Следопыт

НА СКАЛЕ ГУРУЧАЙ[6]

В этот день, когда начальник заставы Сухов сказал, что они потеряли следы нарушителей границы, и увел с собой Мурадгельды и его сына, Караджа ходил за продуктами в село. Мерген и Баллы теперь туда не весьма охотно заглядывали. Когда Баллы учился в школе, отец раз в неделю навещал его, а со стадом оставался Караджа. По субботам же парнишка сам являлся на пастбище к отцу. Но с тех пор, как наступило лето и у него начались каникулы, отец с сыном еще ни разу не были в селе.

В прежние годы пограничники не часто обращались за помощью к местным следопытам. Тогда контрабандисты нарушали границу обычно на лошадях. Нередко происходили открытые бои между ними и пограничниками. Теперь граница закрыта прочно. Нарушители переходят ее пешком, тайно. Но порою не избегают и открытых стычек.

Таймаз-котур и Курбанлы внешне живут вроде бы тихо. Не похоже, чтобы они занимались контрабандой. Работают в колхозе. Однако по обе стороны границы немало у них друзей, таких как Мяткерим. Никто не видел, чтобы они сами переходили границу. Люди утверждают, что Таймаз-котур — злодей, бандит. Ни за границей, ни здесь никому не дает он посягнуть на свое ворованное добро.

Были, наверное, веские причины и для теперешнего его путешествия за границу. Может, на той стороне кто-либо присвоил «его добро», возможно, он ездил туда, чтобы кому-то отомстить, пролить чью-то кровь. Но и в той стороне ненавидят таких людей, как Таймаз-котур.

Баллы шел по следам нарушителей границы, опережая Сухова и других.

Моля бога о скорейшем и благополучном возвращении младшего сына, Мурадгельды возвращался к стаду. Он шел в глубоком раздумьи, не замечая вокруг ничего. Мысленно представил все годы, прожитые с сыном, от самого рождения и до нынешнего дня.

Миновав еще одну высотку, Мурадгельды увидел греющихся на склоне овец. К нему бросился стороживший их и уже успевший соскучиться по хозяину Акбай. Он начал было подпрыгивать и метаться вокруг Мерген на. Но то ли потому, что не увидел маленького хозяина, то ли учуяв что-то недоброе, вдруг замер, осмотрелся вокруг и заскулил. А затем молча и вяло пошел рядом о Мурадгельды.

Мерген сидел перед входом в пещеру с поникшей головою. Невольно вспомнились слова Дурджемал, сказанные ею перед смертью: «Береги младшего сына, пусть он не знает лишений». Подумал также, что Сухов смелый, находчивый человек, и не даст себя перехитрить. Он ведь сказал Мурадгельды: «За сына будь спокоен, я не дам его в обиду». Долго еще сидел Мерген, перебирая в памяти прошедшие события.

А в это время юный Баллы вел пограничников все дальше по следу. Ему очень хотелось помочь пограничникам. И в то же время он думал и об отце, который, наверно, дошел до своей отары овец.

Солнце, завершившее свой дневной путь, стало припекать вроде бы еще сильнее. Гимнастерки на спинах пограничников взмокли. Тело обжигало предвечерним зноем. Лица и руки преследователей покраснели от загара.

Трава, зеленым бархатом покрывавшая холмы весною, сейчас была выжжена. Лишь кое-где крепкие стебли трав еще жалобно покачивались на ветру.

Сухов и его люди проходили то сквозь заросли поникшей полыни, то через лощины, посеревшие от сыркына[7].

Чем ближе подходили к накаленной солнцем голой скале Гуручай, тем явственнее казалось, что она повисает над твоей головою. Следы нарушителей заставили группу Сухова у ее южного края снова спуститься в ущелье.

Когда-то по дну ущелья, видимо, протекала горная речка. Потом она пересохла, оставив в память о себе груду валунов, похожую на остановившийся передохнуть караван верблюдов. Перейдя сухое русло, преследователи на мгновенье остановились, разглядывая скалу, подпирающую небо своей высокой вершиной.

Лучи зашедшего солнца ярко отражались от огромных гранитных пролысин на скале. Если бы сейчас на одну из них встать босыми ногами, то наступившему бы не сдобровать. И все же во многих местах скалы виднеются вечнозеленые арча и керкав. Удивительно, откуда только они добывали себе влагу?

Все понимали, что опасный враг теперь уже недалеко. Может, поэтому колхозники молча переглядывались, замедляя шаги. Кое-кто даже начал отставать. Особенно неторопливо шел Атамурт-усач. Сухов хорошо это видел и боялся, что поведение Атамурта может как-то повлиять и на других сельчан. Он решил при удобном случае оставить его, послав вниз по какому-нибудь делу.

