В поисках солнца (СИ)

6. Как понять, кем для тебя является человек?

Следующие несколько дней прошли мирно и радостно. Олив ещё было больно вставать, поэтому в основном все проводили время в их с Райтэном спальне — сперва выходя, когда нужно было покормить ребёнка, но почти сразу Райтэн приволок с чердака подходящую ширму, поэтому в нужный момент все просто отходили в другую часть комнаты.

У них у всех накопилось за последний год море новостей и впечатлений, так что темы для обсуждения не переводились, не говоря уж о том, что маленький ребёнок был для всех в диковинку. Только Илмарт когда-то давным-давно имел дело с только что родившимися племянниками — остальные младенцев видели эпизодически и слабо себе представляли, каковы они.

Малыш им казался хрупким до того, что боязно и в руки взять. Олив, впрочем, первой приноровилась — всё же ей так или иначе нужно было его кормить — а вот мужчины, если ребёнок оказывался у них на руках, тревожно и настороженно замирали и даже дышать начинали тише, как будто движения их грудной клетки могли поломать младенцу рёбра. Со стороны это выглядело весьма забавно, и Олив искренне потешалась над ними, постоянно подшучивая над их ошарашенными лицами.

Илмарт на это степенно отвечал, что лучше перебдеть, чем напортачить. Райтэн, стискивая зубы, требовал детально показать и объяснить, как брать, как держать, как отдавать, чего делать категорически не стоит, и, несколько раз повторив набор действий под приглядом жены и тётушки, стал действовать с такой внешней уверенностью, как будто всю жизнь провёл, вынянчивая младенцев. Дерек же лишь солнечно посмеивался и продолжал взаимодействовать с малышом с такой трепетной осторожностью, как если бы это было священнодействием.

В общем, все были так заняты и так увлечены ребёнком, что только спустя несколько дней Дерек вспомнил, что его ожидает письмо с карьера, и полез разбираться, что там случилось.

С Войтэном они были сперва весьма дружны, но после истории с Лэнь рассорились насмерть, и даже теперь всё сообщение Дерека с нынешними управленцами карьера шло через Ирданию, поэтому сам факт личного письма вызывал некоторые опасения и тревоги. Впрочем, вместо того, чтобы гадать и воображать себе всякие страшилки, Дерек поспешил письмо открыть и прочесть.

Причиной, побудившей Войтэна написать его, стала забота о сестре.

Лэнь не обладала ни изобретательной смекалкой Райтэна, ни аналитическими способностями Дерека, ни инженерным талантом самого Войтэна — но для управления карьером всего этого, собственно, и не было нужно. Дело уже было организовано и поднято, требовались лишь время и энергия, чтобы следить за исправной работой всей системы — и умение поставить себя авторитетно перед персоналом, конечно. А как раз с этой задачей у Лэнь проблем не было. Будучи дочерью главы жандармерии, она с детства усваивала приёмы и манеры отца, умело вертела его подчинёнными и даже наловчилась решать конфликтные ситуации. Собственно, именно поэтому старшему Тогнару и удалось устроить всю интригу: Лэнь действительно могла справиться, тем более, что в её распоряжении всегда были поддержка брата, опыт Ирдании и авторитет отца.

Основная проблема заключалась скорее в том, что карьеру требовалось расширение — Дерек и Райтэн не сидели на месте и находили всё новых клиентов — а первоначальные постройки этого расширения не предполагали. Требовалось копать карьер, нанимать новый персонал, возводить здания и инфраструктуры, закупать инструменты и материалы… В чём-то Лэнь мог помочь сам Войтэн, в чём-то они обращались к Ирдании, пару разу привлекали даже правителя Брейлина — в общем, рабочая текучка.

Но, конечно, как и в любой работе, не всё и не всегда шло гладко, не всё получалось с первого раза, порою допускались критические ошибки, а Лэнь… как оказалось, Лэнь не очень-то умеет справляться с такими вещами.

