Тайна Дикой Розы

ГЛАВА 26

Шторы были раздвинуты, утреннее солнце освещало чисто прибранную комнату. Кандида в вышитой белым шелком сорочке опиралась на подушки и уписывала завтрак, сервированный на подносе. За дни болезни она изголодалась и теперь дала волю своему аппетиту. Рядом в кресле сидела Дульсина и улыбалась, поглядывая на сестру.

Несколько дней доктор Рамирес неотлучно находился в доме Линаресов. Каким образом он договорился с клиникой, сказать было трудно. Но Дульсина случайно услышала телефонный разговор, в котором доктор по-свойски просил кого-то выручить его. Дон Леонардо, тронутый такой заботой как о нем самом, так и его дочери, не знал, как отблагодарить врача.

— Я, конечно, заплачу ему за услуги, — делился отец с Дульсиной, — но особый знак внимания был бы очень кстати. Посоветуй что-нибудь, дочка, вы, женщины в таких вопросах мудрее.

Дульсина была согласна, что в сложных поворотах недавних событий доктор Рамирес проявил себя больше чем просто врач. Но она уже начинала на него сердиться' Доктор в прошедшие дни распоряжался в доме почти как хозяин. Даже Селия подчинялась ему больше, чем Дульсине. Шофер Хаиме не раз выполнял его поручения — ездил за лекарствами, за инструментами, а однажды на пару часов возил в клинику и послушно ждал, пока доктор завершит свои дела. Кроме того, доктор Рамирес настолько ограничил посещения комнаты больной, что Дульсина почувствовала себя оскорбленной. «Этот Рамирес разлучил меня с любимой сестрой. Что он себе позволяет?» — говорила она себе.

— Папа, подари ему приличный костюм, — сказала Дульсина отцу в ответ на его вопрос. Она прекрасно понимала, как будет воспринят такой «подарок», но желание выместить свою досаду оказалось сильнее.

— Что ты, Дульсина! Это же неприлично!

— Не более неприлично, чем ходить в таких обносках, — горячо возразила Дульсина. — Может быть, это заставит его призадуматься о том, что в почтенных домах принято появляться в пристойном виде. Ведь он не нищий, ты же ему неплохо платишь.

— Но что мы можем знать о его финансовых проблемах? — пытался возражать дон Леонардо.

— По-моему, он просто не придает значения одежде, — сказала Дульсина. — Но ведь в конце концов это может повредить его карьере.

— Пожалуй, ты в чем-то права, но как это сделать, чтобы не оскорбить его? Он ведь гордый парень, - задумчиво произнес дон Леонардо.

— Ах, папа, нет ничего проще, — отозвалась Дульсина. - Он же сейчас днюет и ночует у нас, ему некогда съездить домой переодеться. Селия каждый день дает ему свежее полотенце, почему она не может предложить ему свежий костюм?

Стараниями Дульсины костюм был приобретен. Селии было приказано отправить старый костюм в чистку, чтобы у доктора не было выбора. Явление обновленного доктора Линаресам состоялось за завтраком.

Тайное желание Дульсины продемонстрировать изысканный вкус сыграло с ней злую шутку. Костюм годился для торжественных случаев, но никак не для визитов домашнего врача, да еще такого нескладного. Оба мужчины не знали, куда девать глаза, даже Дульсина промолчала. Доктор сдержанно поблагодарил за внимание и твердо попросил вычесть стоимость костюма из его жалованья. На следующий день он вновь облачился в свой старый костюм, который — Дульсина была вынуждена это признать — портил его внешний вид гораздо меньше.

Как только Кандиде стало лучше, доктор почти перестал появляться в доме. Надо было наверстывать упущенное в клинике, да и частная практика Рамиреса расширилась. Доктор уехал, а «особый знак внимания» остался. Когда Селия доложила сеньору Линаресу о «забывчивости» доктора, тот сказал: «Спрячь его подальше, с глаз долой», после чего костюм был отправлен в кладовую с хламом.

— Я словно вернулась с того света, — говорила Кандида сестре, глотая горячее какао.— Иногда мне казалось, что я уже умерла. Даже ангелы мерещились. Но каждый раз ангелом оказывался доктор Рамирес.

— А крыльев ты у него случайно не видела? — спросила Дульсина. Но, заметив восторженный взгляд сестры, саркастически добавила: — Кандида, ты, часом, не влюбилась в своего благодетеля?

Кандида неожиданно посерьезнела:

— Мне кажется, что да. Глупо, наверно, а?

