Тайна Дикой Розы

ГЛАВА 10

Через несколько дней в доме доньи Исабель раздался телефонный звонок.

— Это ты, Луиса? Ну, какие у тебя новости?

— Мама, позволь, я сейчас заеду к тебе.

— Ну конечно, Луиса, я тебя жду.

Донья Исабель встревожилась. Она знала, что сегодня утром Луиса должна была повторно зайти к врачу, чтобы узнать результаты анализов. Судя по неясному гулу голосов, она звонила прямо из приемной врача.

Если бы все было в порядке, Луиса, во-первых, позвонила бы только после возвращения, из дома, а во-вторых, сообщила бы все по телефону. Но донья Исабель постаралась пригасить возникшее было беспокойство. Мало ли у Луисы поводов посоветоваться с ней? Возможно, Леонардо снова выкинул какое-нибудь коленце (про себя донья Исабель выражалась гораздо ярче, чем вслух).

Но стоило донье Исабель взглянуть в лицо вошедшей дочери, она поняла, что вряд ли какая-нибудь бытовая неурядица заставила бы Луису так побледнеть.

— Мамочка, не волнуйся, пожалуйста, но дела у меня действительно нехороши,— начала она.— Судя по результатам анализов, почки очень плохо функционируют. Выходит, то воспаление не прошло бесследно. Врачи полагают, что, возможно, как-то изменилась ткань почек.

Донья Исабель почувствовала, словно у нее внутри что-то оборвалось. Она попыталась справиться с волнением.

— Но это всего лишь предположение? — нерешительно спросила она.

— Пока да, — ответила Луиса. — Мне придется лечь в больницу, чтобы выяснить причину и принять какие-то меры.

— Ну что ж, я думаю, что ты отнесешься к этому разумно...

— Мама, я ко всему в жизни отношусь разумно, — перебила ее Луиса. — Сейчас меня волнует другое. Возможно, мне придется отсутствовать несколько месяцев. Я хочу попросить тебя по мере возможности присматривать за порядком в нашем доме.

— Я присмотрю за девочками, и даже готова взять их к себе, если в этом будет необходимость. Но вряд ли я смогу проконтролировать поступки твоего мужа.

— А он-то меня больше всего и волнует. В Леонардо появились какое-то беспокойство, нервозность...

— Да какое мне дело до его беспокойства! - сорвалось у матери. — Меня интересует твое здоровье.

— Я надеюсь, что все будет в порядке.

— Иначе и быть не может, - категорично произнесла донья Исабель с уверенностью, которой она на самом деле не испытывала.

Природная выдержка и воспитание не давали Луисе распускаться. Но она была расстроена и встревожена. Это было видно не только по ее бледности, но и по тому, что она не спешила уезжать от матери, хотя уже сказала ей все, что хотела сказать. Беда делает нас маленьким детьми, которым кажется, что рядом с мамой можно укрыться от любой опасности.

...Этот тяжелый у Луисы день для Аугусты тоже не был удачным. Настроение у нее было более подавленным, чем обычно. Она попыталась, как всегда, отвлечься рукоделием, но шитье не терпит рассеянности — нитки путались, как мысли Аугусты.

Ей казалось, что греховность этой любви рано или поздно начнет отравлять их с Леонардо отношения. Правда, она смутно ощущала, что слово «грех» не совсем верно характеризует то, что существует между ними. Грех — это что-то страстное, бросающее вызов людям и Богу. Совсем непохожей на это была их тихая, грустная, виноватая любовь. Но с другой стороны, если не мудрствовать лукаво, что же это, как не грех — принимать любовь женатого человека, который перед алтарем поклялся другой в любви и верности на всю жизнь?

Умы поискуснее, чем у доньи Аугусты, бились над загадкой, что в земной любви от Бога, а что — от черта, да только особой ясности в этот вопрос не внесли. Конечно, не смогла разрешить его и Аугуста. Она только вновь убедилась, что отступиться от Леонардо у нее нет никаких сил.