Каждую неудачу она принимала близко к сердцу, за любой промах считала ответственной в первую очередь себя — ведь это именно она всем управляет! — и любые свои неудачные решения полагала непростительными.

Недовольство самой собой копилось и подкреплялось недовольством отца и матери — которые считали, что девочке стоит перестать маяться дурью и уйти уже замуж, — и конфликтом с Ирданией, которая, очевидно, рассчитывала сама прибрать к рукам и управление, и долю в деле, если выжить конкурентку и не оставить, таким образом, партнёрам других альтернатив.

Войтэн писал, что пытается, конечно, помочь сестре и вселить в неё веру в свои силы, но она больше отмахивается от него — мол, разумеется, старший брат просто хочет утешить, а сам-то наверняка тоже считает, что она ни на что не годится! В итоге всё шло к тому, что Лэнь окончательно утвердится в мысли, что ни на что не способна, и это поставит крест на её амбициозных мечтах чего-то добиться и проявить себя в деле.

Высказав обстоятельства, которые привели его в тревогу, и свою оценки ситуации и перспектив её развития, Войтэн закончил предупреждением, что, вероятно, Лэнь однажды просто сорвётся и оставит карьер вообще без управления — если только его не перехватит Ирди — а также выразил надежду, что, возможно, Деркэн, который неплохо знает Лэнь, сможет что-то посоветовать или написать ободряющее письмо.

Почесав бороду, Дерек пришёл к мысли, что ободряющее письмо тут явно не поможет, и просто ляжет туда же, куда и «утешения старшего брата».

Дело, с какой стороны на него ни посмотри, вырисовывалось скверно.

Все они теперь уезжали в столицу — а это получалось на другом конце страны от Брейлина, добираться больше месяца, и то при благоприятных условиях. Найти кого-то в короткие сроки — тоже задачка запредельная, они с Райтэном и раньше её решить не смогли. Оставалась Ирди, конечно, но Ирди — значило переписывать контракт, делить доли, терять значительную часть прибыли. Потому что Ирди, как человек зубастый и матёрый, своего не упустит, и меньше, чем на треть, не согласится — и хорошо ещё, если на треть, а не на половину!

Пожевав губами, Дерек пришёл к логичному выводу, что нужно как-то попытаться сохранить Лэнь — раз уж, вопреки его опасениям, справлялась она вполне сносно.

Прикинув внутри себя так и сяк, и решив, что переписка едва ли будет хорошим способом чему-то тут помочь, Дерек пришёл к выводу, что нужно ехать самому, покуда Михар ещё не вытащил его к себе.

Отказавшись от идеи дождаться райтэновский корабль — он прибывал только через неделю — Дерек, оставив счастливых родителей постигать азы своего нового статуса, отправился в Брейлин сам.

Поездка эта оказалась для него опытом совершенно новым, поскольку он ни разу в жизни ни отправлялся в длительный конный путь в одиночку. На самом деле, он и в целом-то до этого путешествовал в одиночку лишь однажды — когда налаживал контакты по продажам угля в северных портах Анджелии — но путь кораблём всегда уже немного не «в одиночку». Учитывая уровень общительности Дерека — не «в одиночку» вообще.

Можно было, конечно, поискать попутчиков, и, скорее всего, в обычной ситуации Дерек бы выбрал именно это; но в последнее время он чувствовал себя слишком измотанным и усталым, поэтому с удивлением обнаружил, что именно одинокая неспешная дорога доставляет ему глубокое и незнакомое раньше удовольствие.

Совершенно отрешившись от всех своих рабочих забот, он думал о том, о чём было приятно думать.

В первую очередь это был ребёнок — Дерек был очень рад и самому факту его рождения, и тому, что будет иметь возможность быть с ним рядом и помогать родителям воспитывать его.

Положа руку на сердце, Дерек ужасно хотел собственных детей — но Магрэнь не только не стремилась замуж, она ещё и категорически отказывалась рожать, мотивируя тем, что роль матери её не манит совершенно, а испорченные фигуру и здоровье потом ничто не вернёт.

