В поисках солнца (СИ)

7. Какое у Райтэна сердце?

Райтэну было свойственно внутреннее благородство характера. Он бывал одинаково искренен и в дружбе, и во вражде, и в безразличии, и всякое притворство ему претило до такой степени, что он не смог освоить даже банальных светских навыков базового лицемерия, называемого для красоты «вежливостью». Это отталкивало от него людей глупых и недалёких; зато те, кто понимал, из какого источника растёт его бесцеремонность, ценили его особенно высоко.

Райтэн был слишком свободолюбив, чтобы обижаться: обида связывает тебя, давая обидчику власть над тобой.

Райтэн был слишком горд, чтобы чувствовать боль, когда его предают: страдать из-за действий недостойного человека он почитал унизительным.

Таким образом, не имея сил признать перед самим собой, что ему и больно, и обидно, он ударился в избегание проблемы.

Первые два дня по дороге в Брейлин Дерек выслушивал лихорадочные, но достаточно адекватные планы по тому, как бы всё же перебраться в Северную Анджелию, и открыть там торговую сеть с базами на постоялых дворах. Эти речи ещё более или менее соответствовали характеру Райтэна, поэтому Дерек просто поддакивал, проводил предварительные бухгалтерские расчёты и вносил коррективы вроде: «А если топить не дровами, а нашим же каменным углём, то мы здорово сэкономим!»

Однако через два дня, вдруг и как-то без перехода, Райтэн заявил, что, пожалуй, желает поступить на службу к райанскому королю. Пассаж этот был крайне неожидан, и Дерек, с трудом уловив суть идеи, довольно вяло согласился, что, мол, ему весьма по душе райанская кухня, так что почему бы и нет.

К сожалению, на этом Райтэн не остановился: ещё через пару дней, задумчиво вглядываясь в небо, он вдруг заявил, что хочет пойти по стопам своего горячо любимого и уважаемого предка и податься в пираты. Дерек чуть не поперхнулся от неожиданности, но послушно поддержал тему, заявив, что морская жизнь пришлась ему вполне по нраву, и предложив начать с захвата корабля Этрэна — мол, им как раз подойдёт.

Пиратские планы, впрочем, вскоре тоже были оставлены, и уже на подъездах к Брейлину Райтэн вдруг предложил:

— Слушай, а давай вернёмся в Даркию, а?

Дерек поморгал с недоумением: из них двоих глагол «вернуться» в этом контексте подходил только ему.

— Там прекрасная природа, да, — однако ж, осторожно поддержал он.

Райтэн некоторое время помолчал, а потом с каким-то подозрением в голосе спросил:

— А что это ты со всем соглашаешься, а?

— В Ньон не вернусь, — моментально отреагировал Дерек и, подумав чуть, добавил: — И в Мариан не хочу. — И, ещё через некоторое время, с опаской: — Слушай, и давай мы не будем пытаться искать Понт, хорошо?

— Хорошо, — безразлично согласился Райтэн, но тут же, к ужасу Дерека, глубоко задумавшийся над этой фантазией.

Брейлин оказался достигнут весьма кстати: кто его знает, не была бы очередной гениальной идеей секретная экспедиция, направленная на поиски таинственного магического острова.

Отец Райтэна обнаружился в кабинете при карьере — занимался бухгалтерией. Дерек немедленно вызвался помочь, и, заграбастав бумаги, устроился в угол, самоустранившись из сцены семейных объяснений.

Райтэн долго ходить вокруг да около не стал, и с самым мрачным выражением лица начал с основного:

— Я тут женился.

Отец приподнял брови, отражая лицом вежливое удивление, сложил ладони домиком перед собой и с некоторой язвительность в голосе уточнил:

— Я так понимаю, поздравления не принимаются?

Райтэн досадливо скривился и закинул ногу на ногу.

— У Тэнь в университете появилась подруга, — принялся рассказывать он более подробно. — Летом мы узнали, что она поступила против воли отца, по фальшивым документам, и отец хочет забрать её из университета.

