Тайны Доминиона

27. Тайна Ректора.

Он медленно спустился вниз, Встав перед нами. Величественный, с горящими символами на мантии, с длиной седой бородой. Так обманчиво похожий на доброго Дамблдора и снисходительного Гендальфа. Сама мудрость и сила.

Все мои спутники начали готовиться к неминуемому бою. Даже если шансы на победу ничтожно малы, это всё равно не повод сдаваться.

Восстановившийся от созерцания облика своего божества Мракрия окутался маревом стихий. Поле боя начало преображаться, покрываясь механическими цветами и щупальцами. Из разрывов потянул лапку первый механический кот.

Тахион укрылся пустотной силой, его целиком оплели светящиеся фиолетовым лозы, у ног начали расти и распространяться колючие тернии.

То же самое можно сказать и об остальных. Все готовились применить лучшие свои умения. Я не знал, как сражаются спутники Масао, но сам он активировал пару амулетов и от призрачной силы само пространство начало подрагивать. Вокруг него один за другим стали возникать призраки. А затем он вдруг достал какой-то узорный клинок и вонзил в спину своему товарищу-призраку, имени которого я не знал.

Тот на миг замер с расширившимися от страха и непонимания глазами, а затем снова поднял голову, как нечто совершенно иное. Инфо подсказало, что теперь вместо него будет сражаться «воплощённый высший аякаши» запредельного шестисотого уровня.

Ректор тяжело вздохнул.

— Вы так ничего и не поняли… Боя не будет. Я вас создал. Вы все — мои творения. Творение не может навредить своему создателю.

Первым устремился в атаку воплощённый дух и… просто упал замертво.

Ректор сделал пасс рукой, будто взял пальцами нечто незримое, и резко дёрнул. Масао следующим упал на землю с остекленевшими глазами.

Затем начали падать замертво и другие спутники призрака. Просто так. Не успев сделать ничего.

Началась суматоха. Полетели массовые навыки, чтобы хоть как-то задеть противника. Но…

— Во имя великой А̸̡̮͖̬̜̫̙̦͚̦̹͙͖͔̻̯̤̼̭̋̃́̀̾͒̂̏̔̓̌̌̿͘͘͠ͅ… — но выговорить имя своего бога Тахион не успел. По пространству ударила звуковая волна и на миг все звуки скрылись за противным писком и дикой болью в ушах. А затем Тахион тоже пал замертво. Следом — бросившийся в атаку Мракрия. Он едва успел кинуть быстрый взгляд в сторону Ласки, убрать часть защит со спины, а затем повалился на землю со слезой теней в затылке.

Нефтис…

Мы не сняли ни единого процента здоровья.

Я нашёл взглядом Некуша, быстро собрал пар под его мантией и активировал несколько маленьких паровых взрывов. Маг ветра был единственным, кому я мог сейчас хоть как-то помочь. Если Мракрии было так важно погибнуть от рук Ласки, то те же правила должны работать и здесь — и как тари с символом Безупречного, он возродится через «ложную жизнь» и башню Астрала.

Последним владыка Доминиона вырубил Терми. Хотя судя по имени над головой, тот был ещё жив.

А в следующий момент мы остались одни.

Только я, Ласка и великий Ректор Нархаармис.

И груда мёртвых тел на полу.

Тишина.

Ректор грустно смотрел на трупы своих учеников.

Ректор молчал.

Ректор едва заметно качал головой.

Рвавшийся в цепях человек застыл, уставившись в пустоту.

Оборвать его путы и выпустить? Безумие. Не хочу, чтобы он и впрямь стёр мир, который Ласка назвала своим раем.

Не хочу умирать.

Слишком рано. Я ещё так много должен сделать! И Ласка…

Ректор молчал.

Теперь он смотрел мне прямо в глаза. Голова закружилась. Виски сдавило невидимой силой.

Конец?

Руки онемели. Я не мог сделать ни шага. Не мог произнести ни слова.

Ректор молчал.

Затем его взгляд обратился к Ласке.

