Топить в вине бушующее пламя печали

Глава 72

Будто только в гробу он и мог заснуть.

Янь Цюшань так и не проснулся. Из больницы уже трижды сообщили о его критическом состоянии, потому Гу Юэси и Чжан Чжао по очереди докладывали об этом. Но со временем ситуация немного стабилизировалась, и их бывшего командира перевели в отделение интенсивной терапии. Когда Ван Цзэ прибыл на место, оказалось, что все часы посещения были поделены между старшими членами «Фэншэнь». У него не осталось другого выбора, кроме как устроить переполох и избавиться от столпившихся у входа в палату младших. После чего он просто сел в коридоре и принялся наблюдать.

Звукоизоляция в больнице была сделана на славу, и медицинский персонал отделения интенсивной терапии не бродил по коридорам, разгоняя оперативников. На мгновение Ван Цзэ показалось, что время и пространство здесь попросту застыли. Он мог расслышать даже тихий треск пружины в своих механических часах. Его дыхание и сердцебиение постепенно успокоились, и он мысленно вернулся в прошлое, вспомнив о том, что ему не раз приходилось соваться не в свое дело.

Он думал о воспоминаниях Иньи, о Янь Цюшане. О том, как едва закончив обучение, отправился в Пэнлай, где впервые встретил командира Яня.

Матушка Юй относилась к водному классу. Когда она услышала, что в «Фэншэнь» появился новичок из той же родословной, она тут же изъявила желание познакомиться с ним. Ван Цзэ хорошо помнил, что от старушки веяло чем-то очень теплым: смесью благовоний, мылом, старомодным кремом и выпечкой. Она не была похожа на властного начальника, наоборот, она напомнила ему родную бабушку.

В тот год, в качестве приветственного подарка, матушка Юй поведала ему о маленькой хитрости водного класса… Этой хитростью был тот самый пузырь, который сильно пригодился ему на море. Невероятно практичная вещь. Матушка Юй говорила, что водный класс делится на два типа: морской и сухопутный. Ван Цзэ был представителем сухопутного класса. Оказавшись в море, такой человек как он будет сильно страдать. Чтобы спастись, лучше постоянно иметь пару козырей в рукаве. Она всегда хотела чем-то поделиться с молодым поколением. Она все продумала. Ей даже не нужно было полагаться на служебное положение, у нее и без того было множество трюков, чтобы играть на чужих чувствах.

Она прожила в этом мире целых семьсот лет, наблюдая за тем, как сменялись эпохи. Она работала в подразделении Цинпин, видела его упадок и издали наблюдала за тем, как создавалось Управление по контролю за аномалиями. Неужели все эти годы она ждала, что так называемая «печать» Чиюань ослабеет и даст ей возможность «начать новую жизнь»?

В таком случае, все последующие поколения в ее глазах были лишь жалкими «прихвостнями» смертных, предателями всех, кто обладал особыми способностями?

Если бы все в этом мире делилось только на черное и белое, было бы намного проще соблюдать границы. Отношения с родственниками и друзьями были бы чистыми и искренними, все было бы идеально, можно было бы просто любить и больше ни о чем думать. И только враги были бы абсолютным злом. Их головы были бы покрыты язвами, и на пятках расцветали нарывы. В них не было бы ни капли хорошего. Их образы полностью соответствовали бы стандартному описанию злодея1. Их с чистой совестью можно было бы ненавидеть.

1 贼眉鼠眼 (zéi méi shǔ yǎn) — разбойничья бровь, крысиный (разбойничий) взор (обр. о плутоватом виде хитреца).

Ван Цзэ тупо уставился на закрытую дверь палаты интенсивной терапии. Когда они были в море, он пытался докричаться до Янь Цюшаня, взывая к чувству долга. Тогда ситуация была критической, и они отчаянно искали выход из положения, пытаясь остановить друг друга. Но в глубине души он знал, что, если бы он и командир Янь поменялись местами, его несгибаемая воля уже дала бы трещину.

Сам он мог бы в нерешительности плыть по течению, или мог бы открыто возмущаться несправедливостью и, в конце концов, присоединиться к антиобщественным процессиям. Такова человеческая природа. Но Ван Цзэ попросту не мог себе представить, как Янь Цюшаню удавалось годами оставаться непоколебимым, как скала.

Но вновь пережить прощание с Чжичунем и смотреть на то, как тот исчезает без следа… Выдержит ли этот камень такое испытание или разобьется вдребезги?

