Тайна Дикой Розы

ГЛАВА 5

Вскоре беременность Аугусты стала очевидной для всех. Аугуста много времени проводила в саду или у открытого окна, читая или вышивая. Привычку слушать музыку по радио она тоже сохранила, только теперь в ее распоряжении был последней модели радиоприемник с безграничным выбором музыкальных передач.

Аугуста любила, когда в комнате с ней находилась Канди. Кандида возилась с куклами, рисовала или листала книги с картинками. Аугусте казалось, что у них с Кандидой много общего - хотя бы любовь к музыке и одиночеству. Иногда они поглядывали друг на друга и улыбались.

Но Аугуста никогда не улыбалась Кандиде в присутствии Дульсины, смутно чувствуя, что ничего хорошего Канди от этого не будет.

Действительно, Дульсина зорко следила за взаимоотношениями мачехи и сестры, смутно чувствуя возникающую близость и решив во что бы то ни стало ее не допустить. Она обладала безотказным оружием. Стоило ей сказать: «Ты предаешь нашу мамочку!», как Канди начинала плакать и боялась лишний раз взглянуть в сторону Аугусты.

Конечно, Аугусте следовало бы проявить настойчивость и постараться превратить в свою дочку хотя бы одну из девочек. Платье, сшитое вместе для куклы Кандиды, книга, прочитанная друг другу по очереди, а, главное, расспросы о Луисе, о которой Канди готова была говорить бесконечно,— все это навсегда сдружило бы их.

Возможно, беременность Аугусты наступила слишком скоро, и при этом протекала довольно тяжело, что Аугуста старалась скрывать. Так или иначе, Аугуста уступила Кандиду влиянию Дульсины.

В один прекрасный день сестры увидели в окно, как их отец осторожно ведет Аугусту к автомобилю, они садятся в него и уезжают.

— Поехали в больницу, — сказала Дульсина.

Кандида вспомнила, как два года назад так же осторожно отец вел к машине маму. Ее тоже увезли в больницу, и оттуда она не вернулась. А вдруг и Аугуста тоже умрет? Женщины иногда умирают от родов... Расстроенная воспоминаниями о матери, Кандида совсем упала духом. Она почувствовала, что очень хочет, чтобы Аугуста поскорее вернулась обратно, живая и здоровая.

Канди благоразумно скрыла эти переживания от Дульсины. Но та была занята размышлениями другого рода, и волнение Канди ускользнуло от нее

— А что, если этого нового ребенка папа полюбит больше, чем нас? — вслух рассуждала она.

Сестры посмотрели друг на друга.

— И что же тогда будет? — спросила Канди.

— Много чего не слишком приятного для нас, - ответила дальновидная Дульсина, чей ум стратега охватил все возможные минусы от такой перемены: от сокращения разных мелких поблажек до уменьшения доли наследства.

— Что же нам делать? — растерянно спросила Канди.

— Надо доказать отцу, что мы очень хорошие дочери, — решительно заявила ее сестра, — что немногим отцам так повезло, как ему.

— Ты правда считаешь, что ему с нами повезло?

— Если ты сама будешь в этом сомневаться, то и папу не сможешь убедить, — сказала Дульсина. — Для начала надо перестать его сердить. Что, по-твоему, его сердит больше всего?

— Наверно, наши ссоры.

— Значит, надо срочно перестать ссориться. Это очень просто: делай, что я тебе говорю, и не спорь по пустякам.

— А если мне не нравится то, что ты мне говоришь, все равно я должна поступать по-твоему? — обиженно сказала Кандида.

— Ты еще не знаешь, что я скажу, а тебе уже заранее не нравится. Ох, как мне трудно с тобой, Канди! Но раз мы решили жить дружно, я этого добьюсь, а нравится тебе это или не нравится, мне наплевать!

— Хороша дружба, когда один плюет на другого!

— Вот ты и не плюй на меня, а слушайся, я только рада буду, — не растерявшись, возразила Дульсина.

Кандида вздохнула. Годы шли, Канди и Дульсина тренировались в пререканиях почти ежедневно, но итог оставался неизменным — Дульсина всегда оставляла последнее слово за собой.

На следующий день, словно осознав, какие у него исключительные дочери и желая на них полюбоваться, дон Леонардо пронесся по дорожкам сада, выкликая их имена. Девочки выглянули из беседки, где они играли в парикмахерский салон (Дульсина, естественно, была дамой, а Канди — парикмахершей). Отец, заметив их, радостно помахал им рукой и, как молоденький, взлетел на ступени беседки.