Снова ко мне…

— Синаэль. Алекс Стаматин… — тихо уронил Ректор, нахмурив губы. — Зачем ты пришёл сюда? Разве я тебе не сказал, что помогу всё исправить? Разве я не принял тебя в свою академию? Не дал тебе лучшего наставника? Не подарил тебе возможность быть рядом с друзьями? Так почему ты пришёл?

— Зачем вы стёрли мне память? К чему нас здесь готовят? Почему вы потакаете пустотникам, позволяя свободно разгуливать по доменам?

— Всё для вашего же блага, и ради великой цели, мой ученик. Если бы я не стёр твою память, ты бы не смог учиться. И с чего ты взял, что я потакаю пустоте?.. — он чуть помедлил, — а-а, вижу. Скажи это сам.

— Я встречался с Анкерием Безветренным, — ответил я, глядя ему в глаза. — Война одержимых случилась из-за того, что вы дали власть пустотникам и хотели обратить в эту стихию весь Доминион.

— Анкерий… Мне жаль, что с ним это случилось. Даже у меня порой бывают ошибки, но без ошибок не бывает развития. Пустота сильна, но неуправляема. Однако это лишь сила, Син. Нужно просто правильно ею пользоваться.

— И теперь она используется правильно? В городе полно одержимых силой бога-чудовища.

— А ещё в городе живёт Ласка, Сайрис, Фхайрентаанимар.. твой друг Терми тоже очнётся чуть позже. Я не обрывал его нить. И ты сам, рождённый пустотником. Да, я признаю, что в момент вашего призыва главой нынешнего домена Смерти было порождение пустоты, доппельгангер, принявший форму магистра Махи. Но он выпустил вас всех в этот мир. И вы все живы благодаря ему.

— А потом его убил Танатос, — припомнил я. — За что получил его должность и башню.

— Так было нужно, мой ученик. Однажды ты постигнешь весь Замысел. Или твой путь окончится здесь и сейчас. Открой мне свой разум, ученик.

Облик его начал стремительно меняться. Образ мудрого старца покрылся рябью и начал стекать, словно масло.

На меня смотрело высокое худощавое существо с серо-сизой кожей. Без носа, с одними янтарными глазами и большим выгнутым вверх черепом, а вместо бороды телепались в бесконечном танце щупальца.

Виски вновь сдавило, накатила невыносимая мигрень. Мне едва хватало сил, чтобы не потерять сознание. Я бы давно свалился на землю, но сила существа, которым был Ректор, не позволяла мне пошевелить даже пальцем.

В какой-то момент я едва не забыл своё имя. Вновь вернулись мысли о неминуемости конца. Если он и не убьёт меня прямо сейчас, то точно снова сотрёт всю память.

А затем и эти мысли исчезли. Я окончательно перешёл в какое-то полусонное состояние, где словно вспышки мелькали осколки воспоминаний из прошлого.

На этой ноте я выпал из странной возникшей между нами связи. Голова больше не болела, но накатила невыносимая усталость.

Ректор снова посмотрел мне в глаза.

— Мне нравится, как устроен твой мозг, — произнёс он. — И у Ласки тоже. Очень красивые мысли. Правильные. Зачем вы пришли ко мне, если способны разделить мои чувства? Единственные из всех здесь.

Я открыл было рот, но Ректор ответил за меня:

— Не отвечай, Син. Я всё знаю. Тебе просто нужны ответы. И узнав их.. да, теперь я вижу. Даже узнав правду, ты не отвернёшься от меня. Вы оба будете служить мне по собственной воле. Теперь слушай же. Ибо я не повторяю дважды то, о чём следует промолчать.

Голос Ректора раздавался отовсюду. Странный, глубокий, приятный, но в то же время холодный, словно нож.

И в полной тишине он начал свой рассказ для двух перепуганных слушателей:

— Знаешь, когда я сломался, Син? Когда раз за разом на моих глазах пленники мира-темницы убивали моих близких. День за днем, раз за разом. Снова и снова. Детей, стариков, всех. Для них мы были всего лишь опытом и источником ценного лута. Знаешь, как они называют это, Син? Фарм! Ферма! Я, мои дети, все, кто мне дорог и кого я любил — это скот, нужный лишь для развлечения этих ничтожеств.

