Тайное стало явным, и вода закипела.
Шэн Линъюань произнёс:
— Если это на самом деле ты, то что ты собираешься делать?
Непонятно было кого он спрашивал: Сюань Цзи или кого-то, кто отказывался появляться, но наблюдал за ними сверху.
Сюань Цзи бросил взгляд на вход в пещеру. В пространстве «обратного течения» она еще не стала шаманским курганом, и не была похоронена под землей. Слабый свет, льющийся из проема, падал прямо на лицо Шэн Линъюаня, отчего одна сторона его почти светилась, а другая полностью утопала во тьме. Получившийся контраст четко очерчивал его скулы.
У входа послышались шаги. Кто-то что-то прокричал на языке шаманов.
Голова Шэн Линъюаня разболелась ещё сильнее, и молодой человек прижался лбом к холодной каменной стене.
— Что он сказал?
Шэн Линъюань неопределённо ответил:
— Алтарь открыт, старики и дети идут первыми.
— Алтарь?
— Алтарь — это запретная территория клана шаманов, — из-за шума и топота, голос Шэн Линъюаня был едва слышен. Охваченные паникой шаманы напоминали гонимых потопом диких животных. — Невиданные проклятия, древние техники… Все тайные искусства сокрыты здесь. Печати, выставленные снаружи, намного сложнее, чем барьеры Дунчуаня. На этом алтаре шаманы приносили жертвы богам. Они поклонялись горам и рекам. Они верили, что божество гор — их мать, способная оградить их от злых помыслов, и тепло относившаяся к своему народу.
До их слуха донесся еще один пронзительный крик. На этот раз Сюань Цзи и сам догадался, что кричавший призывал людей бежать к алтарю. Может быть, это потому, что он уже много чего успел услышать внутри «обратного течения». Хотя Сюань Цзи и не понимал чужую речь, он постепенно научился различать их произношение и интонации. Вдруг, говорившего прервал вопль, в пещеру хлынул сильный запах крови, и совсем рядом раздался чудовищный рев.
К ногам Сюань Цзи рухнул ребенок. Юноша подсознательно потянулся к нему, но его рука попросту прошла сквозь плечо маленького шамана.
Сюань Цзи остолбенел. Он тут же отшатнулся, поднял голову и спросил:
— Дунчуань осадили, барьер оказался разрушен, не в силах противостоять этому, шаманы попытались укрыться в каком-то тайном месте, верно? Они ждали…
— Они ждали меня, — тихо сказал Шэн Линъюань.
Потому что каждый раз, когда у Алоцзиня возникал конфликт с другими людьми, у Шэн Линъюаня попросту не хватало духу спорить с ним и он изо всех сил пытался ему помочь.
Со временем это стало обычным делом.
Просто держись, и Линъюань придёт.
А до этого момента Алоцзинь отводил глаза в сторону1 и продолжал вести свой клан за собой. Воспользовавшись пожаром2, он смог выиграть немного времени, чтобы позаботиться о демонах.
1 反目 (fǎnmù) отвернуться, отвести глаза в сторону (обр. в знач.: ссориться, семейная ссора).
2 趁火打劫 (chènhuǒdǎjié) пользуясь пожаром, заняться грабежом (обр. в знач.: извлекать выгоду из чужих затруднений).
Линъюань был подобен горному божеству. Он был всемогущ. Он был не только его верой, но и старшим братом, ведущим его через лунный свет…
— Они ждали, что я приду спасти его.
Алоцзинь вместе с воинами клана шаманов сражался не на жизнь, а на смерть, пытаясь дать людям время добраться до алтаря. Мирный Дунчуань вспыхнул, и горы охватило пламя. Все вокруг: деревянные дома, лес, площадь, где они всегда пели и танцевали, и огромное далекое звездное небо — всё это поглотил огонь.
— Глава клана, берегитесь!
Алоцзинь услышал эти слова и тут же, не оглядываясь, скатился с лошади. Чудовищный змей ринулся следом за ним, разинув огромную, размером с половину пещеры, пасть. Челюсти зверя сомкнулись на лошади Алоцзиня, оторвав от нее половину. Внутренности скакуна растеклись по земле, но передние ноги всё ещё пытались унести его прочь.
Алоцзинь прикусил указательный палец, быстро начертил в воздухе странный символ и резко толкнул его вперед. Кровавое заклинание достигло чудовища, и змей вместе с Алоцзинем оказались отброшены в разные стороны. Змей повалился на бок, сломав собой толстое дерево. Алоцзинь влетел в пещеру. Шаман, ожидавший его внутри, немедленно активировал механизм, и пещера с грохотом рухнула вниз.
