Глава 108

Ваше Величество все же простили этот мир

Секундная стрелка щелкнула, пришла в движение и земное время продолжило свой неумолимый бег. День сменился ночью. Шань Линь взглянула на часы и остолбенела. Вопреки ожиданиям, цифры на них остались неизменными, а «Небесный нефритовый дворец» превратился в странный и удивительный сон.

— Как мы выбрались? — Чжан Чжао оторопело огляделся по сторонам и вдруг заметил Янь Цюшаня. — Командир Янь! Ты меня до смерти напугал. Все в порядке? Почему тот огромный дворец так внезапно разрушился?

— Какой еще дворец? И почему вы все мокрые… почему от вас пахнет рыбой? Не хотите переодеться? — удивленно осведомился Ли Чэнь.

Отыскав глазами целого и невредимого Сюань Цзи, Шэн Линъюань перевел взгляд на лежавшую поблизости русалочью чешуйку. Миг, и чешуйка растворилась в воздухе, будто ее и не было.

По правде говоря, ему давно стоило уйти. Он всегда был чужим в толпе беспомощных смертных, и ни за что бы не стал возиться с ними, если бы не этот «умирающий Хранитель огня». Ему не пришлось бы напрасно тратить свое время на тех, кто всегда славился способностью раздувать из мухи слона. Он был демоном, созданным, чтобы предотвратить катастрофу. Его насильно привязали к человеческой расе. За свою долгую жизнь Шэн Линъюань имел дело с разными людьми и, в конце концов, ему это порядком надоело.

Теперь он знал, кем был этот так называемый «Хранитель огня». Камень нирваны разбился и Сюань Цзи вспомнил все, что ему следовало помнить. Шэн Линъюаню не стоило здесь оставаться. И пусть Сюань Цзи порой сбивался с пути, но он не был бездельником все эти три тысячи лет1. Он был надежным человеком и больше не нуждался в чьей-либо защите.

1 活到狗肚子 (huó dào gǒu dǔzi) — жить в собачьем желудке (обр. в знач.: потратить жизнь зря).

Но, в конце концов, Его Величество так и не смог уйти. Он был тем еще эгоистом и пакостником, он просто не хотел уходить.

В юности Дань Ли учил его без колебаний принимать решения.

Именно так Шэн Линъюань и поступал. Лишь два раза в жизни он допустил ошибку: в первый раз виной всему стало глубокое чувство привязанности. Он был слишком мягок с Алоцзинем, а тот, в свою очередь, все больше и больше переходил черту, пока его деяния не обернулись для юноши бедой. Второй раз причиной была его доброта по отношению к учителю. После уничтожения клана шаманов пропасть между ним и Дань Ли только увеличилась. Вскоре она стала такой огромной, что никто и ничто не смогло бы ее преодолеть, но Шэн Линъюань не мог поступить с учителем жестоко. В конце концов, чтобы избавиться от гнета Дань Ли, ему пришлось вырвать собственное сердце.

Но кто мог знать, что спустя столько лет после того, как он избавился от сердца, его постигнет «рецидив», и это обернется для Его Величества еще большими хлопотами.

Шэн Линъюань оглянулся и увидел, что Сюань Цзи последовал за ним, с тревогой озираясь по сторонам. Недолго думая, Его Величество растворился в воздухе, слился с западным ветром, пролетел над Сишань, проскользнул мимо ряда уличный фонарей и сквозь бурный поток машин понесся к центру города.

Миг, и божественное сознание Сюань Цзи накрыло всю гору. Почувствовав на себе взгляд прямого потомка их древнейших предков, все птицы, что населяли заповедник Сишань, тут же спустились на землю, накрыв крыльями головы. А все «особенные»… и даже некоторые смертные, обладавшими обостренной интуицией, содрогнулись.

Но Сюань Цзи так никого и не нашел.

Если бы Его Величество не боялся Небесного Бедствия, он мог бы применить свой самый продвинутый трюк, способный ослепить даже «глаза познания» южных обезьян. Но несмотря на то, что в этом мире он вынужден был подчиняться законам небес, если Шэн Линъюань не хотел показываться кому-либо на глаза, то у него в запасе было еще много способов скрыться из виду и не дать никому себя найти.

