часто ли туда ходишь?…
— Сказали нужно ходить.
— А чему там учат?
— Да неплохим вещам. В движущуюся мишень я по-падаю теперь с первого выстрела. И в рукопашной схватке действую не хуже других. Пока нас не учили приемам борьбы, мы вчетвером не могли повалить Иванова. Теперь же я один могу с ним потягаться. Сегодня нашу со старшиною схватку будут смотреть Сухов и другое начальство.
— Что же ты не сказал мне раньше. Я бы сам повел овец. А тебе следовало отдохнуть, чтобы в борьбе с Ивановым, как говорится, не подкачать. А так пока прошагаешь отсюда до заставы семь километров, можешь и устать. Ты лучше садись на белого ослика и на нем езжай.
— Нет, папа, он будет медленно плестись и я, чего доброго, опоздаю. Без него я, пожалуй, быстрее туда попаду. И будь уверен, от такого короткого пути не устану. Ну, я отправляюсь, папа. До свидания.
Отец с гордостью смотрел на быстро удалявшуюся, ладную фигуру сына. «Да не сочтет аллах мое счастье слишком большим — сын у меня и ловок, и смел, и умен, в общем — молодец. Теперь я спокоен — младшего тоже и женил, и в люди вывел. Внучонка увидел. Тысяча благодарностей аллаху…»
Не замечая даже появившегося Берды, старый чабан сидел в раздумье. А тот приблизился и громко поздоровался:
— Салам алейкум, Мерген-ага!
— Валейкум эс салам, — обернулся к подпаску Мерген. — Ах ты, озорник; так неожиданно заявился, чуть не напугал меня. Здоров ли?
— Слава аллаху, — ответил Берды, тяжело дыша. Выпил протянутый ему чай.
— Мерген-ага, вас вызывают в сельский Совет, за этим меня и прислали.
— Если вызывают, сейчас прямо и пойду. Ты пока посмотри за овцами, а потом Баллы вернется.
Берды хотел было еще что-то сказать, но запнулся и замолчал.
Мерген это заметил и посмотрел на парнишку:
— Случилось что-нибудь?
— В селе все живы, здоровы, Мерген-ага. Но…
— Что «но»? Если случилось какое-то несчастье, расскажи.
— Нет, Мерген-ага, ничего не случилось.
— А кто меня вызывает?
— В сельский Совет зовут.
— Но кто именно?
— Не знаю. Вызывает, вероятно, недобрый человек. Всех, говорят, кто к нему приходит, куда-то уводят.
— Значит не меня одного вызывают?
— Многих.
— Э, Берды-джан, это хорошо, если вызывают многих. Говорится же: «Со всем народом и горе не в горе». Если зовет председатель сельского Совета, надо идти. Хороню бы Баллы повидать.
— Мерген-ага, не ходите, не к добру этот вызов. Ни за что придерутся. Никто лучше вас не знает в этих горах таких мест, где можно переждать. Живите себе там, охотьтесь, а я вам буду носить еду, заботиться о вас. Мерген-ага. А потом все само собой прояснится и не нужно будет скрываться.
— Нет, Берды-джан, так не пойдет. Если власти вызывают, надо являться. Говоришь, арестуют? Но так же как арестуют, так и выпустят. Какой у нас может быть грех перед властью.
— Мерген-ага, Сахатмурадова, Айтакова, Атабаева забрали. Нашего Ходжамурада Атаева тоже…
— Ну, если уж такие люди откликнулись на вызов, то нам и подавно следует это сделать. Конечно, могут по ошибке и арестовать. Но затем обязательно разберутся и невиновных отпустят. Таких государство не бу дет держать в заключении. Ну, я пошел, до свидания, Берды. Передай привет Баллы, пусть не тревожится, я скоро вернусь.
И захватив свое ружье, Мерген зашагал к селению.
Каждое посещение заставы доставляло Баллы удовольствие. Он чувствовал себя здесь как в кругу родных или близких. Пограничники любили Баллы. Он учил их читать следы. Рассказывал им, как выслеживал не только верблюдов… Вот и на этот раз он с удовольствием побывал на заставе. Вместе с другими стрелял из оружия по мишеням, участвовал в беге с препятствиями. И сегодня на соревнованиях присутствовал сам начальник заставы.
Парень возвращался к своему кошу с добрыми воспоминаниями о занятиях на заставе. «И в этот раз я стрелял не хуже других. Сухов, кажется, остался доволен. А в беге на дальнее расстояние даже кое-кого превзошел. Я чабан. Днем и ночью брожу в горах, где не только к ходьбе, но и к бегу привык».
