Сломай мой лед

Блистательный ангел

Картер.

Элли светится.

И причиной этого света стал я. Гребаные небеса, я, оказывается, такой романтик. Пока она капризничала, что заставил ее одеться по-спортивному, и закрепляла свой пышный хвост миллионом невидимок, я быстро написал своей давней знакомой Хезер. Пока мы гуляли Хезер ответила, что мы с Элли можем приехать сегодня и немного поэкспериментировать.

– Скажи мне правду, Адамс, ты хочешь сдать меня на органы? Слушай, то что я в прошлом была спортсменкой, совсем не означает что я до сих пор веду здоровый образ жизни. Ты видел, как я уплетала сэндвич? А я ведь еще и чипсы люблю, а пиво? Без него вообще из дома не выходу! – Элли, все щебечет, а я не могу насытиться ее чувством юмора, кажется у меня уже рот болит улыбаться.

– Чемпионка, расслабься, ты мне нужна живой и со всеми органами. – успокаиваю я свою фантазерку.

– Тогда почему здесь столько пленки?

– Чтобы не испачкаться.

– Во что? В кровь?

Мы приехали к бывшему заводу, который с моей финансовой помощью талантливые молодые ребята превратили в творческое пространство. Здесь располагаются мастерские архитекторов и скульпторов, школы танцев и рисования, проводятся различные мастер-классы, выставки и устраивают вечеринки. Место довольно популярно в кругах художников и артистов, но для тех, кто не создает, а в основном потребляет творчество, это пространство еще не так популярно. Мы проходим в крыло, где находится мастерская Хезер, и чем ближе мы подходим к ней, тем отчетливее чувствуем запах краски.

– В краску, сейчас все сама увидишь.

Мы проходим очередной занавес из толстой прозрачной пленки и попадаем в большой зал с бетонными колонами. Повсюду стоят мольберты, в одной части зала организован уютный ресепшн, в другой – кофейня и зона отдыха с мягкими диванами. Вдоль всего пространства свисает уличная гирлянда с маленькими лампочками.

– Картер! Наконец-то тебе удалось нас посетить! – Хезер замечает меня и, сказав что-то своему ученику за мольбертом, спешит к нам с Элли.

– Привет, Пикассо, – я целую ее в щеку – Знакомься, это Элли, моя девушка.

– Очень приятно, Хезер!

– И мне, у вас здесь очень здорово! – Элли жмет руку Хезер и искренне восторгается помещением, но я был бы не я, если бы не вставил свою ложку дегтя.

– Именно поэтому она всю дорогу сюда, думала, что я веду ее на скотобойню. – только я отпускаю данную колкость, как мне в живот прилетает не слабый удар от ее локтя.

– Полегче, Ниндзя!

– Не беси меня, Адамс!

– Что у вас за акцент? – вдруг включается Хезер – Вы из…?

– России – заканчивает Элли.

– Здорово, давно переехали?

– Нет, я в командировке – поясняет Элли, и я чувствую, как ей становится немного неловко, в связи с последними событиями в мире, в Канаду приехало много русских на постоянное место жительства.

– Понятно – Хезер на мгновение теряется, но тут же включает в себе профессионала – Горизонталь или вертикаль?

– Что, простите? – переспрашивает Элли.

– Думаю горизонталь, – я киваю Хезер.

– Тогда проходите и переодевайтесь, а я пока все подготовлю в хале номер четыре. – кивает Хезер в сторону двери, где находится необходимая, так называемая, униформа художника.

– Чем мы будем заниматься, Картер? Если это какой-то секс-клуб или что-то подобное, то я на это не подписывалась! Я вообще старомодна в этих вопросах. Да, у нас даже с тобой миссионерского секса не было!

– Боже мой, Элли, прекрати кричать на весь павильон – я захожусь смехом – Ничего подобного, сейчас сама все увидишь.

Мы заходим в комнату, и я протягиваю Элли комбинезон, а сам застываю на выборе балеток.

– Какой у тебя любимый цвет?

– Красный – фыркает Элли пытаясь разораться как одевается комбинезон.