— Скорее! Скорее! Закройте ворота!
Сюань Цзи вдруг понял, что «шаманский курган» оказался под землей вовсе не из-за смещения коры. Это был механизм, запечатавший его изнутри.
Чудовищный змей врезался в закрывшийся проход, и по пещере прокатился пугающий рокот. Несколько шаманов подбежали и подняли Алоцзиня, казалось, еще толком не успевшего понять, что же произошло.
— Глава клана, здесь нельзя долго оставаться.
Алоцзинь выдохнул.
— Наши люди…
— Здесь более сорока тысяч человек, не беспокойтесь об этом! — сказал один из его телохранителей. Он подсадил Алоцзиня себе на спину и, нагнувшись, вбежал внутрь.
Одни за другими позади них опускались каменные врата, и воинственные крики бесновавшихся снаружи чудовищ больше не достигал их ушей. Оставшиеся в живых шаманы переглянулись.
В сердце алтаря, то есть туда, где позже был установлен гроб главы клана шаманов Алоцзиня, нельзя было входить без разрешения. Люди клана отдыхали за пределами круга. Они плакали и тихо утешали друг друга.
Алоцзинь перевел дух и один подошел ко вдоху в недра горы. Вход был запечатан маленькими белыми «кровоточившими» цветами. Только в трещинах, меж переплетенных лоз, можно было разглядеть кристальные блики на поверхности воды.
Алоцзинь выглядел растерянным. Колени его подкосились, и он упал.
Его отца убили демоны, а великий мудрец был уже слишком стар. Неотвратимость судьбы давила на него. Вскоре он ушел, не сказав ни слова, чтобы никто не смог проводить его. Алоцзинь оставил учение своих предков и встал на неверный путь, полный терний.
Он смутно чувствовал, что сделал что-то не так, но не знал, каким образом дошел до этого. В растерянности он взял в руки деревянную маску, которую Шэн Линъюань подарил ему в этом году. Он был похож на ребенка, что никак не мог отыскать свой дом. Всё было как в тумане. В конце концов, он так и не решил, что обо всем этом думать. Тогда он поднял маску, олицетворявшую покровительство отца и брата, и надел ее себе на лицо.
— Имя этого цветка «рождение и смерть»3. Он рос у озера на алтаре. Он способен очистить сердце и помочь сосредоточиться. В лунную ночь его бутоны сочатся росой, очень похожей на кровь. Этот цветок прекрасно воздействует на нервную систему. Если вдохнуть его аромат, он успокоит любую истерику. Даже сумасшедшие и глупцы обретают разум. А растратившим свою память старикам он помогает вспомнить о прежней жизни. Озеро символизировало мать. Шаманы верили, что они родились здесь и сюда же вернутся после смерти, чтобы обрести покой и защиту.
3 生死花 (shēngsǐ huā) — жизнь и смерть, рождение и смерть, сансара.
Сюань Цзи подошел ко входу в пещеру, на мгновение заглянул внутрь, сквозь щели между цветами и лозами, а затем спросил:
— Здесь ведь много запрещённых заклинаний? Почему Алоцзинь ими не воспользовался?
— Он не посмел. Это богохульство. Кроме того, чем разрушительнее сила многих тайных искусств, тем выше цена, — сказал Шэн Линъюань. — Старый глава умер слишком внезапно. Алоцзинь многого не знал о колдовстве. Он боялся выставить себя дураком.
Сюань Цзи поднял голову и огляделся.
— Не думаю, что это такая уж большая проблема спрятаться здесь на день или два. Вы задержались в пути и опоздали?
— Нет, я не стал медлить. Я приехал как раз вовремя.
Дунчуаньские воины, находившиеся в осаде в течение трех дней и трех ночей, были полностью истощены. Не считая нескольких, остановившихся отдохнуть, ночных стражей, многие были ранены и лежали без сознания. Даже Алоцзинь свернулся калачиком у алтаря и заснул.
Горный бог стоял сбоку от него, и слабый свет цветов «рождения и смерти» озарял его фигуру. Его лицо скрывала маска. Наверное, Алоцзинь чувствовал себя в безопасности рядом с ним, потому спал как младенец.