Сюань Цзи нахмурился и вспомнил слова, сказанные Шэн Линъюанем на обратном пути из Цзянчжоу.

Бессовестные, несправедливые, грубые и неимоверно постыдные слова.

Человек и меч. Каждому из них уготованы разные дороги… Разве это не абсурд?

В тот день Сюань Цзи решил, что Его Величество сказал такое «неспециально». Он был ослаблен и ранен. Но теперь он понял, что все было совершенно не так. Шэн Линъюань сказал это уже после того, как все тщательно обдумал!

Что в прошлом, что теперь, все раны и травмы быстро превращались в гнев. Сюань Цзи десятилетиями предавался отчаянию. Всю жизнь его мучило видение того, как чья-то тень, очертя голову, прыгает в раскаленную магму.

«Я ждал тебя три тысячи лет, и ты смеешь говорить, что у нас разные дороги?» — подумал Сюань Цзи.

Оказавшись в городе, Шэн Линъюань заметил, что количество машин на улицах заметно сократилось, многие из магазинчиков уже готовились закрыться. Подняв глаза, он посмотрел на огромный рекламный щит и увидел надпись: «Счастливого Нового года!». Он был ошеломлен. Задумавшись, Шэн Линъюань попытался прикинуть, сколько времени прошло, но так разволновался, что решил, будто приближался канун лунного Нового года.

Он не понимал, в чем разница между «григорианским календарем» и «лунным календарем». По его расчетам, они отличались на один или два месяца. Шэн Линъюань размышлял о том, что современные люди, вероятно, сильно из-за этого путались. Если праздник значился в григорианском календаре, его праздновали. Если в лунном — тоже. Люди пользовались возможностью отдохнуть и отмечали Новый год дважды.

Новый год, Рождество или День холостяка2 для Шэн Линъюаня ничего не значили. Но канун лунного Нового года был для него особенным днем.

2 双十一 (shuāng shíyī) — китайский современный праздник, который отмечается одиннадцатого ноября. Посвящен людям, не состоящим в браке.

Шэн Линъюань остановился на незнакомом пешеходном мосту. Он понятия не имел, в каком именно районе оказался. По обе стороны от моста располагались два торговых центра, прямо напротив друг друга. Они выглядели так, будто ругались или мерились силами. Внизу, у дороги, стоял старик. Одет он был в плотный ватник и всюду таскал с собой громоздкую и очень громкую стереосистему. Ткнув пальцем куда-то в мост, старик пропел отрывок из песни «Мое сердце никогда не перестанет биться»3. Рядом с ним стояла табличка с QR-кодом для оплаты.

3 Судя по названию 我心依旧, это знаменитая песня «My heart will go on» от Селин Дион.

Шэн Линъюань не понимал иностранных слов, но музыка не имеет границ. В незнакомой мелодии чувствовался намек на одиночество, невесомый, словно морской бриз.

Подождите-ка, морской бриз?

В Юнъане не было моря. Город находился на северо-западе страны, и снег, что выпадал здесь зимой, образовывался из влаги, скопившейся в атмосфере за лето. Нужно было хорошенько постараться, чтобы почувствовать что-либо. Но Шэн Линъюань отчетливо услышал ни на что не похожий запах моря.

Накативший откуда ни возьмись туман сковал его с ног до головы, и темная энергия, окутывавшая его тело, превратилась в тонкую ледяную корку.

Кто-то пытался отыскать его здесь, на суше, используя при этом русалочий язык. А стоявшая в городе влажность служила неплохим проводником.

Однажды побывав на родине русалок, кое-кто значительно улучшил свои способности!

Стараясь не обращать на происходящее никакого внимания, Шэн Линъюань развернулся и зашагал прочь. Спустившись с моста, он закрыл глаза и снова растворился в воздухе. Невидимый, Его Величество поспешно свернул в переулок рядом с мостом. Но туман, что следовал за ним по пятам, не желал исчезать. Казалось, он просачивался под кожу и впитывался в кровь.