Ко всему, находясь в столь дурном положении, когда Михар может раздобыть на него компромат и инициировать новый виток конфликта с Грэхардом, Дерек полагал и вовсе неразумным обзаводиться сейчас семьёй. Михар мог использовать его жену и детей как способ давления, а даже если и нет — при обострении конфликта получалось, что Дерек не сумел бы их уберечь или вовсе оказался бы принуждён их покинуть.

Мысли о Михаре напомнили Дереку о Джее, и он переключился на соображения о том, что, если бы судьба его не совершила в пятнадцать лет столь крутого поворота, то сейчас у него бы уже были дети, и старший, наверно, как раз в возрасте Джея, и, пожалуй, чем-то даже был бы на него похож — ему ужасно хотелось верить, что его собственный сын был бы похож на Джея, потому что Джей ему нравился. Дерек повспоминал девушку, в которую был влюблён в юности, и повоображал в голове, как сложилась бы их жизнь там, если бы не тот пиратский набег.

Мысли о первой возлюбленной заставили его вспомнить и Эсну, и тут фантазия его и вообще пошла вразнос, то предлагая варианты судьбы, в которой Грэхард Эсной не заинтересовался, а вот Дерек какими-то интригами сумел бы стать её мужем, то изображая пути, по которым могли бы пойти их отношения, если бы она сбежала тогда с ним, то попросту вырывая Эсну из всякого контекста и рисуя совершенно невозможную ситуацию «а если бы она сейчас была здесь, и совсем даже не замужем».

Собственно, фантазии о последнем — в высшей степени невозможном варианте — так его заворожили, что их хватило аж до самого Брейлина. Эсна, как оказалось, прекрасно вписывалась что в Кармидерский университет, что в мечты о тихом домике и детях, что в такие вот совместные конные прогулки по Анджелии, что…

Ну да, особое удовольствие Дереку доставили фантазии о тех спорах, которые неизбежно происходили бы между Эсной и Райтэном, о тех безумных проектах, которые наверняка на две головы придумывали бы Эсна и Олив, и о тех прекрасных резных деревянных картах, которые получались бы при соавторстве Эсны и Илмарта.

На самом деле, всё это представилось ему вдруг столь желанным и соблазнительным, что на подъезде к Брейлину он даже всерьёз стал обдумывать вариант, не попытаться ли выкрасть Эсну из Цитадели.

Впрочем, здравый смысл подсказывал, что едва ли бы ей пришлось по душе такое самоуправство — она и тогда-то, восемь лет назад, не хотела покидать Ньон, а уж теперь-то, когда у них с Грэхардом дети родились, и её просветительские проекты стали потихоньку претворяться в жизнь… дались ей их карты и дороги, как же!..

Выдвигаясь к руднику, Дерек поскучал немного по дочке Грэхарда от первого брака и посетовал внутри себя, что никогда не увидит их с Эсной детей, а про девочек даже и не узнает ничего. В настоящий момент вообще единственным, что он знал на эту тему, был тот факт, что ньонскому принцу ныне семь лет.

В общем, за своими фантазиями он совершенно забыл, куда и зачем едет, поэтому не успел ни подготовиться морально, ни придумать заготовки для разговоров. Дверь в кабинет, за которым, по сведениям от рабочих, скрывалась Лэнь, возникла перед ним внезапно и неумолимо.

Делать, впрочем, было нечего — не ехать же обратно из-за такой ерунды, как сосущий под ложечкой страх! — и он, вздохнув, постучал.

— Да-да? — тут же отозвался приветливый женский голос.

Вздохнув ещё раз, он открыл дверь и зашёл.

Лэнь подняла глаза от документов, с которыми занималась. Удивление, которое отразилось на её лице, очень к ней шло, и особенно шло к её короткой стрижке, благодаря которой пряди спускались на круглое личико, делая его на взгляд более узким.

— Дер? — выразила она своё недоумение.

Он не стал слать письмо о своём приезде, потому что оно опередило бы его лишь на пару дней, так что его здесь не ждали.

