— Так, так, так! — деловым тоном возгласил старший Тогнар, хлопнув ладонями по столу, и развернул полученную этим вечером карту. — Посмотрим!
Этрэн, не испытывающий ни малейшего энтузиазма, беззвучно вздохнул, с тоской оглядывая чётко обрисованный свечным светом профиль друга: на лице его читалось выражение самое предприимчивое, горящее холодным азартом хищника, усмотревшего свою жертву.
К досаде Тогнара, смотреть на Кесе было особо не на что. Центром его жизни был южный порт, где стоял графский замок и велась морская торговля. Остальные мелкие поселения, разбросанные в основном по побережью, не представляли решительно никакого интереса.
Со всей очевидностью было ясно, что Грэхард во время своего визита ограничится лишь портом, и единственный путь, который он там проделает, окажется от корабля в замок и из замка на корабль.
Тогнар, впрочем, не смутился таким положением дел, а подошёл к вопросу весьма креативно: решил устроить мозговой штурм. Это приём не раз его выручал: высказывая в режиме потока предложения и предположения даже самые бредовые, он нередко набредал так на толковые идеи.
— Записывай! — деловито велел он Этрэну, и принялся перечислять возможные способы покушения на владыку — все, какие только приходили ему в голову.
Первый десяток касался того, как подловить Грэхарда во время его короткого переезда — их сам Тогнар полагал маловероятными, потому что уж тут-то охрана точно будет начеку. Однако Этрэн, всё так же беззвучно вздыхая, послушно записывал всех фанатиков с кинжалами, лучников на крышах, подкопанные по дороге ямы и даже заранее подготовленную стаю рассвирепевших степных волков, нарочно изловленных в окрестностях Аньтье и привезённых к нужному месту — к этому пункту фантазия Тогнара уже несколько выдохлась.
Ещё три десятка способов касались пребывания владыки в замке, и тут в ход пошла как старая-добрая отрава в свечах, подготовленных для покоев знатного гостя, так и очаровательные служанки с кинжалами под юбкой, бешеные собаки, вовремя выскочившие из-за угла, поддельные вассалы, вместо клятвы верности приносящие оспу, и некоторые другие, впрочем, вполне банальные и известные истории способы извести недруга, запершегося в каменном мешке.
Наконец, Тогнар перешёл к способам, особенно, видимо, импонирующих ему: возможности подловить владыку на море, как в момент причаливания-отплытия, так и на подходах/отходах к острову. Морские манёвры, очевидно, более всего манили заговорщика тем, что роднили его с его славным предком.
Таким образом, когда список Этрэна перевалил через полсотни, Тогнар почувствовал себя более или менее удовлетворённым, однако бездействие друга — он не предложил ни одного варианта — изрядно его задело, поэтому он не мог обойтись без демонстрации своей обиды. Показательно вздохнув, он тоном человека, который проделал отличную работу, заключил:
— Что ж, возможно, мы уже не успеем подготовить все…
— Все? — не заметив подвоха, осторожно уточнил Этрэн, вглядываясь в особенно поразивший его пункт с организацией в прибрежных водах Кеса ложных рифов, на которые можно будет насадить корабль владыки.
Выхватив у друга лист, Тогнар вчитался в него, поморщился, вычеркнул те самые рифы, подумав, вычеркнул и стаю степных волков, а также ещё пяток наиболее фантастических планов.
— Если ты надумал брать не качеством, а количеством, — спокойно заметил Этрэн, который и остальные пункты полагал не менее фантастичными, — то стоит обратить внимание на то, что уже после первых попыток его служба безопасности развернёт его корабль обратно в Ньон. Во избежание.
Здесь сложно было найти возражения, поэтому, сосредоточенно перечитав составленный опус, Тогнар перешёл к рациональному рассмотрению наиболее перспективных, с его точки зрения, идей.
С четверть часа Этрэн слушал его измышления; потом не выдержал и отметил:
— Тэн, ты это так планируешь, будто бы мы собираемся организовывать покушение в окрестностях Аньтье. Но мы не в Аньтье, — спокойно отметил он очевидное. — Мы не знаем Кес, и у нас нет там людей.
Тогнар поморщился. Придвинув к себе карту, он мрачно уставился на неё — как будто бы карта могла дать подсказку, как бы найти на Кесе своих людей.