В таком смятении чувств и мыслей находилась Аугуста, когда зазвонил телефон. Она в мгновение ока оказалась у аппарата, ожидая услышать голос Леонардо. Но вместо этого в трубке послышался звонкий женский голосок:

— Привет, дорогая Аугуста! Узнаешь меня?

— Сабина! — обрадовалась Аугуста, узнав голос своей подруги.

Сабина и Аугуста встретились впервые много лет назад девятилетними девочками в монастыре, куда их отдали на воспитание. Тогда никакой дружбы между ними не получилось. Неуемная энергия Сабины толкала ее на такие шалости, о которых Аугусте и помыслить-то было страшно. Да и Сабину не прельщала дружба с тихоней, от которой нет никакого проку. Сабину скоро забрали из монастыря, о чем святые сестры жалели гораздо меньше, чем воспитанницы.

Второй раз они встретились уже подростками, в довольно скромном пансионе, где основательнее всего преподавали домашнее хозяйство. Сабина явно тосковала в этом заведении, поэтому встретила Аутусту с удовольствием. Ей было приятно вспомнить свои проделки прошлых лет, к тому же она с удивлением обнаружила, что тихоня помнит многие подробности из прошлого лучше, чем она сама. Аугуста вообще бережно относилась ко всяким воспоминаниям.

В пансионе Аугуста помогала Сабине разобраться с рукоделием, а та ей — с иностранными языками. Сабина так любила болтать, что ей, кажется, не важно было, на каком языке это делать, — лишь бы не молчать. Любой язык, включая латынь, она усваивала с ходу.

Они жили в одной комнате и в задушевных беседах провели те три решающих года, в которые формируются основы женского характера. Выйдя из пансиона, они встречались то чаще, то реже, но продолжали оставаться подругами. Последняя разлука была довольно долгой — Сабина уезжала года на два.

— Можно мне сейчас приехать к тебе?— спросила подруга.

— Конечно, милая, — отозвалась радостно Аугуста. Через полчаса Сабина с одобрением оглядывала

Аутусту: «Да ты просто красавица!»— и с неменьшим одобрением— сервированный стол. «Ого, не зря тебя обучали в нашем кулинарно-вышивальном пансионе», — с удовольствием отметила она.

— А как ты жила эти два года? — спросила Аугуста.

— О, я повидала свет. По крайней мере Латинскую Америку. Точнее, Аргентину, — прибавила она. — Во всяком случае, Буэнос-Айрес знаю как свои пять пальцев.

Аугуста, улыбаясь, приготовилась слушать. Сабина рассказывала, как это умела делать только она. Перед Аугустой разворачивались колоритные фигуры и разнообразные приключения, в которых принимала участие Сабина.

— Нет, ты скажи, — вдруг перебила она себя на полуслове, — как это такая красавица все еще не замужем? — вперила свой взгляд в лицо подруги, ожидая ответа.

— Не берут, — улыбнулась Аугуста.

— Но судя по тому, как ты покраснела, дело идет к этому.

— Дело идет куда угодно, но только не в эту сторону. Ладно, дорогая, лучше поговорим о другом.

Но о другом разговор не клеился. Мысли Сабины вертелись вокруг романа подруги, в котором она теперь не сомневалась. Ей хотелось узнать очень многое — как этого человека зовут, каково его положение в обществе, богат ли он, какова его внешность, и главное, почему не приходится ожидать, что в ближайшем будущем он сделает Аугусте предложение.

Но все эти самые естественные и насущные вопросы почему-то не принято задавать напрямую. Сразу начинаешь выглядеть такой черствой, любопытной особой, которая совсем лишена деликатности.

Сабина доказала, что с деликатностью у нее все в порядке, задав вопрос, который никак не может покоробить влюбленную женщину:

— Он хороший?

— Лучше всех, — серьезно ответила Аутуста. — Одно нехорошо — он женат.