Ван Цзэ не хотел об этом думать. Вот уже пять лет он исполнял обязанности командира «Фэншэнь». До этого он пять лет был капитаном. После сотни сражений он стал большим человеком, его имя было на слуху. Даже Ду Жо из Юйяна мечтала сфотографироваться с ним и попросить автограф. Но в присутствии Янь Цюшаня он чувствовал себя слабым и полным сомнений наивным маленьким мальчиком.

Ван Цзэ опустил глаза и молча присел на корточки у двери. Он понятия не имел, что там, в закрытой палате, из глухой стены внезапно заструился черный туман. Туман становился все гуще и гуще, до тех пор, пока не превратился в человеческую фигуру.

Укутанный во тьму Шэн Линъюань без труда пробрался внутрь. Его лицо было бледным, как у ледяной скульптуры.

Но защитные амулеты на стенах палаты и множественные датчики оказались слепы. От них не было никакой реакции.

Шэн Линъюань медленно приблизился к лежавшему на кровати Янь Цюшаню.

Он давно привык к боли от ранений, но эта ужасная мигрень накатывала волнами, одна за другой. Шэн Линъюань не мог ни стоять, ни сидеть. Люди в допросной так сильно шумели, что он ушел оттуда, даже не дослушав. Когда он выбрался из этого темного подвала, ему захотелось перевести дух. Вдруг, ему в лицо ударил солнечный цвет. Но его мигрень, похоже, боялась солнца, и Его Величество почувствовал себя так, будто вновь оказался в пламени Чиюань. Боль упругой нитью тянулась от одного виска к другому. Его зрение затуманилось, и в голове замелькали мысли об убийстве.

Преисполнившись дурными намерениями, Шэн Линъюань ни с того ни с сего направился в палату Янь Цюшаня.

Янь Цюшань ни на кого не держал обид. Ни в прошлом, ни в настоящем. Все, что он делал — было безупречно. Шэн Линъюань собственноручно «заморозил» его маленькую жизнь. Но теперь, глядя на этого упрямого человека, Его Величество почему-то вспоминал о былых временах. Одержимый жаждой убийства, Шэн Линъюань думал только о нем. Как настоящий древний тиран он, казалось, совсем позабыл о чести. Ведь всех тех, кто когда-то ему перечил, ждал роскошный пир в братской могиле… К счастью, хоть он и должен был ежедневно одаривать людей улыбками, Его Величество редко присматривался к ним. Он редко замечал упрямцев.

Но в этот момент зрачки Шэн Линъюаня были черны, как бездонная яма, его глаза налились кровью. Черный туман сердитыми волнами клубился вокруг него. Его Величество приблизился к больничной койке, безучастно посмотрел на Янь Цюшаня и медленно протянул руку.

Но едва черный туман коснулся горла Янь Цюшаня, его тело окутал золотой свет. Тонкая защитная пленка обернула мужчину с ног до головы, заставив неприятеля отступить.

— Детский сад2, — холодно усмехнулся Шэн Линъюань.

2 雕虫小技 (diāochóngxiǎojì) — пустяки, детские забавы. Букв. означает низкий уровень мастерства. Некоторые ученые, занимающиеся «чистой теорией» презрительно называют прикладные науки детской забавой.

Это был один из мелких трюков инструментальных духов, превращавший часть их души в защитный слой, покрывавший тело хозяина. Оно называлось «доспехом духа». Таким образом, если хозяин клинка оказывался в опасности, а духа меча по какой-то причине не было рядом, он все равно мог принять часть урона на себя. Но дух меча Чжичунь был мертв. Его некогда превосходная защита давно превратилась в пустышку. Но даже если бы он остался жив, он был всего лишь недоучкой. Даже хуже, чем наивный дух меча, что провел с Его Величеством все детство…

Вдруг, что-то стремительно пронеслось мимо, едва коснувшись руки Шэн Линъюаня.

Его… дух меча?

Шэн Линъюань был ожившим трупом. Его память была подобна разбитому гробу. В гробу лежал только голый скелет, на котором, как «кровеносная система земли», были начертаны великие события его жизни. А следы крови на его костях были именами его врагов. Но что до других его деяний, то все они давно уже сгнили. Он так боялся, что настанет день, когда они тоже увидят свет. Он хотел развеять их по ветру и забыть. Если в мире не останется никого, кто посмел бы напомнить ему об этом, Его Величество не станет добровольно ворошить свое прошлое.

Но в нем все еще оставалась часть жизненной силы, что он позаимствовал у маленького демона. Ему некогда было предаваться воспоминаниям.