Знаешь, я ведь был у них в головах, Син.

Такова суть моей расы. Я — истинное дитя Пангеи, мира гномов и эльфов, хоть о таких, как я, и мало кто слышал. А знаешь, почему, Синаэль тар Мантикор? Когда мы развили главную силу нашего рода, силу интеллекта, то смогли с ее помощью хотя бы ненадолго остановить зверства. Мы использовали магию разума, чтобы остановить бессмысленную бесконечную бойню.

Мы не желали мести, не требовали возмещения, мы просто хотели, чтобы они оставили нас в покое… Мы готовы были уйти, спрятаться, не показываться им на глаза. Готовы были идти на переговоры. Готовы были.. на многое. Но никто не стал нас слушать. Вторжение в свой разум, попытку защититься и выжить, они восприняли как личное оскорбление. Скот посмел поднять руку и открыть рот. Посмел заявить о своём праве на жизнь. И был истреблён. Стёрт, как говорит пленённое мной чудовище.

Поэтому даже в моём родном мире никто не слышал об иллитидах.

Я — последний иллитид в этой вселенной.

Ректор сделал глубокую паузу и стал медленно парить вокруг нас.

— Оказывается, защитить себя — значит смертельно оскорбить любимых детей демиургов! И тогда они за нами пришли, решив стереть так же, как стерли когда-то здесь само упоминание о бездушном боге.

Выжил лишь я, сумев захватить одного из них.

Повелитель Доминиона взглядом указал на пленного человека.

— Помните свои чувства, когда мир-темница отбирал у вас близких? Как твоя мать умирала у тебя на руках, Ласка? Как ты молился за спасение своего отца, хотя никогда раньше не задумывался о боге, Син? Как вирус клейноды, выпущенный корпорацией, убивал тех, кто вам дорог? Тогда вы можете понять и меня.

Ректор снова продолжил путь. Теперь он был у нас за спиной.

— Я использовал свои силы и власть демиурга, чтобы подчинить себе свой родной мир. Тайно. И благодаря этому был создан Доминион. Вырыт дворфами, зачарован эльфами, оснащён созданной по древним чертежам разных рас техникой. Создан, и перенесён туда, где почти нет пленников мира-темницы. Место, где время течёт иначе. Так у меня появилась целая тысяча с лишним лет на подготовку. Теперь говори, Син. Что ещё ты хотел узнать?

— Почему.. мы всё ещё живы?

— Это неразумный вопрос, тари. Таким будет мой неразумный ответ:

Голова вновь заболела, и я подумал, что Ректор решил меня пытать, но затем перед глазами начали проноситься картины из жизни иллитида Нархаармиса, вперемешку с воспоминаниями Ласки и моими собственными.

Боль. Бесконечная боль от потери близких. Бабушки и дедушки, родители, братья и сёстры, дети, возлюбленные и друзья… Смерть, боль, смерть, боль, смерть…

Зафиксировано нарушение целостности сдерживающей печати.

Текущей уровень сопротивления Пустоте — 23%

— Хватит!! — зарычал я.

— Прости, я увлёкся, — в ледяном голосе Ректора послышалось сожаление. — Но это мир, в котором я живу. В моей памяти всё произошло только вчера. Так устроено мышление нашего народа — мы не умеем забывать. Твой следующий вопрос..?

— Как ты собираешься перенести магию в мир без неё?

— Магия — это сильная вера, тар Мантикор. Люди не верят в магию, поэтому её нет. А даже если кто-то один поверит, другие верить не будут. Помнишь наш первый разговор в этом мире? Если большая часть людей поверит, что чудо возможно, то оно случится. Только поверить нужно по-настоящему, всем сердцем. Без грамма сомнения. И желательно, сразу всем.

— То есть.. ты хочешь принести в мир-темницу веру? Люди в моём мире в большинстве своём, атеисты. Им не нужен никакой бог.