Вдруг с неба опустилась огромная тень. В узком переулке послышался шелест хлопающих крыльев. Стая пролетавших мимо голубей испугалась и, развернувшись, припустила в обратном направлении. Как бы Шэн Линъюань не старался, он так и не смог избавиться от вездесущего тумана, въедавшегося в тело как нарыв. Наконец, Его Величество увидел, что пяти шагах от него стояла «огромная птица». «Птица» молча смотрела на Шэн Линъюаня, но тот совершенно не желал ее видеть.

Сюань Цзи спустился на землю, но крылья не сложил. Его напряженные плечи выдавали, как сильно он нервничал.

Шэн Линъюань вновь развернулся, чтобы уйти, и Сюань Цзи немедленно последовал за ним.

Шэн Линъюань не хотел говорить с ним и целеустремленно шагал вперед, потому Сюань Цзи взлетел и повис перед ним вниз головой.

Но Его Величество не произнес ни слова.

Наконец он вздохнул и покорно сдался, подняв глаза на висевшего в воздухе Сюань Цзи. Но бросив на юношу короткий взгляд, Шэн Линъюань тут же опустил голову. Крылья Сюань Цзи горели ярче солнца. Даже повернись Шэн Линъюань спиной, он все равно бы видел этот свет. Сияние ослепляло его, и Его Величество чувствовал, как начинается мигрень.

Заложив руки за спину, он задумчиво постучал костяшками пальцев по ладони. На десятый раз он открыл рот и произнес самым, что ни на есть, будничным тоном:

— Думаю, тебе следует немного успокоиться.

Но Сюань Цзи продолжал сверлить его взглядом. Мгновение спустя, юноша спустился на землю и приблизился, в его глазах читался неприкрытый голод. Он выглядел как рабочий, которому долгие годы не платили зарплату. Он знал, что сегодня они с Линъюанем должны поговорить.

— Что ж, — вновь вздохнул Шэн Линъюань и махнул рукой, — если хочешь поговорить, подыщи для этого более подходящее место.

Лучше им было все обсудить и, наконец, покончить с этим.

Но вдруг Сюань Цзи протянул руку и схватил его за запястье.

— Ваше Величество, могу я поцеловать вашу руку? — тихо и серьезно спросил юноша.

— Довольно, — нахмурившись, бросил Шэн Линъюань, и попытался как можно скорее высвободиться из хватки. — Тебя что, околдовали?

Сюань Цзи послушно отпустил его и молча улыбнулся.

В детстве, если Линъюань говорил ему «нет», это всегда означало «да», а «точно нет» означало «я соглашусь, если ты перестанешь вести себя как избалованный ребенок». Но по-настоящему он злился лишь тогда, когда спокойно говорил: «довольно». После этого Шэн Линъюань больше не поддавался ни на какие уговоры, что бы Сюань Цзи не делал. А если он игнорировал предупреждение и лез на рожон, в большинстве случаев все заканчивалось ссорой.

С малых лет Линъюаня учили, что «Сын Неба должен проявлять терпимость», но Сын Неба рос бок о бок с маленьким сорванцом. В те времена он был юн и у него не хватало знаний, чтобы погасить огонь своевольного духа меча. Общаясь через море знаний, они часто ссорились, и маленький Шэн Линъюань после этого долго злился на Сяо Цзи. Однажды он так рассердился, что выхватил меч и дюжину раз написал на земле: «Дух меча — тупица».

Тогда перепалки между ними были обычным делом. Они были детьми и еще не научились скрывать свои мысли. Каждый говорил другому все, что думал. Ссориться в море знаний было намного эффективнее, чем бесполезно кричать и ругаться в обычной жизни. Но большая часть этих потасовок ничего не значила. Вскоре наступили смутные времена, и опасности внешнего мира едва не сломили их. Теперь они все больше и больше боялись друг за друга. Позже, когда они повзрослели, все стало куда сложнее, и уже «зрелые» юноши узнали о холодной войне. Инициатором таких «войн» каждый раз становился Шэн Линъюань, потому что Сюань Цзи был бессилен против него и не мог ему противостоять.

Когда же Сюань Цзи, наконец, научился блокировать свои мысли, Шэн Линъюань был уже слишком взрослым, чтобы спорить с ним. Позже, когда они покинули Дунчуань, корона владыки людей превратила его сердце в необъятный океан, и повседневные хлопоты превратились в рябь на воде. В море знаний больше не было волн.