Шэн Линъюань стоял у постели раненого Янь Цюшаня. Вдруг, сквозь защитную пленку, оставленную Чжичунем, просочилась одна незначительная деталь и осталась бесцельно плавать на поверхности.

Кажется, это было еще до войны.

Дух меча только-только научился покидать клинок. Он никак не мог насмотреться на окрестные пейзажи и целые дни проводил на воле. Никто не знал, что это был за секретный метод, но уже тогда поговаривали, что дух меча способен отдать часть своей души и создать для хозяина «доспех». Дух меча мог сделать это и тайно, ни слова не говоря владельцу. Но когда-нибудь тайна бы раскрылась. Осознав, как работает эта штука, Шэн Линъюань наложил на клинок запрет, не давая духу меча творить все, что ему вздумается. Этот сорванец не мог его ослушаться. Он был вне себя от ярости и они, в итоге, разругались. Но, неужели даже после этого, он все еще думал о том, как защитить другого человека? Слишком много мыслей. Если у него было столько свободного времени, лучше бы сосредоточился на самосовершенствовании.

Все это казалось забавным, но Шэн Линъюаню было не до смеха. Стоило ему на мгновение задуматься, и его голова, казалось, готова была расколоться на куски, вытряхнув прочь все эти воспоминания.

Его жажда убийства исчезла также внезапно, как и появилась.

Шэн Линъюань убрал руку и задумчиво уставился на сияющую защитную пленку. Клочок черного тумана превратился в тонкую струйку, вытек из его рукава и просочился в ухо Янь Цюшаня.

Этот Янь Цюшань… Неизвестно почему, но от его тела исходила какая-то знакомая аура. Эта аура постоянно напоминала ему о событиях прошлого. Будучи еще совсем молодым, этот человек уже достиг такого необыкновенного уровня совершенствования. Если он от рождения не получал никакого чудодейственного снадобья и не провел пол жизни в уединении, то, вероятно, дело было в каком-то наследии.

Жизнь в теле Янь Цюшаня поддерживалась специальными приборами. Его дыхание полностью зависело от аппарата искусственной вентиляции легких, но его сознательная деятельность не останавливалась ни на секунду. В его памяти мелькали бесчисленные осколки прошлого.

Когда Чжичунь только появился в этом мире, он был невежественным и бестолково блуждал среди людей. Однажды он случайно сел на пульт от телевизора и, испугавшись загоревшегося экрана, запрыгнул на спинку дивана.

Когда они с Янь Цюшанем делали их первое совместное фото, Чжичунь увидел, как другие люди обнимали друг друга за плечи, и ему тоже захотелось протянуть руку. Но, остановившись на полпути, он вдруг решил, что это будет несколько неправильно. Юноша заколебался, его рука так и повисла в воздухе, и именно в этот момент нетерпеливый фотограф нажал кнопку.

Чжичунь был немного старомодным, он никак не мог угнаться за нравами современности. Приходившие в команду новички, не знавшие его прошлого, часто пытались расположить юношу к себе, рассказывая ему шутки. Но они каждый раз терпели неудачу, натыкаясь на его сдержанную и вежливую улыбку. Чжичуню требовалось время, чтобы обдумать все сказанное, прежде чем он начинал понимать смысл шутки. Тогда Чжичунь мог смеяться весь день.

Семь его чувств были довольно сильными. Он испытывал настоящие эмоции даже при просмотре какого-нибудь нелепого спектакля. Будучи в отпуске, Янь Цюшань всегда находил время, чтобы посмотреть с ним какой-нибудь фильм и каждый раз делал вид, что выбрал его случайно. На самом деле он довольно долго изучал отзывы в интернете и каждый раз включал Чжичуню именно тот, что сильнее всех вышибал слезы. Чжичунь считал, что «мужчина не должен плакать», и не хотел показывать эмоции на публике… Но другое дело, если вокруг была кромешная темнота. Тогда он утыкался Янь Цюшаню в плечо и становился очень ласковым.

Когда Янь Цюшаню исполнилось тридцать лет, Чжичунь решил, что вступление в «самостоятельный возраст» поистине великое событие. Кто знает, где он научился всей этой современной ерунде, но юноша украсил торт свечами, а после заставил Янь Цюшаня закрыть глаза, задуть их и загадать желание. Янь Цюшань всегда считал себя взрослым мужчиной, но в тот момент он сам себе казался суеверным ребенком. Это было так нелепо, что он совершенно не желал во всем этом участвовать. Потому, воспользовавшись тем, что Чжичунь отвлекся, он наспех задул все свечи, схватил большой, хорошенько смазанный кремом кусок торта и, сунув его в рот, тут же сбежал. Но услышав за спиной быстрые шаги Чжичуня, он громко рассмеялся, закрыл глаза и мысленно произнес: «Пусть мы будем вместе на секунду дольше, чем вечность».