С тоской понаблюдав за мучениями друга — они весьма отчётливо отображались на его лице, — Этрэн, до того твёрдо планировавший держаться максимально в стороне и всячески остужать пыл заговорщика, всё же включился в дело:
— Вообще, Милдар советовал мне посетить торжественную часть…
Тогнар поднял на него заинтересованный взгляд.
Анджелия — точнее, западная её часть, со столицей и Филопье, — конечно, отнеслась к новому завоеванию Грэхарда в высшей степени негативно, и уже слала официальные ноты протеста и прочие политические изъявления недовольства. Однако у Аньтье, благодаря торговле Этрэна и политике Тогнаров, была с Ньоном крепкая связь. С точки зрения укрепления этой связи было бы нелишним, если бы представитель Аньтье — то бишь, сам Этрэн, — действительно, лично принёс повелителю Ньона свои поздравления.
С полчаса они обсуждали потенциал покушения на таком вот официальном приёме — но по всему выходило, что затея такого плана обречена на провал. Служба безопасности не дремала; никто не позволил бы анжельским купцам являться на такой приём с чем бы то ни было, похожим на оружие.
Можно, конечно, было попробовать передать какой-то отравленный подарок — но и там, ясное же дело, любую вещь сто раз проверили бы, прежде чем отдавать владыке. Да и найди ещё вещь, которая попадёт ему непосредственно в руки!
Так и не придя к консенсусу, заговорщики решили всё же исследовать карту подробнее: возможно, получилось бы задействовать какие-то внутренние ресурсы и особенности острова?
Из примечательных вещей на Кесе были обнаружены: скалистые мысы — пять штук, реки — две штуки, горы — одна гряда, горная обитель — в единственном экземпляре.
— Проэйты [1], что ли? — удивлённо переспросил Этрэн, наткнувшись на то, что Илмарт посчитал языческим монастырём.
— В самом деле? — заинтересовался Тогнар, вглядываясь в подписи. — И что они только на Кесе забыли? — удивился он, но тут же сам себе ответил: — Впрочем, должно быть, ещё с имперской эпохи [2]… Нет, — отмахнулся он, — с проэйтов нам толку не будет.
Соглашаясь с этим выводом, Этрэн кивнул. Проэйты, определённо, не стали бы участвовать ни в каких заговорах. Они были, если можно так выразиться, добром без кулаков — квинтэссенцией миролюбия и незлобивости. Концепция «убить одного дурного человека, чтобы он перестал творить дурное», совершенно точно, была им в высшей степени чужда.
— Впрочем, — постучал Тогнар пальцами по карте, о чём-то задумавшись, — давай-ка завтра сходим разузнаем.
В столице, конечно, находилось довольно много представителей этого ордена, так что можно было попытаться разжиться информацией об их собратьях на Кесе.
На другой день они нанесли визит одной бодрой и милой старушке. Бабулька под девяносто лет совсем не выглядела дряхлой. У неё было доброе и чистое лицо с сияющими тихой радостью глазами — собственно, вычислить проэйта в толпе можно было именно по таким лицу и глазам, это было их «профессиональной» чертой.
— Да-да, дорогой господин Тогнар, — весело кивала она, узнав, в чём суть вопроса. — Обитель на Кесе, в самом деле, существует уже несколько столетий, — она вполне свободным и быстрым шагом подошла к книжному шкафу в своей гостиной и без долгих поисков вытащила оттуда достаточно толстый том. — Она, в основном, известна своими прекрасными травниками, — том лёг на столик перед гостями.
Раскрыв его, Тогнар с уважением присвистнул. Это оказался тот самый травник, и сделан он был с восхитительной любовью к деталям. Сложно было бы определить сходу, что вызывает больше восхищения у смотрящего на его страницы: детальные красочные иллюстрации — или каллиграфически выведенные чёткие строки.
После друга книгу полистал Этрэн, тоже весьма проникшийся уровнем проделанной работы — информация о свойствах и способах применения растений явно собиралась с той же дотошностью и тщательностью, как и рисовались иллюстрации, и выводились буквы.
— Университетский уровень! — вынес он вердикт.
В самом деле, справочник такого рода сделал бы честь любому университету.