– Ты же из России, мог бы не спрашивать. – усмехаюсь я и тянусь к балеткам с красной краской.

– Это нужно надеть на ноги, я помогу тебе закрепить тюбики.

– Что сделать? – Элли в полном шоке смотрит на меня, сидя на лавке и успев натянуть комбинезон только до колен.

Я подхожу к ней, сажусь на корточки и принимаюсь одевать на ее миниатюрные ножки самую странную обувь в мире.

– Хезер – художник и экспериментатор, она создает картины самыми необычными способами, однажды, даже построила механизм, при котором кисти двигались вместе с музыкальной вибрацией, то есть она по сути разукрасила музыку. А недавно, продала картину, нарисованную обычной веткой за три тысячи долларов.

– Так, Хезер очень талантлива – это понятно, не понятно, что ты делаешь с моими ногами? – комментирует Элли.

– Когда у Хезер появилась здесь своя мастерская, она решила сделать из своего творчество небольшой бизнес. Любой желающий теперь тоже может попробовать нарисовать картины каким-то необычным способом. Каким именно – можно выбрать в прейскуранте Хезер. Я выбрал для тебя возможность нарисовать картину ногами.

Я заканчиваю со второй ногой и поднимаю глаза на Элли, которую будто парализовали или превратили в памятник.

– Ты переоцениваешь мои ноги, Адамс.

– Это невозможно, думаю, я даже их недооцениваю. – я нежно провожу пальцами по ее голой лодыжке и наклоняю голову, чтобы поцеловать – Золушка…

– Картер, не надо этого делать здесь – шипит Элли, разжигаю мое желание еще сильнее. У меня всегда есть какое-то нездоровое делание разозлить ее, а потом трахнуть.

– А то что? – усмехаюсь, не отрывая губ от ее ноги, продвигаюсь поцелуем вверх по ноге.

– Картер! – она выдирает ногу, и я прихожу в себя.

– Твои обнаженные части тела очень отвлекают. – комментирую, и принимаюсь одевать на ногу Элли вторую балетную тапочку.

– Итак, у тебя в носке балетки есть дырочка, в нее поступает краска равномерной струей при нажатии, по сути работает как шариковая ручка.

– Так, если я сейчас встану, то польется краска?

– Пока нет, нужно открыть клапан, чтобы создать давление, предлагаю сделать это тебе на самом холсте. – я показываю Элли, где находится клапан.

– Мне? А ты? Ты разве не будешь со мной? Стоп! Какой холст?

– Пойдем – я веду Элли в другой зал, где для нас уже натянули чистый белый холст размером с маленькую квартиру.

– Похоже на арену – захваченная видом тихо шепчет Элли – Но это не она, Картер, здесь я понятия не имею, что нужно делать.

– Ш-ш-ш… – я кладу руки ей на плечи и ловлю взгляд в отражении больших зеркал, которые расположены вокруг холста. – Скажи мне, после Олимпийских ты хоть раз танцевала ту программу?

Чувствую, как все ее тело напрягается, я попал в самую точку, не собирался копаться в ее прошлом или устраивать сеанс психотерапии. Но сейчас мы здесь, и я хочу дать возможность высказаться ей, позволить закрыть гештальт.

– Нет.

– Почему?

– Не было необходимости, в тот день моя карьера закончилась. – Элли произносит это без эмоций, но я слышу, что это наигранное безразличие. В тот день она лишилась мечты всей своей жизни и наверняка до сих пор думает, как бы сложилась ее жизнь, прыгни она тот злосчастный аксель.

– Я хочу увидеть его – шепчу ей в волосы. – Твой танец, я не мог найти записи с ним ни на одном соревновании.

– Это была новая программа – слышу, как колотится ее сердце, даже стоя за ее спиной и легонько обнимая за талию. – Она ранее не исполнялась на публике.

– Покажешь? – я иду по тонкому льду, лезу не в свое дело, ворошу старые раны и вытягиваю наружу не самые приятные воспоминания. Но разве не это называется «узнавать друг друга»? Знать, где находятся шрамы любимой, чтобы в будущем прикрыть их своим телом.