И еще много… много таких мелочей.

На мгновение бескровные губы Шэн Линъюаня тронула слабая улыбка. Но стоило ему только услышать о «вечности», и его лицо снова застыло.

«Гнилое дерево, — подумал он. — Его глупость не знает границ».

Он больше ничего не хотел выяснять. Он больше не хотел видеть Янь Цюшаня. Шэн Линъюань попросту развернулся и исчез из палаты.

В конце концов он не стал разбивать «доспех», оставленный Чжичунем.

Как только Шэн Линъюань исчез, душа оставшегося в филиале Сюань Цзи тут же покинула его тело. Юноша больше не следил за ходом допроса. Он продолжал сотрудничать со следователями из класса духовной энергии, переворачивая сознание слепого вверх дном, пока преступника не начало тошнить, и процедура не подошла к концу.

Сюань Цзи избавил его от оков «обратного течения» и, не успев даже поприветствовать своих коллег, унесся прочь, гонимый тремя ветрами.

Нет… Сюань Цзи действительно многому научился в воспоминаниях о духе меча демона небес. Но язык демонов сильно отличался от человеческого. Этому его никто не учил, он родился с этим знанием.

Кровь современных «особенных» ослабела. Не было ничего необычного в том, что они не понимали этого языка. Но мать Шэн Линъюаня была принцессой демонов, и в его жилах текла по крайней мере половина демонической крови. В воспоминаниях духа меча Дань Ли учил Его Высочество русалочьему языку, но он никогда не учил его языку клана демонов, потому что Шэн Линъюань уже его знал!

Но ведь тогда он не был для Его Величества чужим? Как так вышло, что он замялся, услышав вопрос Ван Цзэ?

Сюань Цзи обладал хорошей интуицией. Это мимолетное сомнение показалось юноше крайне важным, и он тут же захотел отыскать Шэн Линъюаня, чтобы самолично расспросить его об этом.

Сюань Цзи вернулся в больницу и обнаружил, что все вещи, сданные им ранее на хранение, так и остались нетронутыми. Его божественное сознание охватило всю территорию здания, но он так и не смог обнаружить ни волоска Шэн Линъюаня. Затем он отправился в гостиницу, где филиал разместил невредимых коллег, и выяснил, что Его Величество и вовсе никогда там не появлялся. Он даже навестил ресторанчик, который Шэн Линъюань сделал знаменитым, но и там его тоже не было.

Полагаясь на собственные крылья, Сюань Цзи перевернул с ног на голову весь Юйян. С полудня и до полуночи он искал Шэн Линъюаня, но тот испарился, как роса на ветру. Когда ему нужно было, он был везде, но, если он не хотел показываться на глаза, он мог исчезнуть в любую минуту и его не так-то просто было отыскать.

Сюань Цзи нашел самое высокое здание, опустился на его крышу и сел на ограждение. Юноша вспомнил, каким было лицо Шэн Линъюаня в допросной, и подумал о том, что у него, вероятно, снова разболелась голова. Сюань Цзи даже представить себе не мог, насколько сильной была эта боль, ведь Его Величество никогда не хмурился. Пусть с трудом, но он всегда сохранял свое обычное спокойствие.

Если бы он страдал от невыносимых мук… Сюань Цзи сидел на крыше здания и думал: «Куда бы я тогда направился?»

Если бы ему пришлось залечивать незначительные травмы или справляться с болезнью, он бы вернулся в свою съемную квартиру в Юнъани, заперся бы в комнате и свернулся калачиком в одеяле, окруженный лишь его собственным дыханием. Но если бы рана была серьезной, он бы вернулся домой, на дно долины Чиюань. Дно долины было местом, где он родился. И когда-нибудь оно станет местом, где он умрет. Это его родина и его пристанище. Там он чувствовал себя в безопасности.

Но… куда мог направиться Его Величество, желая скрыться от людей и света?

Сюань Цзи хотел как можно скорее найти выход из сложившейся ситуации. Он включил мобильный телефон, вошел в свою учетную запись и приобрел целую базу данных, состоявшую из научных работ об императоре У, и тут же принялся тщательно их изучать.