Будь Сабина мужчиной, она бы присвистнула от удивления. Выражение лица у нее было такое, как будто она это уже сделала. «Ну и ну!— было написано на ее лице. — У нашей скромницы Аугусты роман с женатым мужчиной!»

Но она была хорошей подругой, поэтому возбуждение от узнанной новости быстро сменилось сочувствием к Аугусте. Подробности, которые ей удалось вытянуть у подруги, звучали неутешительно.

— У него есть дети?

— Да, две дочери, еще совсем девочки, — ответила Аутуста.

— Так, значит, надежды на брак в ближайшем будущем никакой? — все-таки не удержалась от уточнения Сабина и тут же пожалела о своих словах, так как Аутуста опустила глаза. — Ну и ладно. Не очень-то и хотелось, правда? — попробовала исправить положение Сабина.

— Нет, очень хотелось бы, — просто ответила Аугуста. — Тогда я была бы самой счастливой женщиной на свете. Быть всегда рядом с любимым, ничего не стыдиться, не скрывать, что любишь от всего сердца, — что еще надо женщине?

Аугуста произнесла это с такой убежденностью, что даже не склонная к любви до гроба Сабина с готовностью закивала головой.

— А ты сделала что-нибудь, чтобы всегда быть с ним рядом? - спросила она, отправляя в рот новую порцию печенья.

— А что я должна делать? — испугалась Аугуста.

— Ну, намекни ему на возможность развода. Да-да, вот именно.— Азарт возможности принять деятельное участие в бракоразводном процессе начал захлестывать Сабину. — Только надо сделать это тонко...

— Сабина, я никогда не сделаю этого, — перебила ее Аугуста. — Я и так бесконечно виновата перед его женой и детьми в том, что не оттолкнула Леонардо. Эта мысль точит меня и днем, и ночью. Все мое счастье отравлено тем, что я сама поступаю бесчестно, да еще совершаю это вместе с ним. Как же я могу о таком даже подумать?!

Теперь уже перепуталась Сабина. Она быстро схватила графин с водой и, приговаривая: «Да не волнуйся ты так. Выпей лучше водички», — наполнила стакан и протянула его Аугусте. Та, сделав несколько глотков, продолжала серьезно и горячо объяснять подруге:

— Кроме того, если я окончательно оторву его от семьи, рассорю с детьми, сможет ли он любить меня? Нет, он возненавидит меня и будет прав. Так что пусть уж все остается по-прежнему.

— Хорошо, пусть все остается по-прежнему, - с готовностью поддакнула Сабина.

Поскольку кавалерийская атака с бракоразводным процессом откладывалась, Сабина решила оказать хотя бы моральную поддержку.

— Пусть все-все останется по-прежнему, кроме твоих слез, - добавила она. - Что это за счастье, которое приходится каждый день оплакивать?

— Не говори так,- ответила Аугуста. — Все-таки я счастлива.

— Тогда не грусти. Пусть все идет, как идет, а дальше видно будет.

— Вот и я так решила, — уже немного бодрее произнесла Аугуста.

— К тому же постоянная грусть не пойдет на пользу твоей красоте, милочка.

Эта фраза так встревожила Аугусту, что она, извинившись, встала из-за стола и поспешила в соседнюю комнату к зеркалу. Придирчиво рассмотрев себя в зеркале, она схватила пуховку и легкими движениями прошлась по липу. Когда она вернулась к столу, Сабина о чем-то размышляла, не забывая отдавать должное печенью, приготовленному хозяйкой.

— Скажи-ка мне, голубушка, а как ты проводишь время, когда остаешься одна?

— Дел по дому хватает. К тому же я люблю рукоделие. — Тут она смущенно умолкла, вспомнив свои беспомощные попытки занять себя.

— Все ясно, — констатировала Сабина. — Самое подходящее занятие, чтобы думать о своем и всласть плакать. Нет-нет, — перебила она пытавшуюся что-то возразить Аугусту, — так не пойдет. Ты должна бывать на людях. Выбираться в гости, в театр, еще куда-нибудь. Давай-ка сходим в театр. Я позабочусь о билетах.