Сюань Цзи заметил, что нескольких ночных стражей начало все больше и больше клонить в сон. Затем он внезапно почувствовал легкий сладковатый аромат. Едва ощутив его, Сюань Цзи решил, что это было похоже на то, как если бы в ста метрах от него разросся весенний сад. Юноша тут же зажал нос и подумал про себя: «В то время тоже существовали «ведущие партии»? Как их там называли? «Еретики»4?»
4 带路党 (dàilù dǎng) — буквально «ведущая партия». Так с сарказмом называли группы, указывающие путь вражеским войскам. Проще говоря, шпионов и предателей (汉奸, hànjiān). Последнее слово Сюань Цзи звучало как 巫奸 (wūjiān).
И действительно, вскоре он увидел, как несколько стражей пошатнулись и повалились на землю.
Затем, сидевший рядом с Алоцзинем телохранитель открыл глаза и медленно встал. Сюань Цзи поймал его безжизненный взгляд. Он внезапно спросил Шэн Линъюаня:
— Подождите минутку, он же не предатель, верно? Говорят, что старый глава был убит той замаскированной штукой, «марионеткой в человеческой шкуре».
— Глаз у тебя наметан, маленький демон. Дань Ли… Разве мог такой заклинатель как он позволить чему-то выйти из-под его контроля?
Сюань Цзи заволновался.
«Марионетка в человеческой шкуре» спокойно подошла к Алоцзиню, и, сверху вниз, не моргая, уставилась на молодого главу. Будто за ее взглядом скрывалась еще одна душа.
Телохранитель склонился над Алоцзинем.
Сюань Цзи молча наблюдал.
Если это фильм ужасов, то пора бы ему уже включить режим «одним глазком».
Но неожиданно «марионетка» не воспользовалась возможностью причинить вред. Телохранитель попросту взял плащ, бережно укрыл им Алоцзиня и, как добрый отец, погладил его по спутанным косичкам. Почувствовав тепло, Алоцзинь плотнее укутался в ткань и что-то бессвязно пробормотал на языке шаманов.
Тихо вздохнув, «марионетка» осторожно переступила через него и направилась к алтарю. Отойдя на небольшое расстояние, телохранитель щелкнул пальцами, и на его ладони вдруг вспыхнул огонь. Вот только он выглядел очень странно. Его цвет не был похож на обычное пламя, он был ярко-красным, как вечернее солнце, готовое вот-вот закатиться за горизонт. Огонь был теплым, но от него веяло холодом.
Цветочные лозы будто столкнулись с естественным врагом. Стоило пламени приблизиться, как они тут же отступили, открывая проход, через который мог пройти человек.
Весь алтарь оказался как на ладони. Вода в озере стояла неподвижно, а каменная платформа была заполнена запечатанными сосудами и исписанными листьями.
В этот момент Алоцзинь, возможно, почувствовал, что что-то не так, и открыл заспанные глаза. Он в замешательстве уставился на брата, день и ночь находившегося рядом с ним, и содрогнулся от ужаса.
— Что ты делаешь?
Но «марионетка» даже не оглянулась. Вместо этого она наклонилась и бросила огонь в озеро. Это пламя не только не боялось воды, но и с легкостью подожгло ее, словно это был бензин!
Алоцзинь вскочил на ноги, но, прежде чем он успел схватить поджигателя, кожа мужчины сморщилась, облепив кости. Под ней оказалась деревянная кукла.
Алоцзинь оцепенел. Письмо, гибель старого главы клана, его телохранитель, с которым он все время был вместе, с самого детства… это была фальшивка, о которой не знали ни духи, ни демоны5. Постепенно, все вставало на свои места и складывалось в единую картину.
5 神不知鬼不觉地 (shénbùzhíguǐbùjiǎode) даже духи не знали, и демоны не почуяли (обр. в знач.: совершенно незаметно, в глубочайшей тайне).
Алоцзинь с криком бросился к алтарю, но было уже поздно.
Горный бог больше не защищал тех, кто предал заповеди предков. И боги, и глиняные скульптуры, все они в итоге сгниют. Все, во что они верили, на самом деле оказалось бредом.
В конце концов, тайное стало явным, и вода закипела.
Запечатанные глиняные сосуды начали трескаться один за другим. Похожие на призраков темные тени столпились вокруг алтаря. Все, что мог сделать Алоцзинь, это в спешке загородить вход в пещеру своим телом. Он обернулся и крикнул ошеломленным людям:
— Скорее бегите! Покиньте алтарь! Уходите!