Пробежавшись по стопке оплаченных книг, Сюань Цзи быстро понял, что все напрасно: в литературных источниках говорилось, что, после объединения страны, император У никогда не покидал дворца, за исключением ряда срочных проверок. Но настоящий дворец Дулин был разрушен войной, разразившейся две тысячи лет назад. Нынешняя реконструкция была всего лишь туристической достопримечательностью, построенной по представлениям будущих поколений.

Его второй родиной был Дунчуань. Однако, так сложилось, что из-за удара мифриловой пушки курган шаманов скоропостижно утонул.

У Его Величества не было ни потомства, ни родственников.

Внезапно, Сюань Цзи осознал, что в этом мире попросту не было такого места, где Шэн Линъюань мог бы остаться наедине с собой. Кроме Большого каньона Чиюань, готового вспыхнуть в любой момент. В этой жизни Его Величество был всего лишь случайным прохожим.

Душу юноши тут же затопила печаль, и Сюань Цзи почувствовал, что его сердце вот-вот вырвется из груди.

Вдруг, откуда-то издалека донесся глухой раскат грома. Сюань Цзи поднял голову и увидел, как над морем сгущаются грозовые тучи. Он наблюдал за тем, как в свинцовом небе метались молнии, будто сомневаясь, куда им стоит ударить… Похоже, все это происходило ровно над тем местом, где находилась разрушенная гробница гаошаньского принца.

Сюань Цзи тут же схватил свой мобильный телефон и проверил прогноз погоды — следующие три дня в Юйяне должны были быть солнечными.

Такое странное явление могло быть вызвано лишь… Сюань Цзи расправил крылья, взмыл в небо и полетел прямо к морю.

Город находится в прибрежном районе, и в порт постоянно приходили и уходили рыбацкие лодки и грузовые суда. Потому сотрудники юйянского филиала быстро справились со своей работой. Все собранные в море трупы и реликвии следовало запечатать и отправить на хранение. Теперь местные воды были «чисты», и главные силы покинули эти места. Волны покачивались от каждого дуновения ветерка, и ничего вокруг больше не напоминало о случившимся. Кроме собравшихся над головой грозовых облаков. Это было довольно жуткое зрелище.

На этот раз с Сюань Цзи не было представителей водного класса, потому он попросту произнес несколько слов на ломанном русалочьем языке, а после позвал Его Величество по имени, пытаясь отследить его местоположение.

— Шэн Сяо.

Море не реагировало, и шум волн с легкостью заглушал его голос.

Странно.

Сюань Цзи нахмурился. Однажды ему уже удалось отыскать человека при помощи русалочьего языка, и это доказало, что с его произношением все было в порядке. Однако, чтобы найти кого-то, нужно назвать официальное имя цели. Имя, которое цель признает. Но неужели из-за того, что он был императором, его именем стал почетный титул?

— Шэн Сяо… Ваше Величество? Ваше Величество император У? Ваше Величество император Цичжэн?

Ответом ему была тишина.

Слова, произнесенные на русалочьем языке, погрузились в море и отозвались далеким эхом. Сюань Цзи долго всматривался в рябь на воде, но так ничего и не увидел. Похоже, то были лишь призраки огромных рыб, сгинувших в пучине века назад. Их обманывали добрую тысячу раз, но даже в тысячу первый они все еще верили, что в мире есть настоящие чувства, и с радостью отзывались на людские мольбы.

Сюань Цзи подождал еще немного, но ответа так и не последовало. Юноша нахмурился. Он достал свой мобильный телефон и принялся перебирать храмовое имя, посмертное, и всевозможные титулы Его Величества невыносимого императора У… но волны оставались безмолвными.

Ушедшие на глубину русалочьи слова, похоже, ответили ему вздохом сожаления.

Говорят, что русалочий язык взывал к человеческой душе. Только у признанного человеком имени могло быть эхо.

Сюань Цзи на мгновение завис над морем. Внезапно, его осенило, и юноша неуверенно пробормотал:

— Шэн… Линъюань.

Его голос стих, и со дна моря донеслось какое-то жужжание, неспешно формируя маленький водоворот.

Сюань Цзи тут же все понял. Он начисто отбросил «Шэн» и просто закричал:

— Линъюань!

Море вздыбилось волнами, и, словно из ниоткуда, появилась стайка маленьких серебристых рыбок. Косяк тут же собрался в огромный рыбий хвост, указывающий юноше прямо на дно.

