Элли, ноябрь 2013
Легче не стало.
Вот уже две недели я хожу как зомби. Тренировка – дом – тренировка. Это не жизнь, просто существование, но я же сама выбрала этот путь, мне станет лучше, когда я выиграю золото. Я заткну эту дыру им, расплавлю и замажу ее, залью раскаленным металлом то, что осталось от моего сердца, чтобы не болело, не ныло и больше никто не смог бы его разбить.
Накалить – залить – застыть. Вот мой план, застыть в моменте с чертовой медалью на груди.
– Эля, поешь хоть что-то – мама ласково ставит передо мной кашу – Мне нужно на смену, я не могу сидеть и контролировать твое питание как маленькую.
– Я съем – бессовестно вру маме.
– От Антона нет никаких новостей? – аккуратно спрашивает она, ставя рядом со мной кружку с чаем.
– А какие от него могут быть новости? Фотография с билетами и подписью: «Смотри, детка, я получил визу и сваливаю из твоей жизни навсегда!»?
– Ты несправедлива – начинает она свою шарманку – Он ведь, как и ты, выбирает карьеру, возможно, вы просто не созданы друг для друга.
– Мама! Не начинай! – вспыхиваю я – Я люблю его, а он – нет, раз даже не допустил мысли остаться ради меня.
– А ты допустила мысль поехать с ним?
– Ты бы этого хотела, да? – мой глаза снова на мокром месте. – Конечно, выдать дочь удачно замуж, да еще и за океан жить отправить, чтобы она нарожала детей и купила тебе дачу. Вот она мечта! Да?
– Нет, – тихо отвечает мама, игнорируя мой выпад – Я просто хочу, чтобы ты была счастливой, по-женски счастливой. И, к сожалению, олимпийская медаль не заменит тебе сердце, как бы ты этого не хотела.
– Я разберусь со своим сердцем, иди на работу! – фыркаю я и вскакиваю из-за стола.
– Съешь кашу! Для тренировки нужны силы, а своим бойкотом ты и двойной не прыгнешь.
Хлопает дверью, а я со все дури сметаю кашу со стола. Не хочу признавать, но кажется, она права. Права, черт возьми, во всем. В том, что мне нужно поесть, а не строить из себя жертву, права, что Антон выбирает свою мечту и я не имею права злиться на него из-за этого.
А еще мне дико страшно, что, возможно, медаль – это не спасение, а мое проклятие, которое в итоге меня уничтожит.
***
Сочи, Чемпионат России по фигурному катанию.
Я стою у бортика готовая сделать свой лучший прокат, дальше только Чемпионат Европы и Олимпиада.
– Эля, посмотри на меня – Окликает меня Сенцова.
– Да?
– Ты готова – успокаивающе начинает она – Не рискуй, делай все спокойно, с техникой у тебя все в порядке, если не будешь спешить, но никаких инцидентов не должно быть.
– Конечно, не будет! – я взбудоражена и заряжена на победу на все 1000%.
– Эля, если почувствуешь, что не вывозишь, лучше не делаю тройной, тебе достаточно будет и упрощенной программы.
– Хорошо. – соглашаюсь я, хотя даже не рассматриваю вариант прыгать двойные, только тройные от будущей чемпионки.
– Побереги себя, – она замолкает, но точно хочет добавить что-то еще, но боится сбить мой боевой дух – В общем, вложи всю боль в это выступление! Ты умеешь доносить танцем больше, чем словами.
О том, что Антон заключил контракт с западным клубом не знает только ленивый, и хоть тренер ни разу не показала заинтересованность в моей личной жизни, она прекрасно понимала, почему я последнее время не доедала или катала программу как робот, без единой эмоции. Сенцова, конечно, не делала никаких поблажек, разбитое сердце не освобождает от тренировок. Но сейчас ее слова были как крик души, маленький проблеск ее человечности. Она по-своему советует мне отпустить свою боль, обратить ее в свою пользу.
– Я так и сделаю. – киваю ей и выезжаю на центр арены.