— Уезжаю надолго в столицу, — беззаботно пожал плечами Дерек, объясняя своё появление, — решил заехать перед отъездом, помочь с делами!

Лэнь приподняла в удивлении бровки, но тут же подключилась к деловому настрою, пригласила сесть и принялась рассказывать. По мере рассказа неловкость совсем сошла с неё, сменившись радостным оживлением — и Дерек вдруг с удивлением понял, что ей действительно интересно заниматься карьером. Он сам не заметил, как втянулся в разговор — потому что и ему это дело было важно и дорого — и спустя полчаса уже и думать забыл о своих страхах и тревогах.

Весь день они носились по всему карьеру, до хрипоты спорили о каких-то мелочах, ругались над бумагами, махали руками во время обсуждения планов и поднимая неистовый шухер везде, где появлялись. Ни он, ни она в этот момент не помнили, что не так уж давно между ними имела место весьма некрасивая история — они оба были полностью захвачены проектами, которые обсуждали, и замечали только то, что обрели в этот момент друг в друге единомышленников, которые понимают и разделяют чаяния друг друга.

Радостное их оживление, впрочем, одномоментно оставило их вечером, когда на карьер вернулся Войтэн — он разъезжал по промышленникам в поисках какого-то хитрого сплава, который нужен был ему для нового инструмента.

— Деркэн? — удивлённо прервал он яркую беседу, посвящённую спору о лучших способах укрепления песчаных частей карьера.

Дерек и Лэнь перевели взгляд на вновьприбывшего и совершенно одинаково покраснели.

— Заехал помочь, — запустил руку в волосы Дерек с таким видом, будто жил неподалёку, ну вот буквально сразу за городом.

— А-а! — не стал спорить Войтэн, кивнул и отметил: — Тогда не планируй ничего на завтра, тут есть вопрос с возможными поставщиками, съездим! — и, дождавшись кивка, отправился дальше по своим делам.

Переглянувшись, Дерек и Лэнь рассмеялись.

— Ладно, уже вечереет, и я собираюсь домой, — наконец, заключила Лэнь.

— Я провожу, — вызвался Дерек.

Поскольку Лэнь всё ещё жила в доме отца — в центре Брейлина — добираться пришлось верхом.

Некоторое время они молчали. Деловая тема была временно исчерпана, и ими снова овладела неловкость. Однако в этот раз оттенок этой неловкости был другой — сегодняшняя оживлённая беседа напомнила им обоим то, что они ценили друг в друге, и показала, что они вполне способны работать вместе. Теперь поговорить казалось уже не так стыдно и страшно, как раньше, и Дерек, первым набравшись мужества, начал:

— Лэнь… — она не повернула к нему голову, по тону догадавшись, что это начинается личный разговор, которого оба они боялись и который всё же нужно было проговорить. — Я… слушай, я вёл себя… — у него никак не получалось подобрать слова, и он обозлился сам на себя и высказался прямо: — Я подло пользовался твоим расположением и не хотел от него отказываться, прикрываясь неопределённостью. Не представляешь, — он остановил коня и повернулся к ней, — как мне стыдно.

Она тоже остановилась и кивнула, всё ещё не глядя на него. Он сказал именно то, что она сама в сердцах и обиде говорила себе о нём; и, хотя она всё это время фантазировала, как однажды такой вот разговор сбудется — и он придёт, весь такой всё осознавший и пристыженный, — а она, уж она-то тут выговорит ему всё, что о нём думает!.. места живого на нём не оставит, ядом зальёт и самым злыми словами нашпигует, как иголками!.. хотя она не раз и не два составляла внутри себя самые жестокие и острые обличительные монологи, теперь, когда фантазия её сбылась, и было самое время излить все эти выношенные в глубине её раненого сердца слова… Теперь ей этого делать совсем не хотелось.

— Я оказался трусом, — продолжал, между тем, Дерек, и голос его ощутимо дрожал от стыда, — знал, что должен честно поговорить, а вместо этого делал вид, что ничего не замечаю.