Сюань Цзи глубоко вздохнул и последовал за рыбками.

Пусть он и не имел благословения водного класса, но он был демоном, и его возможности сильно отличались от возможностей обычных людей. Если ему не нужно было сражаться с кем-то триста раундов подряд, он мог задержать дыхание на целый час.

Стайка серебристых рыбок шла ровно, ни на миг не разделяясь. Казалось, они очень долго это репетировали. Они двигались плавно, и ни одно их движение не казалось резким или грубым. В эту беззвездную и безлунную ночь, они, словно призрак древней русалки, указывали Сюань Цзи путь.

Говорят, что, когда водолазы ныряют на глубину, они могут видеть различные галлюцинации из-за изменения состава вдыхаемого ими воздуха. Но Сюань Цзи не был человеком, ему не нужно было дышать, поэтому с ним не должно было этого случиться. Но, может быть, морская вода затуманила его зрение, или, может, окружавший его гул русалочьего языка, слишком сильно реверберировал в воде. Но Сюань Цзи вдруг показалось, будто он медленно погружается в транс.

Кто-то прошептал ему на ухо:

— Ты родился клинком, но теперь ты свободен. Не спеши и не забывай о своей цели. Не становись рабом своих увлечений. Если будешь совершенствоваться, то уже через пятьдесят лет сможешь создать себе истинное тело3. Разве не лучше путешествовать по миру самому? Куда ты хочешь пойти? Чем хочешь заняться? Оставь веселые деньки в прошлом. Если хочешь лениться, лучше подумай о своем будущем. Чего ты хочешь добиться?

3 真身 (zhēnshēn) — истинное тело (феномен нетленного тела святых монахов в даосизме и буддизме).

— … Я хочу быть русалкой? — ответил его собственный голос.

— Кем? — собеседник, казалось, удивился, но вскоре улыбнулся и сказал. — Тогда тебе придется перестать быть птицей и превратиться в рыбу. Думаешь, ты как Кунь или Пэн4? Если хочешь поиграть в море, просто скажи, что хочешь поиграть в море. Какая еще русалка?

4 см. 53 главу.

Дело не в том, что он хотел в море, а в том, что русалки могли испытывать глубокие чувства. Ему казалось, что он просто трус, что он никогда не осмелится рассказать возлюбленному о том, что у него на сердце, поэтому он поспешно прервал собеседника:

— Я просто хочу побывать в море. Я слышал, что там живет огромный краб. Он больше чи в высоту… Ох, ты… Тебе вообще не нужно это понимать. Почему бы тебе не признать, что я просто оговорился и не сделать вид, что ничего не произошло? Или ты только кажешься таким умным?

Но его собеседник, казалось, что-то почувствовал. Он не стал как всегда ссориться с ним. Он погладил меч тонкой мозолистой рукой и с минуту помолчав, вдруг произнес:

— Твое истинное тело — божественная птица Чжу-Цюэ. В будущем, если будешь совершенствоваться, у тебя на спине вырастут два крыла, и ты сможешь вихрем взмыть в небо. Я надеюсь, что ты будешь свободен от бремени и сможешь улететь за десять тысяч ли отсюда… Русалки приносят несчастья. Нельзя говорить все, что у тебя на уме. Ты уже должен это понимать, Сяо Цзи.

Имя «Сяо Цзи» почти оглушило Сюань Цзи. Он был потрясен. Забывшись, юноша попытался вдохнуть и едва не наглотался воды.

Сюань Цзи использовал все свои конечности, чтобы стабилизировать свое положение, и вновь задержал дыхание. И только теперь он обнаружил, что рыбы вели его к руинам гробницы принца Вэй Юня.

Механизм гробницы был сломан, а основное строение разлетелось на куски, но, в конце концов, его площадь была огромна, чуть поодаль уцелело несколько проходов. Рыбий косяк внезапно распался, и призрак русалки исчез. Сюань Цзи увидел в одном из проходов черный туман.

Некоторое время юноша все также плыл вперед. Он весь замерз, температура воды вокруг резко упала.

Дрожа от холода, Сюань Цзи протянул руку, смахнул повисшие над головой водоросли и увидел, что проход покрылся льдом.

Внутри лежал знакомый человек.

В этом привычном и одновременно чуждом мире ему некуда было идти, потому он собственноручно создал себе ледяной гроб в самом темном и самом недоступном месте подводной гробницы, там, куда не проникал солнечный свет.

Будто только в гробу он и мог заснуть.