— Дорогие мои доченьки! — воскликнул Леонардо. — У вас теперь есть братья! Два маленьких братика-близнеца! — Он обнял девочек и прижал их к себе. — Наконец-то у меня сын! Да что там! Два сына! Два маленьких Линареса!

— Папа, а ты рад, что у тебя мальчики, а не девочки? — спросила Канди.

— Честно говоря, рад. Ведь девочки у меня уже есть, и очень хорошие. А вот мальчиков нам явно недоставало. Да и вам братики не помешают, будет кому вас защищать. — У Леонардо от радости явно сместились в голове все временные границы.

Он расцеловал дочек.

— Ну, я опять поехал в больницу.

— А тебе их покажут? — спросила Канди.

— Надеюсь, что да, — ответил отец и, распрощавшись, направился к выходу из сада.

Оставшись одни, сестры переживали новость.

— Надо же! Два совсем одинаковых мальчика! Ну и ну! — сказала Канди, улыбаясь.

— Ну и ну! — отозвалась Дульсина, горестно покачивая головой. — Сразу два новых наследника.

После водворения в доме двух малышей жизнь девочек ни в чем не изменилась, если не считать того, что им теперь предоставили больше свободы в не занятые уроками часы. У них появилось и новое развлечение — раз или два в день заходить посмотреть на маленьких Рикардо и Рохелио.

Глядя на их сопящие носики и крохотные кулачки, Канди испытывала чувство безграничного умиления, а Дульсина — столь же безграничное чувство превосходства. Поэтому обе они наносили визиты братцам довольно охотно, что от души радовало Леонардо.

Сам Леонардо немного поуспокоился и передвигался по земле уже более размеренным шагом. Но чувство огромной удачи, огромного счастья, сходного с тем которое испытал он, когда познакомился с Аугустой не покидало его. Он вел дела, говорил с людьми, а мысленно представлял себе, как рядом с ним стоят два взрослых симпатичных парня и он объясняет им: «Вот так надо вести дела» или «Вот так надо общаться с людьми»

По мере того как шла и менялась жизнь Леонардо, менялись его представления о том, для чего он подолгу сидит у себя в офисе, держит в голове тысячи фрагментов разнообразных сделок, комбинирует их по-всякому и, ведя одно дело к завершению, уже набрасывает контуры нового.

Если бы его спросили об этом в начале карьеры, он ответил бы, что делает это для того, чтобы доказать себе и людям, что он кое-чего стоит. Чуть позже он делал это уже для того, чтобы завоевать Луису. Затем его бизнес служил тому, чтобы обеспечить достойное существование жене и дочерям. Еще несколько лет спустя — уже для того, чтобы отвлечься от не слишком удавшейся семейной жизни. Несколько позднее он прилагал удвоенные усилия, чтобы хоть отчасти заглушить чувство вины перед женой за существование Аугусты, а также затем, чтобы время от времени иметь возможность намекнуть Аугусте на свои удачи.

И вот теперь он знал наверняка, зачем он годы напролет тратил силы, нервы, время. Все это вершилось ради той минуты, когда он приведет в свой офис двух отличных парней и скажет им: «Все здесь — ваше. Идеи, деньги, многолетние партнеры, безупречная репутация — все это я делал для вас. Берите, пользуйтесь и, главное, продолжайте».

Аугуста же просто растворилась в этих двух существах, которые непонятным образом выросли в ней, отделились от нее и теперь лежали в кроватках, ни на минуту не отпуская ее от себя. Даже если она отходила от мальчиков это только ее тело передвигалось по комнате, когда она перебирала пеленки, отворяла или закрывала окна или беседовала с прислугой — душа же ее, а значит, и она сама неотлучно стояла у изголовья детских кроваток.

Ночью, чтобы дать Аугусте выспаться, около близнецов дежурила няня. Излишне говорить, что Аугуста все равно вскакивала и летела на малейший их писк. Но она могла проснуться и от того, что в спальне было слишком тихо. Она пугалась этой тишины, босиком бросалась к кроваткам и заставала там мирно посапывающих во сне близнецов и вторящую им няньку.

И еще, бесшумно скользя по Спальне то с пеленкой, то с рожком или отдыхая у себя в кровати и прислушиваясь к звукам из детской комнаты, Аугуста непрестанно молилась. Кажется, не осталось ни одного святого, не говоря о Спасителе и Пресвятой Деве, кого Аугуста не поблагодарила бы за рождение детей и не попросила о долгой и счастливой жизни для них.