А самое интересное это рукопашный бой. Ну и ловкие есть ребята. Ни за что не даются в руки. Красноармейская же лопатка некоторым служит и шитом от пули, и холодным оружием. Теперь я все это знаю и сам умею. Приду, расскажу отцу. И он останется доволен.
Настроение у Баллы было хорошее. Он и не заметил, как одолел дорогу от заставы до «Хозлука». Стало темнеть. Овец уже вернули в загон. Во-он там у разведенного огня, наверно, сидит отец и пьет чай. Акбай, узнав хозяина, кинулся навстречу.
— Баллы, ты? — послышался полудетский знакомый голос.
— Да, это я, Берды.
— А где же отец?
Берды не ответил на вопрос, и Баллы, войдя в кош, снова спросил:
— Где же все-таки отец? Хочу рассказать ему про свои дела на заставе. Я там бегал, стрелял, Сухов сам…
Берды прервал его каким-то очень печальным голосом:
— Баллы, отца твоего вызвали в сельсовет. Меня за ним прислали. Он давно ушел.
— А что там в сельсовете?
— Не знаю. Многих вызывают. Я его очень просил: не ходите, наверно, не к добру вызывают.
— Как это «не к добру»?
— Всех вызванных, говорят, задерживают.
— Почему это отца станут задерживать? Его не раскулачивали, прав не лишали…
— Не знаю.
Сын встревожился:
— Я поеду в село, постараюсь без надобности не оставаться там долго. Ночью костер не гаси. К огню никакой волк не подступится.
Баллы торопливо ушел. Но так и не увидел своего отца ни в сельском Совете, ни дома. И где он, и что с ним — никто толком не знал.
Баллы взял в руки кривую палку отца и двое суток, понурив голову, ходил за овцами. За продуктами поехал Берды. Он с нетерпением ждал его возвращения: «Может, привезет новую весточку».
Вернувшись, Берды, не ожидая вопроса, сообщил:
— Дома у вас все живы, здоровы. Поезжай, Баллы, и ты в село. Разузнаешь об отце, с женой, повидаешься с дочкой. Они сильно соскучились по тебе.
— Берды, какие вести об отце?
— Все по-старому, новостей никаких. Отца в селе нет. Он, говорят, и не приходил туда. Может, он, все-таки, бежал.
— Куда и от кого бежал? — пожал плечами парень. Задумался. Вспомнил детей. «И дедушки нет, и я не приезжаю. Наверное, они скучают…
— Берды, ты посматривай тут за овцами, а я, пожалуй, поеду в село. Повидаю детей, об отце постараюсь что-либо узнать. Может, разведаю, где он сейчас. Ночь тебе опять придется провести одному. Но завтра я обязательно вернусь.
— Хорошо, Баллы. Обо мне и овцах не беспокойся.
Баллы отправился в село. Шел, не поднимая головы, и все думал, думал.
Солнце только взошло, когда он стал подходить к селу. Листья на деревьях пожелтели и начали опадать. Возвращаются коровы. Баллы, молчаливый и хмурый, шел по улице, отшвыривая ногой попадавшиеся на пути камешки. Никому нет дела до его возвращения. Каждый занят своими заботами Кто доит вернувшуюся из стада корову, кто дает овцам траву…
Недалеко от дома за спиною послышался вроде бы знакомый голос:
— Вот, кстати, пришел, сегодня вечером комсомольское собрание. Ты обязательно должен на нем быть. Мы уже несколько раз хотели обсудить твое дело, но поскольку тебя не было, все откладывали.
Это был кривой Реджеп. Секретарь комитета комсомола.
— Хорошо, Реджеп, вот схожу домой, повидаю семью и приду, — ответил ему Баллы.
Дверь оказалась на замке. В этом доме, по словам сельчан, раньше жил не весьма удачливый молоканин. Он куда-то уехал, бросив каменный лом, где было несколько тесных, прохладных комнат. Их маленькие окошки немного пропускали света. Баллы сел на ступеньки, ведущие к веранде. Отец его не очень охотно сюда вселялся. Может потому, что здесь жил один неудачник. И предчувствия отца подтверждаются. Неизвестно, где он сам сейчас находится. «Скорее достроить бы новый дом».