Старший Тогнар кивнул: пока информация была вполне понятной.

— Я на ней женился, чтобы помешать этому, — с явной досадой в голосе продолжил Райтэн. — Но потом выяснилось… — он скривился совсем уж мрачно и скомкал рассказ: — В общем, они это подстроили. Руби и её отец, — пояснил он, забыв, что имя звучит впервые. — Разыграли дело так, чтобы я за неё вступился.

— Брачная ловушка! — невесть чему восхитился старший Тогнар, выражение лица которого стало весьма весёлым.

Райтэн бросил на него мрачный взгляд, пытаясь выразить мысль: «Нашёл, над чем издеваться!»

Отец махнул рукой — мол, ладно, так и быть, замнём тему, — и уточнил:

— И в чём суть проблемы?

— В тесте, — кисло признался Райтэн. — Это Аренсэн Михар.

Эта информация вызывала у отца заметное удивление.

— Аренсэн Михар из Ан-Фило? — зачем-то уточнил он и задумался.

Веселье его покинуло: интрига такого рода не могла быть безобидной.

— Ладно, — через пару минут озвучил он результат своих размышлений. — Дело и впрямь серьёзное, будем думать. — И деловито уточнил: — Брачный договор привёз?

На этом лёгком вопросе, заданным тоном «само собой разумеется», Райтэн осознал, что является законченным, безнадёжным и неисправимым идиотом.

Потому что он не только не подумал о необходимости договора тогда — он про него и не вспомнил бы вообще никогда, если бы отец сейчас не сказал.

Осознав по выражению лица сына, что никакого договора не существует, старший Тогнар почувствовал глубокое недоумение — поскольку для него было в высшей степени очевидно, что браки между людьми их уровня предполагают обязательное наличие такого договора.

Справившись с растерянностью, кою в нём породило это новое обстоятельство, отец задумчиво протянул:

— Нда. Вот, что бывает, когда человек сбегает из дому, недополучив образование.

Райтэн покраснел как-то пятнами и принялся привычно считать вдохи и выдохи.

— Впрочем, — отец встал и начал расхаживать по кабинету, заложив руки за спину. — В этом есть и моя вина, конечно. Я тогда подумал, что стоит позволить тебе самому набивать шишки… — остановившись у окна, он задумчиво посмотрел в него и отметил: — В самом деле, я полагал, ловить тебя, насильно запирать в Аньтье и заставлять доучиться… неверный метод… — он пожевал губами, глядя не столько в окно, сколько в собственное прошлое.

Там и тогда конфликт сперва казался ему временным. Он думал — сын выкажет независимость, перебесится и вернётся. И лучшее, что он мог сделать — не трогать его. Дать свободно выбирать.

— Да, должно быть, я ошибся, — грустно покивал сам себе Тогнар.

Сидевший теперь к нему спиной Райтэн издал какой-то сдавленный звук.

— Теперь-то уж спохватываться поздно, — отметил очевидное отец, оборачиваясь и разглядывая неестественно-прямую спину сына. — Но, по-хорошему, Тэн, мне бы сейчас стоило отойти в сторону и оставить тебя самому разбираться в той каше, что ты заварил.

Райтэн, сидя так прямо, словно кол проглотил, опустил голову, ощущая каждую новую фразу отца как очередной удар. Он знал, что отец говорит вещи справедливые, и что, раз уж он заявил когда-то, что хочет быть независимым и хочет сам решать, как ему жить, то и в тех ситуациях, когда у него возникают проблемы, он не должен ждать, что ему помогут. Это так не работает. Если ты уходишь из семьи — ты теряешь и её поддержку тоже.

Проблема была не в этой логической справедливости, а в том, что отец — Райтэн был уверен — не оставит его теперь без своей помощи; но прежде, чем эту помощь ему окажет, непременно пройдётся сперва по всем его грехам, заставив почувствовать себя полным ничтожеством.