Следы контрабандистов привели к подножью скалы, но беглецы, видимо, не сразу стали на нее взбираться. Баллы быстро понял это.

— Товарищ Сухов, посмотрите, нарушители вот здесь делали привал. Двое вот тут, на бугорочках сидели, трений — возле камня, а остальные — чуть поодаль.

Сухов и пограничники внимательно глядели туда, куда показывал юный следопыт.

— У них, вероятно, и груз имеется. Вот тут сидел сам нарушитель, а здесь лежал его груз… — показал Баллы на сухую траву, вроде бы придавленную чем-то тяжелым.

И слова Баллы, и приметы, которые он называл, были весьма убедительны. Люди с уважением глядели на этого зоркого и умного мальчика.

— Давайте-ка, ребята, и мы отдохнем, — и Иван Павлович объявил десятиминутный привал.

Баллы всматривался в то место, где сидели нарушители, словно приглядывался к живым людям.

— Товарищ Сухов, лупа в эти дни всходит поздно, скала от нее светлеет тоже за полночь. Но они не рискнули идти по скале даже при луне, видимо, боялись сорваться, поэтому и оставались здесь до рассвета.

— Ночью преспокойно отоспались, — добавил светловолосый старшина и посмотрел на Баллы. Но мальчик отрицательно покачал головой.

— Нет. Как вас зовут? — несмело спросил он говорившего.

— Старшина Василий Петрович Иванов.

— Нет, старшина Иванов, спали они не так уж спокойно. Вот, смотрите, один из них, кажется, все время сидел, — лишь в одном месте примята трава. И горелых спичек много, видимо, от волнения часто курил.

— Если он курил, то где-нибудь поблизости могут оказаться и окурки, — заметил старшина и стал внимательно осматриваться.

— Да нет же, такие никогда не бросают окурков куда попало, — вступил в разговор Сухов.

Баллы присел на корточки:

— Смотрите, пепел от папиросы…

Начальник заставы осторожно собрал папиросный пепел на ладонь.

— Кажется, вот это передвигалось, — заметил мальчик, приподнимая небольшой плоский камень. Под ним лежало пять расплющенных папиросных окурков.

Сухов поднял их:

— Папиросы не советские, видите марку… Да, если выкурено пять папирос, значит, они сидели здесь, по крайней мере, час, — предположил он и опустил окурок в карман.

Затем все разом поднялись и пошли дальше по следу нарушителей.

— Товарищ Сухов, — обратился к нему Баллы, — смотрите, следы изменились, пошли ступня в ступню, на травяные и песчаные покровы не наступают, об камни не спотыкаются.

— Верно, Баллы, верно.

— А почему? — рассуждал дальше юный следопыт, — они, видимо, отдыхали тут до самого рассвета. А утром решили идти след в след, как будто один человек.

Этот «один» след привел к самой скале. Не сводя глаз с еле заметных следов, Баллы начал взбираться по ее уступам. Все остальные осторожно, но быстро следовали за ним. Вот они взошли на узкий выступ горы, извиваясь, он вел преследователей все выше и выше.

Для того, кто вырос не в горах, горные выступы могут показаться страшными. Без основательной тренировки лазить по ним трудно. Вот и старшине Василию Петровичу Иванову было нелегко поспевать за другими. С непривычки у него кружилась голова от такой высоты. А Сухов, живущий здесь уже давно, быстро и ловко научился лазить по этим горам. Он и сейчас не отставал от мальчика. Иногда, оглядываясь на своих бойцов, учил их, как взбираться по такой крутизне:

— Вниз, в бездну, не глядите — голова закружится, смотрите под ноги и шагайте как можно спокойнее и увереннее.

Да разве же получится так, как советует начальник?

Человек чувствует, что он забрался высоко, знает, сбоку пропасть такая, что и взгляда не хватает. Некоторые места выступа очень узки, чуть поскользнется нога и не знаешь, сколько десятков метров будешь лететь вниз, и ухватиться не за что: по бокам и ниже почти отвесная гладкая стена. Если бы еще на ногах были новенькие ботинки с шипами, то идти было бы легче. А местами выступ становился таким незначительным, что приходилось всем телом прижиматься к прямой горной стене. Правда, в таких местах настораживались не только пограничники, но даже и Сухов, и следопыт Баллы.

