Тайна Дикой Розы

ГЛАВА 1

Записи из дневника Паулетты Монтеро де ла Рива:

«Сегодня опять дождь. Он льет уже две недели. В такие дни совсем не хочется выходить из дома. Я опять сижу у окна и думаю о своей маленькой Розите. Что с ней? Где она сейчас? Кажется, что прошла уже целая вечность с тех пор, как я видела ее крошечное личико в последний раз. Все время пытаюсь представить себе, какая она сейчас... Но не могу — становится невыносимо больно, что-то подкатывает к груди, какая-то тяжесть. Душат слезы».

«Опять думаю, какой бы она была сейчас, моя девочка, моя Розита. Что было бы с нами, со мной, с мамой, с папой, если бы удалось избежать этого кошмара? Боже мой, сколько мне пришлось испытать! Почему Господь избрал именно меня для таких страданий?»

Паулетта оторвала взгляд от своего дневника и снова посмотрела в окно. Она больше не могла писать, рука не повиновалась, в голове все путалось, из глаз хлынули слезы...

А за окном продолжался дождь. Казалось, что он лил всегда и будет лить еще целую вечность, и не только в Мехико, а по всей земле. И не видно ему конца, как не видно конца страданиям сеньориты Паулетты Монтеро де ла Рива, жестоко оскорбленной и униженной своими родителями.

Смеркалось. Неожиданно раздался раскат грома. Он был похож на выстрел. Паулетта вздрогнула и вспомнила тот страшный день, когда отдала дочь Томасе...

— Милая сеньорита, куда же я с младенцем в такой-то дождь? Ведь льет как из ведра! Как бы ребеночка не застудить...

— Беги, Томаса! Бери Розу и беги с ней! В твоих руках жизнь моей крошки Розиты, береги ее! Но никогда не показывайся с ней в этом страшном доме. Теперь я знаю - эти люди и впрямь способны на все. Даже на преступление!

Паулетта наскоро завернула младенца в одеяльце и передала в руки прачке, доброй и сердечной Томасе, которая обслуживала семейство Монтеро уже едва ли не десять лет.

— Но, сеньорита!

— Спрячь ее в своей корзине, — продолжала Паулетта, — и умоляю — быстрее! Они способны на все! Беги же, беги!

— Но как же... — нерешительно произнесла Томаса, укладывая крошечный комочек в ворох белья. Слезы лились по щекам доброй женщины. — Куда же я с ней? У меня ведь и не дом, а просто лачуга.

— Не важно! — воскликнула Паулетта.

— А как же вы сами без маленькой Розиты? Она ведь ваша дочка!

— Ради жизни моей Розиты беги, слышишь?! Они убили Педро Луиса и не остановятся, даже если перед ними окажется моя крошка. Спрячь ее, сбереги. Что будет потом — не знаю. Но Бог меня не оставит, он видит мои страдания...

— Бедная моя сеньорита... Да благословит вас Господь, да защитит Дева Гвадалупе! — Обливаясь слезами, Томаса тяжело опустилась на стул.

— Беги же, Томаса. Вот сюда, через эту дверь. Пройдешь садом, минуешь парк, а там тебя уже никто не настигнет.

— Клянусь вам, дорогая госпожа, я сберегу нашу дорогую девочку. Я сберегу ее, обещаю...

Паулетта спустилась вместе с Томасой по черной лестнице и выпустила ее в дождь. Прачка укрыла корзину с драгоценной ношей своим платком и быстро зашагала по садовой дорожке в сторону парка. Еще минута — и она исчезла из виду. Паулетта долго стояла и пристально смотрела вслед.

Она не чувствовала, что промокла до нитки. Слезы текли по ее красивому лицу, перемешиваясь с дождевыми каплями. Так не хотелось верить в то, что она больше никогда не увидит свою Розу! Вспыхнула молния, пронзительно ударил раскат грома, и Паулетту вдруг со всей очевидностью пронзила мысль, что теперь она обречена на долгие и долгие годы страданий, тоски и одиночества.

Она снова вернулась к действительности. «Завтра уже мой двадцать второй день рождения, — думала Паулетта. — Как я, бывало, ждала его, как готовилась, когда была маленькой девочкой! Во сне мне снились сказочные подарки, которые принесут друзья и гости папы и мамы, море цветов, сладостей... Мне так нравилось, когда незнакомые взрослые сеньоры и их жены называли меня «маленькой принцессой». Я всегда загадывала, что в этот день будет хорошая погода и обязательно будет светить солнце, чтобы утром меня разбудил первый солнечный луч. Я вскакивала и находила рядом с кроваткой волшебные подарки от папы с мамой. Они ведь знали, как я люблю их сюрпризы»

Подбородок Паулетты дрогнул. Она вспомнила, какими далекими теперь стали для нее родители. Она просидела еще несколько минут, стараясь не расплакаться, а затем с силой захлопнула дневник. Она не могла больше писать.