Он говорил те слова, которые она сама хотела сказать ему, но никакого торжества она в этот момент не чувствовала; и ей даже почему-то мучительно захотелось плакать.

— Я тоже трусила, — вдруг посмотрела она на него остро. — Не хотела замечать, что ты не отвечаешь на мои чувства. Это было очевидно, — голос её дрогнул, — но я думала… — и вдруг призналась в том, в чём, совершенно точно, признаваться не собиралась никогда и никому: — Я думала, что если буду настойчиво вести себя так, словно мы уже пара, у тебя… — она отвернулась и закончила совсем тихо: — У тебя и не останется другого выбора, как жениться на мне.

Дерек растерянно и потрясённо моргнул. Она тоже вдруг взяла и сказала то, в чём он мысленно с гневом обвинял её, рисуя себе её образ как вероломный и лживый — видимо, чтобы на фоне такого образа чувствовать не столь преступным самого себя.

— Лэнь, — вдруг севшим голосом ответил он, — серьёзно, если хочешь — женюсь!

Он сказал это под влиянием эмоций; им было так радостно сегодня днём, и они вдруг так обнажились друг перед другом во взаимных признаниях в самом дурном в себе, и всё это ещё почему-то наложилось на фантазии и мечты об Эсне — и просто о семье и любви — что им овладело ощущение глубокой предопределённости происходящего. Ему подумалось, что, верно, сам Бог желает этого союза, и сам Бог к этому союзу их вёл, и им следует довериться Его воле и отбросить все старые обиды — потому что у них, наверняка, получится.

Лэнь, однако, этого чувства предопределённости явно не разделяла. Справившись с первым удивлением, она только спросила:

— Дер, ты хоть сам-то слышишь, как оскорбительно это звучит?

Он покраснел так мучительно, что аж закашлялся.

Она необидно рассмеялась над его смущением.

— Нет уж, господин Анодар, — с лукавой улыбкой перевела она тему в шутку, — вы поздновато спохватились, сударь, и счастье своё уже упустили.

— Справедливо, — признал он, с большим удивлением прислушиваясь к собственной глубокой досаде и даже разочарованию — словно брак с Лэнь был чем-то по-настоящему желанным, и только ради этого он сюда и приехал.

— Но давай будем друзьями, если можно! — с просительными нотками в голосе продолжила она.

— Конечно, — пылко заверил он.

Она лучезарно улыбнулась и тронула лошадь вперёд.

Он тронулся следом, не понимая, почему ему теперь сделалось горько.

…пробыв в Брейлине ещё неделю, Дерек помог разгрести кучу дел, походя выправя Лэнь самооценку и вселив в неё веру в себя — он просто вспомнил, что и сам был именно таким, когда только начинал это дело, и пытался сделать для неё то же, что для него в своё время делал Тэн, — и даже серьёзно поговорить с Ирданией.

Та, впрочем, выговором была недовольна, и с ярко выражаемой обидой открещивалась от любых обвинений.

— Дался мне ваш карьер, Анодар! — басила она, распаляясь. — Своих будто дел нет!

— Ну ладно, ладно! — замахал на неё руками, сдаваясь, Дерек. — Но Лэнь не обижай, хорошо? — и шутливо пригрозил. — А то Тогнара на тебя натравлю!

Возмущение Ирдании вмиг потухло, и со злой горечью она парировала:

— Да эти Тогнары — как ветер в поле! Нашёл, кем пугать!

Сморгнув, Дерек заподозрил отца Райтэна в тайной интрижке с Ирди — уж слишком разочарованно она выглядела для женщины, которой дела нет до каких-то там Тогнаров.

— Что есть, то есть, — осторожно согласился он, решив, что дела такого рода, в любом случае, его никак не касаются. — Но всё равно не обижай!

— Да не буду, — отмахнулась от него Ирди.

Посчитав на том свою миссию законченной, Дерек отправился в обратный путь.