Райтэн знал, как это работает, не раз оказывался под огнём отцовской язвительности, научился закрываться от неё и сохранять если не безразличие, то хотя бы чувство собственного достоинства; и всё же он не имел никакой возможности действительно защитить своё сердце: каждое слово отца ранило его глубоко и мучительно.

Задумчиво поразглядывав его затылок, отец продолжил:

— Проблема в том, Тэн, что, как бы тебе того ни хотелось, ты не сам по себе какой-то Райтэн. Ты Райтэн Тогнар, — сделал он акцент на фамилии. — И то, что ты делаешь, влияет не на одного тебя.

Под этими словами, как под настоящим ударом, спина Райтэна ссутулилась. Его самого больше всего мучила мысль, что он своим неосмотрительным поступком подвёл семью, и выдержать груз вины теперь у него не было никаких сил.

Отчаяние его, казалось, можно было пощупать руками, и Дерек, который с самого начала дал себе слово, что не будет вмешиваться в этот разговор, не выдержал. Он не понимал, почему вместо поддержки старший Тогнар устраивает это моральное избиение — и он не считал, что Тэну это избиение может пойти на пользу.

— А! — пробормотал он себе под нос, впрочем, достаточно громко, чтобы его услышали. — Так вот что тебя так мысли об эмиграции одолели!

Хмыкнув, старший Тогнар отвлёкся от разглядывания сына и повернулся к Дереку.

— Даже так? — с любопытством спросил он.

— Увы, мы не смогли выбрать между Райанци и Даркией! — «сдал» Дерек, умолчав, впрочем, про пиратский вариант.

— Ну, это уж в самом крайнем случае, — отмахнулся Тогнар и, усевшись в кресло рядом с Дереком потребовал: — Рассказывайте, Деркэн.

Поскольку Райтэн был явно слишком глубоко погружён в самоуничижение, Дерек взял дальнейшие переговоры на себя, обстоятельно, подробно и качественно изложив свои соображения по поводу сложившейся ситуации.

Старший Тогнар слушал внимательно, время от времени постукивая себя пальцем по щеке. Уложив полученную информацию по полочкам внутри своей головы, он перешёл к обсуждению:

— Ваши версии? — имея в виду, как расшифровывает эту интригу сам Дерек.

Тот смущённо признался:

— Чтобы построить версию, мне нужно бы узнать ответы на два вопроса. Я рассчитывал на вашу помощь в этом деле, — пояснил он и после приглашающего жеста высказал первый: — Как происходят выборы в Парламент?

Старший Тогнар тонко улыбнулся и с лукавыми смешинками в глазах спросил:

— Вы не читали конституцию? Какая жалость! У меня из-за этого могут быть проблемы, ведь это я выдавал вам паспорт!

— Разумеется, читал! — раздражённо возвёл глаза к потолку Дерек. — Именно поэтому у меня и возникли вопросы!

— В самом деле? — весьма довольно усмехнулся его собеседник.

Подавшись к нему, Дерек выгнул бровь и отметил очевидное:

— От Аньтье-то в Парламенте никого нет, ведь так?

Тогнар рассмеялся вполне искренне. В соответствии с конституцией, действительно, в Парламент должны были входить избранные делегаты от стратегически важных анжельских городов — к коим Аньтье, бесспорно, принадлежал.

— Зато есть некий господин Риайр, — мечтательно отметил Дерек, глядя в потолок. — Удивительно молодой! Лет двадцать ему, да? — с усмешкой поинтересовался он у Тогнара.

— Ваши версии? — повторил тот, имея теперь в виду вопрос с Парламентом.

Дерек пожал плечами и как само собой разумеющееся предположил:

— Места не столько выборные, сколько наследственные?

Весьма довольное лицо Тогнара можно было расценить как подтверждение.

— Тогда в продолжение первого вопроса, — развил свою мысль Дерек, — как вы расцениваете шансы господина Михара стать членом Парламента?

Тогнар неопределённо помотал в воздухе рукой и ответил:

— Весьма высокие, всё-таки не всё настолько… жёстко, как может показаться. Туда можно пробиться, но, — отметил он, — тестю Тогнаров, конечно, будет проще.