Это было так давно… очень, очень, очень давно.

Сюань Цзи уже и забыл, как долго он не слышал этого «довольно».

Юноша тут же шагнул вперед. Ставшее почти нестерпимым сияние его крыльев заставило Шэн Линъюаня закрыть глаза. Внезапно, чужие руки подхватили его и подняли в воздух. И чем выше они поднимались, тем сильнее становился несущийся навстречу северо-западный ветер.

Земля под ногами «сжалась до размеров цуня», Сюань Цзи поднял их на высоту в десять тысяч метров. Когда Шэн Линъюань, наконец, открыл глаза, они уже покинули мир людей. Они пересекли весь Юнъань. Здесь, на высоте, жестокий ветер оглушительно ревел в ушах. Единственным, что спасало от его натиска, были огромные крылья Сюань Цзи. Температура тела представителей крылатого клана была выше, чем у людей. Как у больного при сильной лихорадке. Шэн Линъюань чувствовал это даже сквозь одежду. Именно этот жар растопил лед, сковавший его тело.

Когда они, наконец, прилетели, Сюань Цзи тихо опустил Его Величество на балкон своей квартиры. Горячие губы коснулись виска Шэн Линъюаня, и прежде, чем он успел хоть как-то на это отреагировать, Сюань Цзи закрыл глаза и приготовился к удару.

— Что ж, я действительно околдован, — произнес юноша.

Шэн Линъюань оказался в ловушке в этом насквозь пропахшем птицами болоте. Чем больше он сопротивлялся, тем сильнее застревал. Оказавшись в невыгодном положении, он понял, что устал и, подняв руку, легко щелкнул Сюань Цзи по лбу. Это означало, что он добровольно поднял белый флаг.

— Прекрати. У меня болит голова. Не будь таким ужасным, лучше составь мне компанию, проводим вместе уходящий год.

Сегодня квартира была такой же, как и всегда. Это был привычный курятник Сюань Цзи: с двумя комнатами и одной гостиной. Ведь созданный для ее расширения пространственный массив должен был кто-то поддерживать. И пусть создатель массива имел право устанавливать в нем свои правила, это все равно напоминало возведение личных границ. В прошлом Его Величество мало волновало происходящее, и он пользовался этим приемом, когда вздумается, но теперь ситуация между ним и Сюань Цзи изменилась, стала более щекотливой, и такие трюки казались ему неуместными… Хотя сам Сюань Цзи искренне мечтал запереть Шэн Линъюаня в пределах массива.

Пускать фейерверки на улицах было запрещено. И даже самые крупные города4 часто пустовали во время праздников. Теперь люди могли покупать себе вещи и надевать новую одежду в любое время, не дожидаясь празднования Нового года. И никого больше не удивляли новогодние деликатесы5. Они часто подавались на стол и в обычное время. В это время фальшивый привкус массовых благословений становился все сильнее. Многие пользователи интернета ратовали за то, чтобы запретить эту бесполезную трату трафика.

4 一线城市 (yīxiàn chéngshì) — города «первой линии», города первого уровня (самые развитые или крупные города Китая).

5 年夜饭 (niányè fàn) — новогодний стол (блюда, подаваемые в канун китайского Нового года).

Директор Хуан сидел по временной штаб-квартире и просматривал список подозреваемых, предоставленный различными отделами Управления. Все подозреваемые были задержаны и закованы в особые наручники.

— Этих людей нужно изолировать, до тех пор в Главном управлении будет введено военное положение, — произнес директор Хуан, надевая очки для чтения. — Самая большая опасность уже позади, об остальном можете не беспокоиться. Думаю, все уже давно отправились домой, встречать Новый год, не считая тех, кто остался на дежурстве.

Ответом ему стала тишина. Директор Хуан поднял глаза и вдруг осознал, чтобы поехать на праздники домой, у человека должен был быть дом, но многие в Управлении были лишены такой возможности.

Оставшийся в коттедже Сяо Чжэн попросил работников кухни потрудиться сверхурочно и приготовить приличный новогодний ужин, чтобы оставшиеся во временной штаб-квартире сотрудники могли как следует поесть, когда закончат разбирать рабочую почту. По крайней мере, так будет намного гуманнее.