За окном все так же лил дождь.

Паулетта поразилась странной мысли, что сегодня ей уже все равно, светит ли на улице солнце или идет дождь. Ей безразлично, какая погода будет в ее двадцать второй день рождения.

Неожиданно в дверь постучали. Паулетта вздрогнула и обернулась — на пороге стояла ее мать, донья Росаура, строгая, элегантно одетая женщина средних лет со следами былой красоты на худощавом, еще не старом лице.

— Ты снова за свое? Опять плачешь? — мать казалась раздраженной. — Ничего не понимаю. Паулетта опустила голову.

— Время, кажется, не пошло тебе на пользу, — донья Росаура подошла к дочери ближе. — Не забудь, завтра званый вечер, — сказала она уже мягче. — А ты, именинница, будешь в центре внимания. Ты же так любила этот день, когда была маленькой!

Паулетта вспомнила, что когда-то уже слышала эти слова.

— Не забудь, завтра званый вечер, — сказала мама. — А ты, именинница, будешь в центре внимания. Ты же так любила этот день, когда была маленькой!

— Но, мамочка, многие девочки из нашего класса собираются сегодня на народное гулянье в парк Чапультепек. Там будут продавать цветные калавары из папье-маше. Будут выступать самые лучшие гитаристы.

— Это еще что?! — возмутилась донья Росаура.

— Только я одна сижу дома, — Паулетта вытерла заплаканные глаза.— А ведь завтра мне уже пятнадцать лет!

— Паулетта, — лицо матери стало строгим, а в голосе зазвучали повелительные нотки.— Ты прекрасно знаешь, что это так называемое народное гулянье не что иное, как презренное собрание простолюдинов, черни. Все эти перья, маски, кривлянье... — донья Росаура поморщилась. — А эти полуодетые женщины! Ни одна порядочная дама никогда не позволит своей дочери оказаться на подобной вакханалии.

— Но, мама, — продолжала упрашивать Паулетта, — все девочки из нашего класса туда пойдут. Даже Амалия. Ее отпустили под присмотром их шофера Роберто.

— Вот как? — донья Росаура недоуменно подняла брови. — Это она сама тебе сказала?

— Конечно!

— Странно. Как сеньора Клаудиа могла такое допустить? Я удивляюсь ее беспечности. Значит, ты воображаешь, что я могу отпустить тебя с шофером?

— Но, мамочка, Сильвия говорит, что там раздают бумажные цветы, по канатам ходят клоуны. А какие песни поют ансамбли гитаристов!

— Какая чушь! Тебе что, нужны бумажные цветы?

— Но я не буду смотреть на танцовщиц. А Сильвия говорит, что они вовсе не раздетые...

— Что ты ее слушаешь! — возмутилась донья Росаура и добавила: — Да кто она такая, эта твоя Сильвия?

— Сильвия Фернандес, — ответила Паулетта. — Дочь адвоката Фернандеса.

— Все просто с ума посходили, — покачала головой мать. — В наше время не то что на карнавале, в День всех святых молодой девушке было непозволительно одной появляться на людях!

— Мамочка, но я же пойду не одна! — продолжала упрашивать мать Паулетта. — Я могу пойти с няней Эдувигес или с Педро Луисом.

— Не понимаю, — донья Росаура продолжала говорить так, будто не слышала слов дочери.— Какое удовольствие можно получить, толкаясь в толпе с оборванцами из Вилья-Руин? Там же может быть кто угодно — пьяные индейцы, попрошайки, воры, даже бесстыдные женщины. В конце концов это и небезопасно.

— Но, мамочка, если я пойду с Педро Луисом, меня никто не обидит.

— С Педро Луисом? — не поверила своим ушам донья Росаура. — Да ты с ума сошла! Какая глупость! С кем угодно, но уж только не с ним. До сих пор не могу понять, почему твой отец взял его на работу. Возможно, он и неплохой водитель, но лично я просто выносить не могу этого мужлана,— донья Росаура поморщилась.— Слишком уж он задирает нос. И было бы с чего! Все, что он имеет, дал ему дон Карлос — и работу, и крышу над головой.

— А по-моему, он очень добрый.

— Ты так считаешь? — донья Росаура окинула дочь презрительным взглядом. — Мне это не нравится. Впрочем, все равно — сегодня ты никуда не пойдешь.

— Но, мамочка, у меня же завтра день рождения, неужели хотя бы ради... — уже ни на что не надеясь, Паулетта залилась слезами. — Ты же обещала!

— Замолчи! — донья Росаура сама удивилась силе и резкости своего приказа.