Дерек зараскачивался на стуле, обдумывая информацию.

— Второй вопрос? — поторопил Тогнар.

Устроившись ровно, Дерек взглянул на него остро и озвучил:

— Кому подчиняется Аньтье?

— Правительству Анджелии, разумеется, — со смехом ответил Тогнар.

— Разумеется! — хмыкнул Дерек, разглядывая собеседника в упор с почти исследовательским интересом.

Тот ответил весёлым взглядом и поинтересовался:

— Откуда у вас, вообще, возникли сомнения?

Дерек откинулся на спинку стула и язвительно произнёс:

— Даже не знаю! — затем фыркнул: — А ничего, что в Аньтье власть передаётся по наследству, тогда как по конституции этого быть не должно, и правительство Анджелии, — выделил он голосом, — выступает гарантом защиты конституционных прав жителей самим выбирать местных правителей.

— Ба! — приподнял брови Тогнар. — Кто говорит о наследственной власти? Я был законно выбранным правителем Аньтье, — гордо выпятил грудь он. — Как и мой сын!

В глазах Дерека засветились лукавые смешинки.

— Да-да, — легко согласился он. — И правителя Жона не вы назначили?

Тогнар нарисовал на лице пафосное выражение и возразил:

— Это было свободным волеизъявлением народа Жона!

— Сколько угодно, — сделал отметающий жест рукой Дерек. — Меня волнует, почему Парламент всё устраивает.

Тогнар пожал плечами и озвучил очевидное:

— А как Парламент может выразить своё недовольство? Гражданской войной? — выгнул он бровь.

— Что возвращает нам к тому, — отметил Дерек, — что быть тестем Тогнаров выгодно, если вы не хотите гражданской войны.

Они помолчали, обдумывая возможные планы противника.

— Всё ведь было обставлено так, — наконец, уточнил Тогнар, — чтобы Тэн ввязался в дело добровольно, да?

— Пожалуй, — согласился Дерек.

— И эта женщина… Руби? — припомнил Тогнар. — Вы хорошо знаете Тэна. Как вам кажется, это его типаж?

Дерек снова зараскачивался на стуле, задумчиво начав перебирать:

— Умна, с сильным дерзким характером, при этом демонстрировала доверчивую открытость… Прекрасное воспитание, но не зациклена на манерах. Да, — вынес вердикт он, подумал ещё и дополнил: — Если бы я выбирал из общих знакомых женщину, которая могла бы более всех других увлечь Тэна, то Руби была бы второй… если не первой, — перебил он сам себя, задумываясь всё глубже и явно пытаясь взвесить, что для друга является принципиальным в таких вопросах и как расставить его приоритеты.

— В самом деле? — вдруг язвительно вмешался в разговор Райтэн, подходя и нависая над Дереком, сложив руки на груди.

— Ещё скажи, что нет, — поднял на него удивлённые глаза тот.

Райтэн досадливо скривился, потом поинтересовался:

— И с кем же она соперничала за первое место?

— С Олив, — отмахнулся от него Дерек, раздумывая явно о другом.

Лицо Райтэна закаменело.

— Се-Стирен? — наконец, с гневом и досадой переспросил он. — Ты считаешь, что я мог бы сойтись с этой чокнутой?! — неожиданно распалился он, взмахнув в воздухе рукой. — Я совсем псих, по-твоему?

Удивление Дерека стало ещё более глубоким и искренним.

Дождавшись, когда Райтэн отбушует, он аккуратно поинтересовался:

— Разве тебе не нравится Олив?

Ему казалось, что между ними двумя существует определённо сходство, которое и выливается в весьма пылкие перепалки при каждой встрече, что, как он думал, можно рассматривать как признак живого глубокого чувства.

Отобразив лицом все глубины своего возмущения, Райтэн ответил:

— Она интересна, конечно, но, Дер!.. — впрочем, так и не озвучив причин, по которым его оскорбляет само предположение, что ему могла бы нравится Олив, он лишь махнул рукой, отметая разговор.