Самым последним шел Атамурт. Впереди него два колхозника, а потом пограничники, видимо, выросшие в горах. Они спокойно передвигались даже в самых опасных местах. Но Иванов, шедший перед ними, в трудных местах выступа перемещался с великой осторожностью. Впереди Иванова шел Сухов, а самым первым — Баллы. Журавлиной цепочкой преследователи взбирались все выше и выше. Если бы они шли весной или осенью, то, возможно, давно бы нырнули в облака. Но сейчас лето, сверху было видно чистое небо, а внизу почти на таком же расстоянии виднелась земля.

Когда проходили очередное трудное место, послышался тревожный вскрик Иванова. Шедший последним Атамурт сразу же присел. Сухов быстро оглянулся и, ухватившись левой рукой за выступ камня, успел протянуть правую Иванову, еле державшемуся за небольшой камень. Старшина испугался, обессилел.

Контрабандисты бывают хитрыми, не идут по низу, особенно днем, когда их можно было бы настигнуть здесь и на лошадях. В эту пору они движутся по высоким, труднопроходимым скалам. Тут за ними не погонишься. Легко ли вот так взбираться по скалистой тропе.

Преследователи вконец устали. Каждый присел на отдых там, где стоял. Голова кружилась от одного взгляд да вниз. Там далеко, у нижней черты горизонта, остались небольшие холмы, покрытые весной красно-зеленым бархатом цветов, а летом их выжженными стеблями. Одна только полынь здесь порою выдерживала летний палящий зной. А справа вдали виднеется тугай под зеленым шатром ореховой листвы. Еще дальше зеленеющей полоской тянется ущелье с прохладным источником. Растущие возле него высокие чинары и ореховые деревья прикрывали землю широкой прохладной тенью. Берега источника обильно поросли мелким кустарником: ыргаем, инжиром, ежевикой. Когда-то в этом ущелье водились тигры, дикие кабаны. А сейчас здесь можно встретить шакала, гиену и лису.

Как ни жарко летом в здешних краях, но в горах всегда прохладнее. Сидящие на скале люди отдохнули, пот с них уже не струится, жара чувствуется меньше.

Только много сидеть нельзя, надо продолжать погоню. Если не догнать нарушителей днем, то с наступлением темноты их преследовать уже невозможно.

До захода солнца оставалось немного. Плохо, если оно закатится. Придется всю ночь провести в этом опасном месте. И не то, чтобы заснуть, но даже вздремнуть не удастся. А люди усталые, их обязательно будет клонить ко сну.

Сердце Атамурта все больше холодело от страха. Он с опаской смотрел вперед, словно лиса, учуявшая капкан. И все время раздумывал, предполагал: «Уставшие контрабандисты в дневное время отдыхают где-нибудь у поворота. Мы этих поворотов уже много миновали. Теперь преследуемые, наверно, близко. Они возможно видят, как мы идем по их следу. Могут выйти нам наперерез и открыть стрельбу. Те, кто идут впереди, будут сражены пулями и угодят в пропасть». Он то и дело судорожно глотал воздух.

Сухов давно заметил, что замыкающий трусит, и пытался оградить от него остальных.

— Ата, вернитесь на заставу, сообщите о нашем местонахождении и приведите к подножью горы повозку с продовольствием, — сказал он.

Лицо Атамурта от радости просветлело. Несколько выше начинался новый, наиболее опасный поворот. Он очень его боялся. Ата не без оснований казалось, что именно за этим поворотом притаились контрабандисты и ждут приближения цепочки преследователей. Тот, кто первым подойдет к засаде, должен стать мишенью для контрабандистов, а потом и последнему не сдобровать. Он посмотрел на товарищей так, как будто видел их в последний раз, затем повернулся и стал торопливо спускаться по узкому выступу.

Начальник заставы и его спутники, не нарушая прежнего строя, двинулись вперед. Быстро спускаясь к подножью, Ата обернулся и увидел, что Баллы подходит к тому страшному месту. И правда, когда мальчик достиг поворота, он заметил среди камней в заходящих лучах дуло винтовки. Но было поздно. Следопыт не успел отпрянуть назад, как прогремел выстрел, и он упал на гранитный «пятачок». Сухов рванулся к нему и не дал парню сползти с выступа. В это время прозвучал второй выстрел и пуля сшибла с его головы зеленую фуражку. Иван Павлович пригнулся к земле и немного отполз назад.

Началась перестрелка. Атамурт услышал ее и почти бегом пустился выполнять приказ.

Обе стороны не видели друг друга. Когда с этой стороны пытались приблизиться к Баллы, с той открывали усиленный огонь. А Баллы как упал, так и лежал неподвижно. Неизвестно, жив он или мертв. До самой темноты обеим сторонам ничего не оставалось иного, как настороженно лежать, не отрывая взглядов от неподвижно распластанного мальчика.