Пробужденные злобным огнем запретные заклинания, словно почуяли запах крови. Они с жадностью набросились на юношу. Голос Алоцзиня внезапно оборвался. Древнее колдовство разорвало его тело на части, а деревянная маска, которую он не успел снять, раскололась надвое. От нее осталась лишь перепачканная кровью половина.
Однако, прежде чем он успел закрыть глаза, следующее заклинание вновь собрало его воедино. Цветы «рождения и смерти» из белых превратились в красные, кровь потекла по его телу, но его душа все еще оставалась чистой. Снова и снова юношу разрывали ядовитые проклятия. Он каждый раз умирал и тут же возрождался вновь.
Шаманы с криками бросились прочь. Запертые горные врата открылись одни за другими, и алтарь плавно поднялся на поверхность земли. Но вскоре, стоявшие впереди люди, с удивленными возгласами отступили назад. Вся пещера была в огне!
Это был демонический огонь, он горел чистым белым пламенем. Один из воинов сжал зубы, и попытался было проскочить, но стоило ему только коснуться этого пламени, как он тут же превратился в пепел. Огненные языки хлынули в пещеру и разгорелись еще ярче. Даже каменные стены, казалось, полностью слились с ними.
Испуганные шаманы быстро отступили назад, под землю.
В это время Алоцзинь, загораживавший проход к алтарю, все еще балансировал между участью «быть разорванным на части» и «воскрешением». Казалось, этой пытке не было конца. Кровь стекала по его ногам и скапливалась в небольшой ямке на земле. Вдруг, из нее появилась личинка бабочки, размером с кунжутное зернышко. В мгновение ока создание превратилось во взрослую особь и поднялось в воздух. В отличие от призрачной бабочки, та, что вышла из крови, взлетела уже после того, как покинула человеческое тело, и красные всполохи пожара отразились на ее крыльях.
Она полетела к толпе!
— А ты не хочешь узнать, что это за бабочки с человеческими лицами? — Сюань Цзи показалось, будто голос Шэн Линъюаня донесся откуда-то издалека. — Это своего рода проклятие, что не боится огня.
Перед глазами Сюань Цзи вспыхнул яркий белый свет, и юноша едва не прослезился. Долгое время спустя он обнаружил, что его взгляд был обращен к внешней стороне горной пещеры. Весь Дунчуань был объят бледным демоническим пламенем. Кто-то что-то прокричал, будто собираясь ворваться внутрь.
Сюань Цзи обернулся и увидел большую группу людей, держащих молодого Шэн Линъюаня.
Фактически, он опоздал всего на один день… Один вечер.
— Огонь горел семь дней и семь ночей, — услышал Сюань Цзи голос Шэн Линъюаня. — И никто не мог потушить его. Знаешь почему?
Внутри Сюань Цзи всё похолодело.
Прежде чем он успел ответить, картина снова переменилась, и они оба вынуждены были проследовать за шатающимся молодым императором прямо к алтарю.
Через семь дней и семь ночей пожар окончательно стих. Вся пещера превратилась в огромную печь. Запах горелого мяса был повсюду. Запертые внутри люди должны были сгореть заживо, но их обгоревшие трупы всё ещё стояли на ногах!
Они разговаривали и смеялись, будто ничего не произошло. Точно так же, как когда-то на площади из воспоминаний Шэн Линъюаня.
Невредимый Алоцзинь стоял в самом конце пещеры, у входа в алтарь, и сквозь толпу смотрел на него. В его взгляде сквозила то ли издевка, то ли насмешка. Юноша наклонился, и его голова упала на землю.
Алоцзинь вздохнул и помахал рукой. Хорошенькая голова мальчишки тут же подкатилась назад. Он поднял ее и водрузил обратно на шею. На его лице осталась лишь половина деревянной маски. Открытая же сторона, не защищенная от пламени, была абсолютно чистой. Но под маской кожа его обуглилась и черты теперь были едва различимы.
Алоцзинь прикрыл ужасный ожог, открыл рот, и его голос эхом разнесся по пещере. Он крикнул:
— Линъюань!
Молодой император будто потерял рассудок, он вдруг резко оттолкнул своих телохранителей. Он уже почти догнал Алоцзиня, когда чей-то голос остановил его.
— Стойте! Вы хотите стать таким же, как эти люди?
Это был голос Дань Ли. Сюань Цзи повернул голову и увидел приближавшегося человека. Человек этот был закутан в чанпао6, а его лицо скрывала маска.
6 Длинный, до пола, традиционный халат.
В мгновение ока в сознании Сюань Цзи связались причина и следствие.