Старушка мягко рассмеялась — старческое дребезжание лишь слегка портило этот звук — и с такой гордостью, будто лично основала обитель, отметила:
— Сделано женскими руками, дорогой господин Дранкар, — и не без ехидства отметила: — То, что университеты не желают принимать женщин, не означает, что у нашего пола не хватает ума на такие вот маленькие чудеса.
Среди проэйтов были представители обоих полов, но, как выяснилось, интересующая их обитель была именно женской, и долгие века специализировалась именно на сборе и анализе информации о свойствах растений.
Тогнар заметил, что сведения эти взволновали Этрэна; хотя он и продолжил любезный разговор, машинальным жестом он свёл ладони перед собой домиком, ударяя мелкими пружинистыми движениями подушечками пальцев друг о друга.
— Что такое? — с любопытством спросил Тогнар, едва они вышли от старушки.
— Дома! — отмахнулся Этрэн, и пришлось любопытство укротить.
Лишь добравшись до кабинета и убедившись, что их никто не может слышать, Этрэн, нервно расхаживая туда и обратно, поделился:
— Ты знаешь, я не придал этому значения раньше, но Милдар говорил, что Сэнь едет с ними.
Сэнь была дочерью умершего не так давно кармидерского профессора, которую Этрэн, по совету только-только бежавшего из Ньона Дерека, рекомендовал через Милдара Эсне. Молодая женщина активно включилась в образовательные проекты солнечной госпожи — в частности, сперва преподавала в той самой школе для девочек, которую организовала Эсна, а позже перешла в более крупный проект.
Однако, несмотря на активное участие Сэнь в этих делах, она не входила в свиту солнечной или в число её близких друзей, и уж тем паче никакого отношения не имела к свите Грэхарда, поэтому не было ни одной причины для неё ехать на торжества на Кесе — и даже были причины не ехать, поскольку её длительное отсутствие было для проектов Эсны нежелательно.
Милдар, однако же, писал со всей определённостью, что Сэнь на Кесе будет — он полагал это важным аргументом для Этрэна, поскольку Этрэн был старым другом её отца и питал к ней тёплые родственные чувства. На момент получения письма купец не обратил особого внимания на эту информацию — он склонялся к тому, чтобы не ехать, поскольку здоровье его требовало теперь длительного отдыха. Однако, узнав, что на Кесе есть женская обитель, которая несколько веков занимается проектом, который без всяких допущений можно и нужно было назвать научным, Этрэн подумал, что обитель эта не могла не заинтересовать Эсну, и что, видимо, она едет на Кес с Грэхардом — в сопровождении Сэнь как консультанта.
Поделившись своими соображениями с другом, Этрэн нашёл полное согласие с его выводами. Эсна, определённо, планировала поездку на Кес с целью изучения тамошнего образовательного опыта.
Вопрос был в том, будет ли владыка сопровождать её?
Основным доводом «за» служила мания контроля Грэхарда: скорее всего, он предпочёл бы сам убедиться, что его жена благополучно достигла своей цели и занимается именно тем, чем планировала.
Доводом против служила параноидальность: лишняя поездка делала владыку более уязвимым.
— В конце концов, — заключил получасовые дебаты «поедет или нет» выводом Тогнар, — мы можем выкрасть солнечную и выманить его на неё!
Идея была, в общем-то, здравая, но Этрэн задал вполне разумный в такой ситуации вопрос:
— И кто красть-то будет, ты, что ли?
Тогнар посмотрел на него как на идиота.
Затем для выразительности постучал себя костяшками пальцев по лбу и почти по слогам ответил:
— Как — кто? Те, кому мы сольём информацию.
Этрэн выразительно поднял брови, изображая лицом вопрос.
Тогнар закатил глаза.
— Не сами же мы будем в это лезть! — раздражённо ответил он. — У него и без нас врагов хватает.
Присев за стол, Этрэн подпёр подбородок ладонями и с видом совершенно невинным уточнил:
— И как ты это собираешься провернуть, друг мой?
В глазах Тогнара загорелся предвкушающий азарт.
— Начнём со списка его врагов, разумеется!
— Разумеется! — возвёл глаза к потолку Этрэн.