Однако от новогоднего настроения не осталось ни следа.

Но для Шэн Линъюаня это был самый запоминающийся Новый год.

Сюань Цзи не стал устраивать грандиозный фуршет. У него не было на это времени, и он очень боялся, что Его Величеству может не понравится. Он приготовил несколько простых блюд, поджарил овощи и слепил немного цзяоцзы6.

6 饺子 (jiǎozi) — блюдо китайской (изначально), а также японской и корейской кухни, одна из разновидностей пельменных изделий этого региона. Цзяоцзы означает смену чего-то, чередование, смену одного другим. Поэтому на рубеже («цзяо») старого и нового года тридцатого числа последнего месяца по лунному календарю, на рубеже («цзяо») между осенью и зимой в «лидун», наступает время есть «цзяоцзы».

Приготовление цзяоцзы относилось к одной из давних новогодних традиций, но для такой древней реликвии как Шэн Линъюань это тоже было в новинку. Он с интересом рассматривал угощение. Но прежде, чем он успел понять из чего состоят эти маленькие круглые штуки, Сюань Цзи открыл бутылку вина и поставил ее на стол.

Шэн Линъюань опешил и подсознательно протянул руку, чтобы накрыть свой бокал.

После трех капель снадобья «Тысячи лет» он больше никогда не притрагивался к вину и даже не чувствовал его запаха. А после того, как во дворце случился переворот и Дань Ли был взят под стражу, Его Величество и вовсе ввел запрет на алкоголь. Людям пришлось с этим смириться. Любой, кто осмеливался прикоснуться к вину, был сурово наказан. Эта участь не обошла даже чиновников и их родственников.

— Я налью, — протянул Сюань Цзи, искоса поглядывая на Шэн Линъюаня. В уголке глаза Его Величества белел крохотный каплевидный шрам. В обычное время его почти не было видно. Шрам становился заметным, только когда Шэн Линъюань улыбался. Каждый раз, когда это случалось, Сюань Цзи понимал, почему он так увлекся этим человеком. — Ты выпьешь?

Шэн Линъюань бросил на юношу короткий взгляд и медленно убрал руку. Он выпил бы, даже если бы Сяо Цзи налил ему мышьяк, что уж говорить о вине.

Вино было хорошим. Будучи дипломированным поваром-любителем, Сюань Цзи не стал бы обижать свой язык дешевым алкоголем, но Шэн Линъюань не ощущал вкуса. Он чувствовал лишь, что пить не так страшно, как ему казалось. Но когда знакомый и странный аромат вина ударил ему в голову, его мигрень усилилась.

Шэн Линъюань старался не подавать виду, но его лицо становилось все белее и белее. Осушив первый бокал, он снова потянулся за бутылкой, чтобы налить себе еще, не дожидаясь, когда это сделает Сюань Цзи. После третьего бокала Шэн Линъюань снова выглядел живым.

— Тогда, в прошлом, когда тебе было двадцать лет, если бы тогда ты вел себя также самонадеянно, как сейчас, — не отрываясь от вина, пробормотал Шэн Линъюань. Он так и не осмелился посмотреть на Сюань Цзи. — Я бы никогда не выпустил тебя из рук.

Сюань Цзи вздрогнул и едва не пролил содержимое своего бокала.

Одной лишь этой фразой Шэн Линъюаня превратили его железные кости в мягкий тофу. Он чувствовал себя так, словно любое, даже самое легкое дуновение ветерка способно было опрокинуть его к ногам Его Величества.

— Я не смел, — пробормотал Сюань Цзи себе под нос, — в те времена я не мог себе такого позволить. Если бы я знал… Но теперь все иначе. Ваше Величество, вы не даете мне никаких подсказок. Как мне понять, что у вас на уме? Или я должен догадываться обо всем сам? Вам не кажется, что это уже чересчур?

Шэн Линъюань не ответил. Он поднял голову и спокойно посмотрел на Сюань Цзи.

Шэн Линъюань никогда не смотрел на людей «во все глаза», но он и не щурился. Он наблюдал из-под полуопущенных век и, казалось, что одного этого взгляда было достаточно, чтобы полностью захватить чье-то внимание. Его длинные ресницы оставались неподвижными. А его глаза всегда лучились теплотой. Это заставляло людей верить в то, что независимо от их слов или деяний, независимо от их положения в обществе, каждый из них мог получить от Его Величества безоговорочную поддержку и всепрощение.