Лед погружается во тьму, а вместе с ним и я. Пустота, вокруг меня нет ни трибун, ни сотни людей, наблюдающих за происходящим, только я и леди, мое сердце против ноющей боли, тело против гравитации. Первые аккорды пианино эхом разлетаются по арене, пробегая по моим венам словно ток.
«От края до края небо в огне сгорает»
Сенцова наставила выбрать что-то более традиционное для чемпионата, но мое сердце требовало русского рока. Я слушала нежные каверы-группы «Ария» двадцать четыре на семь и «Потерянный рай» как нельзя лучше отражал мое состояние в последние дни.
Я делаю каскад, который заканчиваю тройным прыжком, в целом после такого можно уходить со льда, золото мое, но сейчас я здесь не за ним. Впервые я катаюсь не для себя, а для своей души, выливаю всю боль на холодный лед, размазывая ее и разнося по всей арене острием конька.
«Далеко, там, где неба кончается кра-а-й..»
– Я найду… потерянный рай.
Как мантру, как обещание себе не падать духом и стать однажды счастливой, я со слезами на глазах прыгаю четверной аксель. Мое тело не подчиняется законам физики, неведомая сила удерживает меня в воздухе, прокручивая четыре раза и приземлят на коньки без единой потери равновесия.
«Подставлю ладони, их болью своей наполни»
Я вытягиваю ладони, затем прикладываю к сердцу и закручиваюсь вокруг своей оси, каждое слово как моя собственная молитва, каждое движение будто ритуал поклонения Богам, который я танцую каждый день. Шаги, тулуп, затем снова пируэт, в котором я закрываю глаза внешней стороной ладони, изображая гулкую темноту, о которой поется в песне.
«И ты не узнаешь, как небо в огне сгорает»
– И жизнь разбивает все надежды и мечты… – заканчиваю я фразу и мое тело снова зависает в невесомости вырисовывая немыслимые круги.
«Засыпай, на руках у меня засыпай»
Я складываю ладони под ухом, делаю последние пируэты, выпад и останавливаюсь прямо перед судейской трибуной. Застываю, слушаю предпоследнюю фразу в песне и медленно отъезжаю на центр удерживая зрительный контакт на них, а затем плавно скрываю лицо в финальной позе.
Зал взрывается, а я чувствую, как плывет косметика от слез. Я не танцевала, я плакала, изливала душу, царапала коньками клятву на льду вновь обрести свой рай.
***
– Боже мой! Вы это видели? Я не могу поверить! Это был четверной! – я набрасываюсь на Сенцову как сумасшедшая, стоит мне взойти на поверхность за бортом арены.
Я искренне не знаю, как смогла прыгнуть то, что у меня на тренировках получалось только в половине случаев.
– Да, ты как обычно решила сделать все по-своему, сказала же тебе не рискуй.
– Екатерина Витальевна, я чувствую такой прилив сил, это какое-то наваждение, не понимаю. Не знай я себя, решила бы что под допингом.
– Но, это почти так – Сенцова спокойна и совсем не удивлена, будто это не я сейчас порвала в щепки свои гипотетических соперников на Олимпиаде. – Эля, зайди в раздевалку, пожалуйста, нужно поговорить.
– Вы что, совсем не рады? Да, я знаю, я рисковала, но все же получилось! А если мы поднажмем с тренировками…
– Эля, остановись, – она снова перебивает меня, и я начинаю пугаться ее реакции, она слишком спокойна, будто сейчас зайдет комиссия, заберет у меня эту победу и дисквалифицирует.
– О, черт! Только не говорите, что в крови нашли какую-то хрень, из-за которой мне не дадут медаль и не пустят на Олимпиаду?
– Нет, ты пока в составе сборной.
– Пока? – я готова наброситься на нее.
– Эля, сядь – Сенцов вздыхает и облокачивается на стол – Ты можешь ехать на Олимпиаду, пока никаких противопоказаний к этому нет, но… – она трет свои уставшие глаза.
– Говорите уже!
– Золотова, ты беременна.