Впрочем, составление списка его весьма увлекло, и следующий час друзья провели весьма занимательно, обсуждая актуальную политическую обстановку и оценивая взгляды общих знакомых с точки зрения их лояльности или враждебности к ньонскому владыке.
— Проще всего, конечно, связаться с Руэндирами… — задумчиво почесал бороду Этрэн, когда список, наконец, был составлен.
Его торжественно возглавляли несколько ньонских князей, находящихся во враждебных отношениях с владыкой. Из них самые тесные связи у Этрэна были именно с Руэндирами — они вели совместные торговые дела.
— С ума сошёл? — незамедлительно остудил его Тогнар, и сурово напомнил: — Не светиться!
Если уж вы планируете расправиться с вашим врагом чужими руками — в самом деле, стоит предпринять все меры предосторожности для того, чтобы никто и никогда не узнал, что вы имеете к делу хоть какое-то отношение.
— Слушай, я не мастак в заговорах, — открестился Этрэн, хлопнув ладонью по столу. — У меня нет ни одной идеи, как донести наш план до заинтересованных лиц, при этом не засветившись самим!
Тогнар пожал плечами. У него таких идей тоже не было, но он не видел в этом никакой проблемы.
— Сейчас сообразим! — оптимистично провозгласил он, доставая из буфета красивую тёмную бутылку.
Коньяк оказался весьма хорош, но к разгадке он их ни на каплю не приблизил: как они ни обсуждали персон из их внушительного списка, придумать, как бы разыграть их втёмную, у них не получалось.
В какой-то момент дискуссия окончательно заглохла.
Откинувшись в кресле, Тогнар медленно попивал коньяк. Сосредоточенное лицо его говорило, к сожалениям Этрэна, о том, что от своей идеи он просто так не отступит. Пожалуй, Этрэн бы даже поставил на то, что сама сложность задачи уже стала стимулом пытаться её решить. Слишком красивая получилась бы комбинация: захватить влияние в Кармидере руками брата Райтэна, вытащив того сперва из-под влияния Михара тем, что устранить лицо, сам факт существования которого позволял бы шантажировать Дерека. Дополнительные трудности — то, что лицо это было в высшей степени влиятельно, параноидально и защищено, и то, что устранить его следовало чужими руками, никак не замешавшись в процесс, — наверняка лишь подогревали азарт Тогнара.
С некоторой внутренней грустью Этрэн был вынужден признать, что и его самого захватывает азарт того же рода. Признание это вызвало у него тяжёлый вздох, который он решил забить коньяком — до этого он лишь слегка пригубил для проформы, потому что опасался, что на две выпившие головы они с Тогнаром пойдут вразнос.
Вкус коньяка оказался неожиданно знакомым.
Этрэн сделал ещё глоток.
Прищурился на бутылку.
— Откуда у Рийаров этот коньяк? — подозрительно озвучил он своё недоумение.
Совершенно не разобрав, откуда возник такой вопрос, Тогнар принюхался. Коньяк, конечно, был хорош, но это всё, что он мог о нём сказать.
— Кто-нибудь подарил, должно быть! — пожал он плечами равнодушно.
Этрэн хмыкнул и щёлкнул по своему бокалу. Янтарная жидкость пошла красивыми волнами, играя отражением свечного огня по стеклянным граням.
— Это коньяк Кьеринов, — объяснил, наконец, своё недоумение Этрэн. — И на экспорт они его не продают. — Хищно оскалился и добавил: — Если официально.
Лицо Тогнара просветлело пониманием.
— Контрабанда-а! — с большим воодушевлением протянул он и вскочил.
— Да погоди, ночь на дворе, — со смехом махнул рукой Этрэн. — Завтра поищем концы.
Если в столице Анджелии обнаружен контрабандный товар производства одного из князей ньонской оппозиции — где-то должны были существовать неофициальные каналы связи, и самый кончик такой связи уже находился в их руках — если Рийары, конечно, припомнят, откуда взялся именно этот коньяк.
Проэйты — духовный орден в рамках религиозной философии Великого Пламени, широко распространённый в Анджелии и весьма известный своими филантропическими проектами за её пределами.
Анджелия не всегда была демократической страной в известных нам границах. В древние времена она представляла собой весьма воинственную империю, в период своего рассвета занимавшую всё побережье Многоземного моря и расположенные в нём острова.