— Ошибаешься. Бог нужен всем. Вопрос лишь в подмене понятий. Почему изначально Гейсир Безвинный сумел пронести магию в одиночку? Его вера была абсолютной, подкреплённой безусловной любовью к богу-чудовищу.

Ректор медленно парил из-за спины Ласки, мрачно поглядывая в потолок.

— Иногда веру можно немного подменить. В эмоции поверить намного легче, чем в абстрактных богов. В твоём мире большая часть разумных знакома с отчаяньем и живёт в нём. Поверить в пробуждение дьявола так легко, если видел его лично. А с каждым новым пустотником в твоём мире всё сильней проявлялась и сама Пустота.

— И ты собираешься проделать то же самое?

— У меня есть как минимум три плана захвата твоего мира. Но о них тебе знать пока рано. Разве что ты догадаешься сам.

— Я уже понял, что ты собираешься перенести фрактал. Но как ты собираешься превратить его в магию там?

— Хороший вопрос. Но ты ещё не готов узнать на него ответ. Ты должен стать магистром, как Танатос. Или для начала младшим магистром. Очень скоро у тебя появится такая возможность.

— Разве статус так важен? — спросил я.

— Таковы правила. Ты не один, кому доверена часть высшей Миссии. Поэтому Терми тоже всё ещё жив. Но ему не нужно знать всего, что я говорю. Он к этому не готов. Что до второго вопроса… скоро ты сам всё узнаешь от своего наставника.

— Спроси у него, почему пустотники зовут тебя — глашатаем, — пронеслась мысль Ласки.

— Могла бы и сама спросить, девочка, — пожурил иллитид. — И ответ ты тоже поняла правильно. Да, вы оба — потенциальные Гейсиры Безвинные, способные перенести в тот мир кусочек настоящей Пустоты. Но это лишь один из возможных сценариев. Скорее всего, до этого не дойдёт. Пустотниками невозможно управлять. Поэтому другая сила более предпочтительна. Но… и это лишь запасной план. У меня была тысяча мельхиорских лет. А дни здесь длиннее, целых тридцать шесть часов.

Ректор вновь посмотрел на потерявшего сознание пленника и добавил:

— И отличный источник информации о мире-темнице. Так что есть куда более изящное решение, чем грубая сила, на которую у демиургов может найтись новый ответ, как это было в случае с Гейсиром.

— Но что значит это глашатайство и прочее? Почему пустотники относятся ко мне так.. странно?

— Есть пророчество. Одно из цикла местных пророчеств о возвращении бога-чудовища. Сакральное таинство пустоты — принести в жертву ей тех, кто тебя искренне любит. Они ждут, что ты сделаешь это во славу их бога. Но даже если это так, мы закончим нашу Миссию раньше.

— И.. как мне не стать этим глашатаем? Просто не приносить никого в жертву? Как на счёт ментального контроля? Это пророчество вообще может не сбыться?

— Это можно сделать только своей волей, Син. Что до пророчества Арахны, то прежде они сбывались всегда. Именно благодаря ему мы получили в городе новых именных учеников из числа зверян. А вскоре — получим ещё больше. Но.. довольно вопросов. Мы поговорим с тобой снова, когда ты пройдёшь испытание и получишь ранг младшего магистра.

Ректор подался назад, поднял правую руку и путь наверх был открыт, а на земле появился и поплыл вверх белый квадрат.

— А теперь идите. Но помните, что о некоторых вещах лучше помалкивать.

Получена печать башни Разума.

Готов поспорить, мне не понравится то заклинание, которое он засунул внутрь этой дряни.

— Твои таланты вскоре пригодятся, чтобы спасти мой город, Син. А я не могу надолго отлучаться из этой комнаты. Иначе я могу пропустить в мире демиургов опасную информацию и сюда придут такие, как он, — Ректор вновь бросил взгляд на пленника. — Он не лгал, когда сказал, что они могут легко стереть этот мир вместе с нами. Мы живы, пока враг в неведении, и незаметны лишь потому, что нас не ищут.