– Я ее уже не помню – дрожащим голосом произносит она.

– Ты ведь ее пыталась повторить, когда мы встретились на арене? Я помню эти движения, это была та самая программа, ведь так?

– Не… не совсем – она мотает головой, будто сбрасывает с себя воспоминания и резко поворачивается ко мне лицом – Картер, зачем все это? Прошло десять лет! Я далеко не та легкая натренированная девочка, не говоря уже о том, что эта программа исполняется на льду, а не на куске ткани!

– Замени прокаты на шаги, прыжки на повороты – предлагаю я, хотя сам ничего не понимаю в этом деле. Элли жмется, сомневается, боится ударить в грязь лицом? Или она впервые передо мной стесняется?

– Чемпионка, я не жюри на соревнованиях, а просто поклонник твоего таланта, хочу, чтобы ты станцевала только для меня.

– Я не могу – бурчит себе под нос. –Не могу, Картер! Это так глупо! Это…

– Ты меня стесняешься?

Она снова вскидывает на меня свои округленные глаза, как два бездонных блюдца, налитые густым темным шоколадом.

– В том числе! Я вообще не понимаю, как этими штуками орудовать – она легонько машет носком, демонстрируя странную обувь.

– Давай завяжем тебе глаза.

– Чего?

– Отключи голову, просто танцуй, не для меня, для себя.

На мгновение наш спор прекращается, Элли смотрит на меня так внимательно, будто ищет в моих глазах подсказку.

– Katajsya, chtoby katat'sya… – тихо произносит какую-то русскую фразу и у нее в глазах зажигается огненный азарт. Вижу, как краешки ее губ растягиваются в несмелой улыбке. Неужели сработало? И, что это за заклинание она только что произнесла? Надеюсь она меня не прокляла, только что.

– Давай сделаем это! – выстреливает она уже более веселой и решительной интонацией.

– Серьезно?

– Да! Или это был пранк? И на самом деле ты пошутил, что этими штуками можно рисовать?

– Нет! Я просто… – теряюсь, не думал, что и правда сработает, и теперь не могу прийти в себя от чувства гордости, что смог ее на это подбить и стану единственным свидетелем ее танца на холсте. – Так, становись в позицию, я сейчас!

Подбегаю к аппаратуре и подключаю телефон к колонкам.

– Готова?

– Нет, секунду.

Оборачиваюсь и вижу, как она завязывает платок, закрывающий ее глаза.

– Ты серьезно будешь танцевать с закрытыми глазами?

– Ты сам это предложил, разве нет? – она говорит это с легкой усмешкой, бросает мне вызов. Узнаю свою Ведьму.

– Ладно, я буду рядом, если что – киваю и жму на плей.

Пространство заполняет чувственная музыка Within Temptation – Angels.

Sparkling angel I believed

You were my saviour in my time of need…

– Знаешь, о чем эта песня? – Элли делает первый взмах рукой.

– О сияющем ангеле?

– Нет, когда я разучивала эту программу, у меня перед глазами был Антон – она делает быстрые повороты, которые тут же отпечатываются красной витиеватой косичкой на холсте. – Думала, этим танцем я проклинаю его, прощаюсь таким образом со своей любовь навсегда… – Элли подпрыгивает и будто застывает на пару мгновений в воздухе в шпагате. – Но после того, как я упала… – она садится в центре и выгибается, размазывая еще не впитавшуюся краску по обе стороны от себя руками.

– Эта песня стала совсем о другом, она не о парне, который бросил меня десять лет назад, – Элли поднимает ногу до уха и прокручивается несколько раз на носке. – Эта песня о моей маме, с которой я провела так мало времени и не оказалась рядом, из-за своей чертовой, ничего не значащей в конечном итоге, мечты.

– Элли… – я глотаю ком в горле, понимаю, что становлюсь свидетелем не просто ее танца, а настоящей исповеди. Я вижу, как холст заполняется красными линиями, соединяющиеся в хаотичные огромные розы. На холсте рождается история, сотканная из чувственных движений и страшной боли.

– Она умерла в тот день, Картер… Вот, почему я упала.