Паулетта, не ожидавшая такого окрика, затихла. Мать тяжело вздохнула, стараясь успокоиться. Присев на кровать рядом с дочерью, она поправила ее сбившуюся прическу.

— Доченька, девочка моя, - сказала мать уже намного ласковее. — Ты же должна понять, что мы с твоим отцом желаем тебе только добра. Дон Карлос много работает, ему тяжело, и я не хотела бы огорчать его. Что за капризы, что за выходки! Будь благоразумной, послушной девочкой, вспомни, что вчера говорил тебе падре Лоренсо после мессы. Он очень уважает твоего отца, как его уважают и все, кто его знает. Падре призывал тебя слушаться родителей, почитать их, а ведь он дурного не скажет, ты же знаешь.

Паулетта немного успокоилась, но слезы все еще невольно текли из глаз. Девочка вытерла их кружевным платочком, тяжело вздохнула и положила голову на плечо матери.

— А ты позволишь мне завтра надеть то платье, что подарила мне крестная, сеньора Клаудиа?

— Ну конечно, моя девочка, — улыбнулась мать, — завтра же твой день рождения.

Паулетта все еще обиженно молчала.

— Ну ладно, — решила закончить неприятный разговор с дочерью донья Росаура. — Иди умойся и приготовься к ужину. Скоро вернется твой отец, а я не хотела бы говорить ему о твоих капризах. Ну иди же!

Сеньор Монтеро де ла Рива сидел в своем кабинете и внимательно изучал деловые бумаги. Дела в его фирме шли хорошо, и дон Карлос был доволен. Однако все его радужное настроение тут же испарилось, когда секретарша доложила, что его хочет видеть сеньор Вильярреаль. Это был брат Росауры, неудачник и мот, который в последнее время едва держался на плаву, да и то исключительно благодаря доброте шурина.

Дон Карлос вздохнул, он был уверен, что Мигель явился исключительно для того, чтобы снова просить у него денег. Но делать было нечего— родственник есть родственник. Он помолчал и сухо сказал секретарше:

— Проси.

Как он и ожидал, Мигель умолял дать ему еще один кредит.

— Послушай, Карлос, я тебя не узнаю, — говорил он, смотря шурину прямо в глаза. — Ты же обещал дать мне еще один кредит, ну, самый последний...

Но на этот раз дон Карлос решил держаться до конца.

— Мигель, я слишком хорошо знаю тебя и твои дела, чтобы выбрасывать на ветер такую сумму.

— Ты же не можешь дать мне погибнуть! — воскликнул Мигель. — Вспомни те времена, когда мы начинали вместе, вспомни Монтеррей, наше дело... Неужели ты наплюешь на все это?

— Это ты тогда начинал, — возразил Карлос. — А для меня это было что-то вроде экзамена на зрелость. Я хотел доказать родителям, что способен стоять на своих ногах, способен вытянуть серьезное дело, а не жить за их счет. — Он помолчал, вспоминая молодость. — Мне тогда хотелось свободы, риска. Я был по-мальчишески горд и самолюбив. Кроме того, я любил твою сестру.

— Наконец-то ты вспомнил о Росауре! — воскликнул Мигель. — Ради нее помоги мне. Ведь я ее брат, Карлос!

— Твоя сестра не имеет к нашим делам никакого отношения, — холодно отрезал тот. — Росаура всегда имела свой капитал и не зависела от тебя.

Мигель молчал. Дон Карлос задумался, картины прошлого одна за другой вставали перед его глазами. Да, когда-то они с Мигелем были вместе. А как тяжело им приходилось! Но каждый из них знал, что за его спиной стоит другой, верный союзник, всегда готовый прийти на помощь. Время все изменило. Почему же теперь он относится к Мигелю как к нищему попрошайке, которого он вновь и вновь должен вытягивать из болота?

— Да, Мигель, — вздохнул Карлос. — Мы были вместе. Но ведь ты сделал первый шаг — ты отделился от нашей общей фирмы и образовал свою. Но я и теперь готов протянуть тебе руку помощи, только выберись из той ямы, в которую ты попал. Сколько раз я говорил тебе, убеждал... Этот ваш семейный бизнес... Аристократы обычно не самые способные бизнесмены. Так что это ты наплевал на наше общее дело, на нашу молодость, Мигель.

— Не смей так говорить, — взорвался тот. — Если бы не я, если бы не деньги моих родителей, ты не смог бы сделать и того первого шага.

Мигель замолчал, чувствуя, что сказал уже слишком много.

— Короче, если я не получу этот кредит, все пропало, — тихо констатировал он.

— Иногда мне кажется, что ты действительно серьезный и дельный человек, - покачал головой Карлос, продолжая какую-то свою мысль. - Твои временные удачи я воспринимал как серьезный успех, помогал тебе, когда дела шли плохо. Но прошли годы, а ты все так же топчешься на месте. И теперь снова просишь денег.