«…Будут рассматривать мое дело на комсомольском собрании. Какое такое дело? Что я совершил? Членские взносы плачу вовремя. Правда, не на всех собраниях бываю. Я ведь чабан, постоянно в горах». От этих раздумий не заметил даже, как пришла с ребенком Дурсун. Дочка бросилась к отцу. Взяв ее на руки, Баллы поднялся со ступеньки, поздоровался с женой.
— Дурсун, арма, тяжела ли работа? Что-то утомленно выглядишь?
Дурсун бросила лопату на веранду и отперла дверь.
— Нас работа не тяготит, тяготит только изменившееся к нам отношение некоторых людей, — произнесла она и всхлипнула: — Слушать тяжело то, что болтают недобрые люди, дескать, «невестка врага» работает в колхозе.
Баллы ничего не ответил, лишь с горечью подумал: «Неужели моего отца называют врагом народа. Он ведь никогда и никому не делал зла. Неужели и на комсомольском собрании будут говорить о том же?..»
После ужина он отправился в канцелярию колхоза. Там уже собрались все комсомольцы. Баллы показалось, что вид у многих ребят печален.
— Товарищи, почти все наши комсомольцы явились, — поднял указательный палец левой руки Реджеп и предложил начать собрание.
Баллы сидел в последних рядах, опустив голову. Избрали президиум. Когда объявили повестку дня, он словно очнулся и оглядел сидящих. «Какое же все-таки у меня есть дело?» — в который раз подумал он с удивлением. Дали слово Реджепу.
Выйдя из-за стола президиума, Реджеп приготовился говорить. В это время он кое-кому показался еще выше и кривее обычного. Говорить он был всегда мастер. А сейчас что-то медлит, переступая с ноги на ногу.
— Товарищи! Все вы слышали, что Мерген-ага бежал, а куда — неизвестно. Мы не знаем также: враг он или не враг, — сказал Реджеп и запнулся, словно забыв то, о чем следовало бы говорить дальше.
— Если бы Мерген им не был, власти бы твоего ага не собирались арестовать, — почти подпрыгнув с места, накинулся на Реджепа небольшого роста парень. — Ты говоришь так, как будто не знаешь, куда он ушел. А на самом деле это известно. За те снежные вершины ушел. И еще ты вроде бы сомневаешься, враг ли он, говоришь «Мерген-ага», «Мерген-ага». Ишь нашел себе «ага». А еще секретарь комсомола, какое ты имеешь право называть такого «ага». Если и дальше будешь этак зарываться, мы на этом же собрании можем поставить вопрос и о тебе самом, понятно?
— Просто вошло в привычку старшего человека по возрасту называть «ага», — оправдывался секретарь.
— Хоть он и старше тебя, но таких, повторяю, не называют «ага». Вопрос, по-моему, ясен. Ну-ка, секретарь, выкладывай свое соображение о Баллы. Может ли он, сын врага, состоять в рядах комсомола и трудиться в колхозе? Вот об этом и выскажись, — снова проговорил парень и сел на место.
Баллы был ровесником Реджепа. Ребята находились издавна в дружеских отношениях. Реджеп знал, как Баллы старается для колхоза, как умело пасет он колхозный скот. Вдруг взгляд его остановился на Баллы, но не надолго. Секретарь тут же отвернулся.
— Мое предложение, товарищи, понятно. Баллы надо исключить из комсомола, — как-то уныло проговорил он и сразу же сел на место.
В комнате стояла томительная тишина. Члены бюро отлично знали, что Баллы и хороший чабан, и просто душевный парень. Поэтому предложение секретаря было для них, как снег на голову. Никто не смел взглянуть на Баллы. Он тоже сидел, наклонив голову и сложив руки на коленях. Снова послышался голос Реджепа:
— У кого есть другие предложения?
Но в комнате опять тягучая тишина. Все сидели с опущенными глазами.
— Чего ты мешкаешь, если нет других предложений, ставь свое на голосование, — снова раздался грозный голос выступавшего.
Члены бюро недобро посмотрели на него.
Сидевший в президиуме незнакомый молодой человек попросил слова.
Реджеп не знал, как зовут гостя, но счел неудобным спрашивать его имя в присутствии всех. И сказал:
— Слово имеет представитель из района.
— Товарищи члены бюро, Баллы ваш односельчанин, ваш колхозник. Вы его знаете лучше нас. Если вы собираетесь исключить его из рядов комсомола, то надо говорить о причинах исключения, о недостатках его, о дурных поступках. Если это кому известно, выступите, расскажите.
Но никто не выступил.