— Если вы закончили, — весело вмешался в дело старший Тогнар, лукаво блестя глазами, — то, пожалуй, резюмируем: предполагалось, что Тэн влюбится и будет играть на руку Михарам, так?

Друзья кивнули: Дерек сосредоточенно, Райтэн раздражённо.

— Соответственно, — продолжил отец, — и мы, и Рийары играли бы на стороне Михара, потому что он — семья Тэна. А Тэн, пусть и балбес, — бросил он на сына недовольный взгляд, — но весьма любимый нами балбес.

Райтэн снова покрылся красными пятнами смущения и стыда. Он совершенно не верил сейчас в те слова, которые говорил отец. Точнее, в часть с балбесом, конечно, верилось легко. А вот любимый…

Сердце Райтэна сжалось от мучительной потребности знать, что он всё-таки любим отцом, даже если и ведёт себя в высшей степени безалаберно. Он ужасно хотел, чтобы отец любил его таким — никудышным наследником, дерьмовым интриганом, резким на слова и быстрым на поступки, порою совсем необдуманные. Он упрямо сжал челюсти, борясь с этой потребностью, пытаясь задушить её в корне.

Отец вгляделся в него с некоторым беспокойством, но неверно расценил, к чему относится выражение упрямства, и поэтому воскликнул:

— Согласись, в этот раз ты превзошёл сам себя!

Лицо Райтэна после этого восклицания так переменилось, что на него, решительно, невозможно было смотреть.

«Мне насрать, что я опять его разочаровал», — повторял он внутри себя снова и снова, но от многократного повторения слова эти всё равно не становились правдой.

Ему было не всё равно, как он ни старался убедить себя в обратном.

Дерек, заметив, как сжимаются кулаки друга, отложил бумаги, в которых копался скорее машинально, встал рядом с Райтэном, с некоторым укором посмотрел на старшего Тогнара и отметил:

— У Тэна сердце героя. Он не может стоять в стороне, когда видит несправедливость или мерзость.

Весёлый взгляд отца перешёл с Дерека на Райтэна. Разглядев новое выражение лица последнего, отец со смешком сказал Дереку:

— Да он теперь загорится, кажется.

Тот в тревоге обернулся на друга и испугался совершенно багровому цвету его лица. В самом деле казалось, что кожа, того и гляди, загорится.

— Сердце — это прекрасно, — тихо сказал старший Тогнар, тоже вставая и закладывая руки за спину. Покачавшись с пятки на носок, отметил: — Ещё бы мозги не терять…

С каким-то досадливым, раненым стоном Райтэн резко развернулся и летящим шагом покинул кабинет.

Отец и Дерек задумчиво посмотрели ему вслед.

— Перебор? — с сомнениями в голосе спросил Тогнар, осознав, наконец, что что-то делает не так.

— Вы всё пытается его воспитывать, господин Тогнар, — сложил руки на груди Дерек, с тревогой глядя на захлопнутую дверь. — Но он давно не ребёнок, и сам всё понимает. Ему и без вас было стыдно и скверно, — он обратил на собеседника взгляд, полный тихим укором.

Он больше ничего не сказал; но этот мягкий, незлобный укор был хуже любых слов. Под этим взглядом Тогнару показалось, что он только что упустил что-то важное, что-то неизмеримо ценное — куда важнее любых политических интриг и куда ценнее любых родительских уроков.

Перед глазами у него вдруг встала ссутулившаяся спина Райтэна; ему сделалось и неловко, и стыдно.

Дерек вздохнул и отвёл глаза. Взялся за ручку двери — догонять друга — но на пороге вдруг обернулся. Он смотрел Тогнару прямо в глаза — и тот вдруг кожей ощутил, что сейчас услышит что-то чрезвычайно страшное.

— Я так и думал, — раздумчиво промолвил Дерек, словно препарируя собеседника взглядом, — что он всю жизнь не чувствовал, чтобы его любили.

И вышел.

Оставив Тогнара переживать одни из худших минут в его жизни.