И эта прекрасная иллюзия могла длиться до тех пор, пока в развернутой карте не обнаруживался кинжал7.

7 图穷匕见 (túqióngbǐxiàn) — карта развернулась, в ней обнаружился кинжал (при неудачном покушении на Циньского вана в III в. до н. э. Обр. в знач.: карты были раскрыты, преступный замысел полностью обнаружился).

Множество людей теряли сон, они готовы были плыть через кипяток, ступать по огню8 ради одного лишь взгляда этого человека.

8 赴汤蹈火 (fùtāng dǎohuǒ) — плыть через кипяток, ступать по огню (обр. в знач.: идти на любые жертвы; вынести любые страдания, не останавливаться ни перед чем).

— Ты не хотел, чтобы я обо всем узнал, — внезапно осознал Сюань Цзи. И пламя, томящееся в его сердце, разгорелось вновь. — Что постыдного в том, что я нравлюсь тебе?

— Это очень постыдно, — спокойно сказал Шэн Линъюань. — Бесконтрольные чувства всегда постыдны. Они порождают заблуждения. Неужели ты не видишь, что несдержанность лишает их значимости?

Выслушав его высокопарные объяснения, Сюань Цзи заподозрил, что признание, которое от столько лет бережно хранил, по ошибке услышал какой-то сумасшедший. Это едва не вывело юношу из себя.

— Эй, гуру, сколько тебе лет? Ты еще не обрил голову, но уже покорно соблюдаешь все законы и запреты.

— Сядь и не ерзай. Я знаю, что в глубинах Чиюань ты приютил множество древних инструментальных духов. Сдается мне, ты лучше меня знаешь об их многолетнем совершенствовании. Тогда, знай я об этом больше, ты мог бы избавиться от участи духа меча. Нужно было лишь отнести твой клинок в Чиюань, понимаешь?

Сюань Цзи глухо скрипнул зубами.

— Но законы небес нерушимы. Дань Ли связал тебя с Чиюань, и ты стал Хранителем. Он сделал это, избавив тебя от тягот земной жизни, — продолжил Шэн Линъюань. — Если бы он тогда преуспел, в Чиюань появилось бы больше потомков Чжу-Цюэ. Они бы разделили твою ношу. Но если человек предполагает, небеса располагают. Его труды пошли прахом, печать, созданная из костей Чжу-Цюэ почти разрушилась. Скоро Чиюань вновь выйдет из-под контроля. Что ты на это скажешь?

Сюань Цзи смотрел на него без всякого выражения. Казалось, он не услышал ни слова. Он хотел лишь одного, чтобы Шэн Линъюань сказал: «Все мои мысли были только о тебе». Хотел рассказать ему о любовной тоске, что терзала его на протяжении многих лет. Но за Его Величеством было не угнаться.

— Ты осмелился прикоснуться к законам времени, но ты все равно вернул ту жемчужину обратно, туда, где она и должна была быть. Ты намного решительнее меня, но ты должен правильно расставлять приоритеты, — произнес Шэн Линъюань, слегка откинувшись на спинку кресла. — Я вернулся, потому что Чиюань вот-вот выйдет из-под контроля. В общих чертах, массив вокруг каньона нужно укрепить, огненная бездна должна оставаться запечатанной. Я не могу долго находиться в этом мире.

— Я не желаю знать об «общих чертах» или о том, чего ты «не можешь», я хочу знать о… — не выдержал Сюань Цзи.

— Брат Линъюань стар и немощен. Я устал, я не могу обещать тебе вечность, — мягко прервал его Шэн Линъюань, а после и сам ненадолго замолчал. Внезапно он снова улыбнулся, и в уголке его глаза появился тот самый, едва заметный каплевидный шрам. — Хорошо, принеси мне записи Дань Ли по технике создания камня нирваны? Я постараюсь создать для тебя новый, полноценный камень.