Дульсина, никак не ожидавшая подобного ответа, лишилась дара речи. Она уставилась на сестру, пытаясь понять, не ослышалась ли она. Придя в себя, Дульсина пробормотала:

— Ты еще нездорова. Ты определенно нездорова.

— Когда он осматривал меня, — говорила Кандида, будто не слыша сестру, — я не просто стеснялась... Я скажу тебе правду: его прикосновения меня волновали.

— Так вот в чем дело, — заговорила Дульсина. — Он никого не допускал до тебя, а сам...

— Не смей! - крикнула Кандида.- Ты во всем видишь одну грязь! - Она всплеснула руками. На ее ложевых сгибах темнели точки уколов.

Дульсина вспомнила, при каких обстоятельствах она помогла доктору делать внутривенную инъекцию и прикусила язык.

— Успокойся, Кандида, тебе нельзя волноваться, — уже мягче сказала она. —Ты благодарна ему за свое спасение, и именно чувство благодарности говорит в тебе. Не обманывай себя, сестренка!

— Мне хотелось, чтобы он поцеловал меня, - продолжала исповедоваться Кандида. Слова Дульсины вновь прошли мимо ее сознания.

— И он сделал это? — Насторожившись, Дульсина взяла сестру за руку.

— Если бы! — вздохнула Кандида. — Успокойся, ничего он такого не делал, лечил меня, и только.

— Ты уже практически поправилась, — заговорила Дульсина. — Мы будем часто выезжать из дома, и вся эта дурь уйдет из твоей головы. Ты просто засиделась в четырех стенах, где никого, кроме него, не видишь, вот тебе и почудилось невесть что.

Но Кандида упрямо покачала головой:

— Нет, Дульсина, мне кажется, что все это началось уже давно. Ты его совсем не знаешь. Тебе стоит кого-то невзлюбить, и ты делаешься как слепая, ничего не хочешь видеть. Доктор Рамирес для тебя и коротышка, и руки у него не те... Знаешь, когда у меня был жар и он прикасался руками к моему лбу, это было такое блаженство!

Слова сестры задели Дульсину. Это она-то слепая? Она ничего не видит? Доктор в самом деле невысок ростом. Разве можно его сравнить, например, с рослым Алехандро? Воспоминание об Алехандро обожгло ее. Студент позвонил ей на следующий день после происшествия в ресторане. В доме еще сохранялась тяжелая атмосфера тревоги, дурных предчувствий, страхов, и в этот момент раздался телефонный звонок.

Трубку взяла Дульсина. Она плохо помнила, что пытался ей нетвердым голосом сказать Алехандро, но свои собственные слова помнила прекрасно: «Извините, сеньор Кастаньос, меня нет дома и никогда больше не будет». «Да, — вздохнула Дульсина, — высокий рост еще ничего не значит. И холодные руки тоже, если ими надо попасть иглой в тонюсенькую вену. У него золотые руки, так, кажется, сказала Селия?

— ...а он говорил, что бояться не надо, — продолжала Кандида свою исповедь. — И действительно, было совсем не больно. Он все умеет, и так хорошо успокаивает. С ним мне было даже не страшно умереть.

«Умереть! Она и впрямь могла умереть, — подумала Дульсина.— И он спас Кандиду, этот коротышка». Она назвала его коротышкой по привычке, понимая, что это прозвище лучше забыть. Пускай он спас Кандиду, но ведь он всего лишь врач, при чем же здесь любовь?

— ...и тогда он посмотрел на меня так, словно я ему тоже небезразлична. Но потом отвернулся. Он такой стеснительный. Но я чувствую, что я ему небезразлична, поверь мне, Дульсина.

Дульсина встрепенулась. Как, этот коротышка позволил себе заинтересоваться сеньоритой Линарес? «Это уже слишком, милый эскулап», — подумала она. Впрочем, если бы он вздыхал по самой Дульсине, разумеется, без каких-либо надежд, тогда... нет, даже и тогда это было бы непозволительно.

— Успокойся, Кандида, ты уже не соображаешь, что говоришь. Не знаю, кто там из вас кому небезразличен, но лучше, если ты не будешь забивать себе голову глупостями. Ты Линарес, а кто он такой? Об этом ты подумала?

— Подумала, — со вздохом сказала Кандида. — По-моему, в этом мире не все справедливо.

— Не спорю, но мир таков, какой он есть. И не нам с тобой его переделывать, — сказала Дульсина и начала задвигать шторы на окне. — Тебе пора отдохнуть. Не забывай, не каждый рожден быть избранным, но если уж рожден, то должен быть достойным своего происхождения. Так угодно Всевышнему, сестренка.

С этими словами Дульсина, гордо подняв голову, удалилась из комнаты.