— Карлос, ты должен мне их дать! — взмолился Мигель. — Через два-три месяца все встанет на свои места, и тогда...

— Росаура не раз говорила мне, — медленно произнес Карлос, — что ты никчемный человек, неудачник. Хотя она, разумеется, привязана к тебе, как к брату.

— Что?! — не поверил своим ушам Мигель. — Росаура так сказала? Назвала меня никчемным человеком? Но ведь именно я тогда вас познакомил. Да если бы не я... Она ведь тогда была просто дурочкой.

— Прекрати! — Карлос махнул рукой. — Росаура очень умная женщина и всегда знала себе цену. И не надо ее оскорблять.

— Прости, Карлос, — поспешил извиниться Мигель. — Я очень рад и за тебя, и за нее, и за вашу милую Паулетту. Кстати, как она?

Только сейчас дон Карлос почувствовал, как он сегодня устал. А тут еще неожиданный визит Мигеля Вильярреаль. Да, в прошлом их действительно связывали долгие годы партнерства. Теперь же, когда у каждого из них своя фирма, Карлос с большим недовольством воспринимал визиты Мигеля. Ему приходилось неоднократно подкармливать своего родственника кредитами, но тому это не помогало. Он безуспешно пытался преуспеть. Кредиты он, разумеется, отдавал, но с опозданием на несколько месяцев, иногда даже на год. Дон Карлос уже неоднократно давал себе слово отказать шурину, но всякий раз Мигелю удавалось уговорить его.

Но сегодня терпению дона Карлоса пришел конец. Он отказал Мигелю Вильярреаль впервые в жизни. Больше он не колебался: в конце концов сколько можно впутывать в бизнес родственные отношения? Продолжать этот бессмысленный и давно затянувшийся разговор не хотелось. Дон Карлос встал и нажал на кнопку. Вошла секретарша.

— Мария, проводите, пожалуйста, гостя, — сухо сказал дон Карлос.

— Как? — не сразу понял Мигель Вильярреаль. — Ты меня отпускаешь ни с чем?

Он растерянно смотрел на родственника и бывшего партнера. Никогда за долгие годы их знакомства он не мог предположить, что Карлос ему откажет.

Но дон Карлос молчал. Он встал из-за стола и выжидательно смотрел на Мигеля. Тот понял, что никакой надежды получить деньги на этот раз нет. Он также встал и пошел к двери. Взявшись за ручку, обернулся и сказал:

— Ты еще не знаешь меня, Карлос Монтеро де ла Рива. Я не забуду твоего предательства. Мы еще встретимся с тобой, но в другом месте. И совсем по-другому.

С силой захлопнув за собой дверь, Мигель на несколько секунд остановился в нерешительности. Он все еще не видел выхода, не понимал, как избежать надвигающейся катастрофы, и судорожно просчитывал различные варианты. Вдруг он почувствовал, как кто-то тихо коснулся его плеча. Повеяло тонким ароматом французских духов.

— Я все слышала, Мигель. Неужели ты ожидал, что этот черствый сухарь поможет тебе?

Мигель обернулся.

— Я просто в отчаянии, Мария! — сказал он. — Меня может спасти только чудо. Иначе через месяц мне никто и руки не подаст.

Женщина нежно погладила его по плечу.

— Все, но только не я. Мигель усмехнулся:

— Это ты сейчас так говоришь. К чему тебе разорившийся неудачник?

— Что ты говоришь! — возразила Мария. — Ты же знаешь, что я люблю тебя больше жизни.

— Даже после того, что ты только что услышала? Ведь я никчемный человек.

— Какая ерунда, — Мария преданно посмотрела ему в глаза. — Я люблю тебя. Ты мне веришь?

Мигель нервно зашагал взад-вперед по приемной. Сейчас ему было не до Марии и ее любви. Мигель Вильярреаль умел завоевывать женские сердца, и соблазнить эту одинокую и далеко не молодую женщину, так и не нашедшую в жизни «своего принца», для него не составляло никакого труда. Одна беда — влюбленные женщины вечно лезут со своими чувствами в самый неподходящий момент. Хотя... Мигелю показалось, что ему в голову пришла одна удачная мысль. Стоило попробовать. Он остановился и, проникновенно посмотрев на Марию, спросил:

— Ты не откажешься со мной поужинать, скажем, завтра? Я хочу с тобой поговорить, но не в этих казенных стенах.

— Конечно, дорогой.

— Тогда завтра, ровно в семь. Я заеду за тобой. Пожалуй, пойдем в «Риа Дос Пассос». Ты согласна, моя птичка?

Мария утвердительно кивнула.