Услышав это, Сюань Цзи, ни слова не говоря, схватил со стола вино. Вино насчитывало более пятидесяти градусов, но несмотря на то, что его оставалось еще полбутылки, Сюань Цзи прищурился и осушил ее за пару глотков. Крепкий алкоголь скользнул в горло и сгустком пламени опустился к груди, огненными потоками разливаясь по венам. Сюань Цзи знал, что не потеряет от этого голову, но вино могло прибавить ему смелости. Этого было вполне достаточно. Его лицо горело, как если бы на лбу полыхал тотем.

Осушив бутылку, юноша гулко поставил ее на место. Казалось, накопленной храбрости ему хватило бы на три года вперед. Сюань Цзи встал, с легкостью отодвинул стол в сторону и подошел прямо к Шэн Линъюаню. Опустив ладони на подлокотники кресла, в котором сидел Его Величество, юноша фактически заключил его в ловушку.

— А я и не говорил, что мне нужна вечность.

В лицо ударил терпкий запах вина, и Шэн Линъюань непроизвольно сглотнул.

— Ваше Величество, — произнес Сюань Цзи, пристально глядя ему в глаза, — дело не в вечности. Я хочу тебя… разве это преступление?

Шэн Линъюань с силой сжал кулаки, вездесущая мигрень разыгралась на столько, что боль едва его не поглотила. Сейчас он больше всего походил на зверя, вынужденного долгие годы жить вегетарианцем. Он редко проявлял сострадание и редко сдерживал себя. Но сейчас он действительно хотел отпустить этого ублюдка. Но этот неблагодарный глупец снова и снова напарывался на его клыки.

Сюань Цзи оставался в здравом уме, но его тело не могло так быстро усвоить алкоголь, и у юноши слегка кружилась голова. Он покачнулся, споткнулся о длинные ноги Шэн Линъюаня и плюхнулся на колени.

— Если это имеет хоть какое-то значение, то я прошу у Вашего Величества прощения… Я… Я не хочу тебя обманывать. Я просто хочу тебя, — не вставая, пробормотал Сюань Цзи.

Сказав это, он качнулся вперед и едва не растянулся в ногах у Шэн Линъюаня. Полулежа на коленях Его Величества, он продолжал бормотать себе под нос:

— Хотя бы на день… Хотя бы на час, просто…

Но что именно «просто» он так и не договорил. Перед глазами Сюань Цзи заплясали искры. Его маленькая гостиная расширилась, потолок пополз вверх и ничем не примечательная лампа растворилась в сиянии звезд. Иллюзия стремительно росла, пол под ногами превратился в зеленый луг со свежей мягкой травой, а диван и обеденный стол в огромное грушевое дерево… То самое дерево, что росло во дворе дома великого мудреца из клана шаманов.

Шэн Линъюань схватил Сюань Цзи за грудки и с силой прижал к стволу. Его длинные растрепанные волосы рассыпались по спине.

Бездонные, как старый колодец, глаза Его Величества налились кровью, его руки дрожали, и он чувствовал себя так, будто действительно сходит с ума.

— Ты специально дразнишь меня?

Сюань Цзи не проронил ни слова. Перехватив чужую руку, он сжал ее, а затем наклонился, опустил глаза и нежно коснулся губами пальцев Шэн Линъюаня.

Там, где проходили ладони Шэн Линъюаня, пуговицы рубашки Сюань Цзи сразу же расстегивались. Меж их губ смешались ароматы вина и цветущей груши.

«Ах, — подумал Сюань Цзи, — Ваше Величество все же простили этот мир».

Он мягко обнял Шэн Линъюаня, опустил руки на спину, в то место, где должно было быть сердце, и что-то прошептал ему на ухо на русалочьем языке.

Это была банальная, не особо сложная фраза. Конечно же, произношение этого крылатого недоучки оставляло желать лучшего. Даже знающий язык Линъюань не сразу разобрал то, что Сюань Цзи имел в виду. Но услышав эти слова, Его Величество опешил. Он тут же почувствовал, что что-то не так. Из кончиков пальцев Сюань Цзи появились десятки тысяч кроваво-красных «шелковых нитей» и тут же пронзили его грудь!

Шэн Линъюань не был к такому готов. Силы быстро иссякли и он, покачнувшись, упал в объятия Сюань Цзи.

Загрузка...