— Но прилично ли идти в театр без провожатых? А идти с кем-то я не хочу, да, честно говоря, мне и не с кем.

— А что ты скажешь, если нас будет сопровождать мой брат? Не старший Педро — тот слишком тяжел на подъем, а если и соберется, то потянет за собой жену и весь выводок. Такая компания нам не подходит. Нет, я попрошу нас сопровождать Родольфо. Ты его помнишь еще мальчишкой, а теперь это весьма импозантный молодой человек. С таким где угодно не стыдно появиться, — с сестринской гордостью добавила Сабина.

— Даже не знаю...

— А чего тут знать? — начала сердиться Сабина. И вдруг она неожиданно рассмеялась. — А ты помнишь, как мы в детстве мечтали, что когда-нибудь станем элегантными дамами, будем каждый день ходить в театр и в антракте брать в буфете все самое вкусное? Должны же хоть некоторые мечты сбываться, как ты считаешь?

— Наверно, должны, — улыбнулась Аугуста неожиданному доводу.

Эта беседа происходила уже в прихожей, куда, не прерывая разговора, двигалась Сабина, а следом за ней Аугуста.

—Вот и хорошо, — обрадовалась энергичная гостья. — Исполнение этой мечты беру на себя. Жди моего звонка.

Она чмокнула хозяйку в щеку и исчезла.

Аугуста, покачав головой, вернулась в гостиную. Она почувствовала, что после неожиданного визита Сабины ей стало как-то легче. Подруга, хоть и удивилась ее роману, очень быстро с ним примирилась. Хотя некоторые ее вопросы причинили Аугусте боль, она сознавала, что Сабина расспрашивала ее с сочувствием, а не с осуждением.

Кроме того, Аугуста впервые взглянула на свое добровольное затворничество как бы со стороны и поняла, что оно не идет ей на пользу. Ее серьезно напугал намек Сабины на то, что красота ее (довольно скромная, по мнению самой Аугусты) может увянуть и поблекнуть под воздействием частых слез, пролитых в одиночестве.

Аугуста не была тщеславна, но она хотела нравиться Леонардо. Кроме того, она опасалась, что ее домашняя жизнь, которая, по-видимому, притягивала Леонардо, может наконец прискучить ему. Все вести из внешнего мира, большого и разнообразного, приносил ей он. Она была лишь благодарной и внимательной слушательницей. Сама же Аугуста могла поделиться только незначительными домашними новостями да воспоминаниями о прошлом. Разве плохо будет, если она сумеет рассказать ему что-нибудь интересное, скажем, о спектакле, который видела накануне, или о какой-нибудь выставке?

Нет, Сабина, безусловно, права. Повеселевшая Аугуста принялась за рукоделие.

Но вышивать ей пришлось недолго. Снова раздался телефонный звонок, и, к своему удивлению, Аугуста услышала бодрый голос Сабины:

— Как ты относишься к опере, голубушка? К Верди, в частности?

— К опере неплохо. К Верди даже хорошо.

— Ну так собирайся в театр. Через два часа мы заедем за тобой на такси.

— Прямо сегодня? Как же так? — Аугуста, как и все домоседы, о каждом выходе из дома предпочитала узнавать за несколько дней.

Сабина, которая никогда не тратила больше трех часов на сборы для поездки в другую страну, не могла понять, в чем, собственно, причина колебаний.

— Родольфо на сегодняшний вечер я ангажировала, билеты купила, осталось только взять такси, так как своей машины, увы, не имею.

— Но как же так сразу? Ну хотя бы на завтра, — жалобно заговорила Аугуста.

— Э, нет, завтра будет Вагнер. Завтра мы с тобой в кино сходим. Ты бы не охала, а начала бы лучше собираться.

Спорить было бесполезно. Аугуста поблагодарила подругу за заботу и начала собираться в театр.