— Может, кто хочет сказать о его положительных качествах?
Но все то же молчание.
И вдруг снова поднимается Реджеп.
— Товарищи, что верно, то верно, Баллы славный парень, отличный чабан, за хорошую работу колхоз его несколько раз премировал. К тому же он отличный следопыт, постоянно помогает заставе в поисках нарушителей границы. Комендатура не раз его награждала за это, — сказал он и, не находя больше слов, замолчал. Немного постоял и сел.
Снова поднялся представитель района:
— Если Баллы умелый чабан, хорошо помогает пограничникам в охране государственной границы, если не разделяет взглядов отца, вероятно, нет надобности исключать его из рядов комсомола, — проговорил он, оглядывая сидящих в комнате.
Члены бюро подняли головы и с радостным удивлением смотрели на незнакомого джигита. Но по-прежнему все молчали. Молчание снова нарушил Реджеп:
— Товарищи, я снимаю свое недавнее предложение. У кого есть какие новые соображения?
Снова длительное молчание.
Наконец, слово взял парень, сидевший в конце комнаты:
— Товарищи, Баллы отличный чабан, скромный товарищ, хороший комсомолец и с отцом не поддерживает отношений. Поэтому нельзя его исключать из рядов комсомола.
Баллы немного приподнял голову и, обернувшись, с удивлением посмотрел да говорившего.
Поручая овец Берды, Баллы обещал: «Завтра обязательно вернусь». Так оно и получилось. И Баллы до полудня пас стадо.
После обеда он сказал своему помощнику:
— Ты паси сам, а я пойлу на заставу. Сообщу Сухову и Иванову об отце. Вечером вернусь.
«Враг. Каким образом мой отец может быть врагом? Он же за всю жизнь никому не сделал ничего плохого. Но где он сейчас? Что такое совершил? Оставил меня одного среди гор… Только с тобой да друзьями я не чувствовал одиночества в этих пустынных местах. Ты же мой единственный покровитель…» Баллы беззвучно плакал по дороге к заставе. И ему стало вроде бы немного легче. Потом, глубоко вздохнув, вытер глаза и произнес: «За границу он не пойдет, не посоветовавшись со мной, наверное, где-то спрятался. Может он скоро вернется…» — успокаивал Баллы себя.
И застава будто не та, что была. Бойцы заняты своим делом. И старшина Иванов как-то печален.
— Товарищ Иванов, мне надо поговорить с Суховым.
— А, Баллы, это ты? Салам!
— Салам, Иванов, извини, позабыл поздороваться.
— Сухова нет, его перевели в другое место. У нас теперь другой начальник — Коркин Иван Яковлевич.
— Проводи меня, пожалуйста, к нему. Есть дело. Моего отца собирались было арестовать, но он бежал неизвестно куда.
— За что его хотели задержать и куда он бежал?
— Не знаю.
Иванов, видя неважное состояние Баллы, сказал: «Идем!» — и направился в канцелярию.
— Ты пока постой здесь, я сообщу.
Иванов скрылся в комнате. Баллы, стоявший возле домика, услышал разговор у двери: «Товарищ капитан, разрешите войти». Он не разобрал первых слов разговора, но затем до него донеслись четкие голоса. Сначала сердитые слова капитана:
— Ну, говори!
— Баллы Мурадгельдыев приехал, чтобы повидаться с вами.
— Чем занимается этот человек?
— Он колхозный чабан.
— Какое у него ко мне дело?
Иванов немного подумал и ответил:
— Не знаю.
— Если он колхозный чабан, то все-таки узнай, с чем пришел ко мне.
— Это следопыт, наш помощник.
— Тогда пускай подождет.
— Примите его, товарищ капитан!
— Ладно, — сказал Коркин и вышел во двор.
Баллы, смущаясь, подробно рассказал начальнику заставы о том, как его отца хотели забрать куда-то и как он скрылся неизвестно где.
— Может, ушел за цианину? — сердито спросил Коркин.
— Он ни за что туда не пойдет, — уверенно ответил парень.
— Да откуда ты знаешь, что он этого не сделает? И почему вовремя не сообщил об отце?
— Я сам только вчера вечером узнал, что он не пришел в село. В общем, по пути пропал.
— Если твой отец ушел за границу, то какая может быть нам от тебя польза? — почти выкрикнул новый начальник заставы.
Опустив голову, Баллы направился к своему кошу. Нигде не находил он себе места. Поручив овец Берды, он снова отправился на поиски отца.