Глава 10.1 Вильгельм

Макс подается вперед: —Я весной нашел хорошую стажировку, только туда берут через конкурс: резюме, средний балл, и вся эта фигня. Мне готовиться надо, понимаешь? Виолетта хотя бы хер на студентов не кладет, а реально учить нас пытается!

Он выдерживает паузу.

— На твои фразочки про “ломать язык” Виолетта поогрызается-поогрызается, а потом не выдержит и уволится. Свалит, как другие учителя, или от группы нашей откажется. Мы такое уже проходили, Вилли! Раз тебе похер на учебу, хотя бы, блять, не мешай другим!

— Оу, не мешай другим — это тебе? — конструктивная речь меня покинула, и я отбиваюсь вопросом на вопрос.

— Чувак, я не это имею в виду…!

— Да нет уж, давай, Макс! Чем я тебе конкретно мешаю? — уровень гнева в моей крови растет с каждым услышанным словом.

— Баловство закончилось! У нас осталось полтора гребанных семестра и дипломная, которую, в отличие от тебя, никто из группы себе не купит, — слышу отчаяние в его голосе. — А в нормальных фирмах едва есть места для таких неопытных, как мы. Приходится, мать его, делать невозможное за последний курс!

Он ожидает какой-то реакции, но я молчу, хочу услышать все предъявы. — Мы даже группой попросили Виолетту о дополнительных занятиях, чтобы экзамены не завалить, — он делает еще одну паузу. — Перестань ее дергать на парах, Вил, я тебя прошу. И ребят тоже. Решай свои проблемы сам!

— Я, по-твоему, их не решаю? — эта фраза задевает больше всего.

— Нихрена, Вил! Ты из сранной подсобки сам выйти не смог. И что-то я не услышал спасибо! Мы для тебя все шестерки, посыльные, люди на побегушках. А ты попробуй свои проблемы с учителями разруливать, за пробирками мотаться сам, а еще сам бегать в киоск за сигаретами, заполнять университетскую документацию, а не девочек гонять, — похоже, у него накипело. — Тебе еще перечислить?

Я никогда не считал Макса шестеркой, Макс — брат…

Что конкретно изменилось за это гребанное лето, что слово «мы» он теперь применяет не к нашей дружбе, а к кучке одногруппников?

Да, я изрядно достал свой курс, раздавая поручения, начиная с того, что за меня делали все проекты, заканчивая тем, что на паузах протирали мою тачку. И такое бывало.

Но как-то раньше Макса это не смущало. Какая муха укусила его в этом году? Меня откровенно бесит его роль просветленного отца всех обиженных и обездоленных.

— То есть ты сейчас выступаешь как представитель малой народности лузеров, которые нихрена не учились четыре года, а теперь я виноват во всех бедах? — меня несет и я не могу остановиться.

Вижу, как раздуваются ноздри Макса и он на секунду отводит взгляд вверх, сдерживаясь.

— Прекрати так называть людей, — проговаривает твердо, глядя мне в глаза.

— А ты заставь меня, — ехидно скалюсь ему в лицо.

Никогда бы не поверил, что это можно наблюдать воочию, но вдруг требовательный взгляд Макса тает, и его глаза застилает туман разочарования.

Пустотелое холодное разочарование. Во мне. В моих тупых словах.

Он сглатывает обиду и упорно как нянька продолжает: —Артур уже два года подрабатывает музыкальным репетиторством, потому что его с сестренкой растит одна мама. Спасенная Аня-зубрилка уже устроилась помощницей на мини-ставку… Даже Милена ногти пилит все четыре курса, и сама себе квартиру оплачивает, — он откидывается на стуле, напряженно упираясь руками в стол.

— И?

— Так тебе же посрать на это, когда ты людей по своим делам посылаешь! Твоя жизнь не изменится, если ты завалишь экзамены. Тебя не выпнут из квартиры, если просрочил платеж! Это только наша лузерская проблема, — выдает он.

— Макс, не пизди давай! Я работаю больше вас всех вместе взятых, вообще-то! Ты сам у мамы с папой под боком живешь! — наезжаю в ответ.

— Да! Только сейчас я нашу жизнь оплачиваю, потому что папа с мая в тяжелом состоянии в больнице сейчас. Его хваленая работа жестко прокатила нас с содержанием, — выпаливает он. — Вот такая взрослая жизнь, чувак.

Мне вспышка молотком между глаз заряжает.

— Что с Петром? Ты… Ты не говорил! — только и могу выдавить в ответ.

Батя у Макса бодрый чувак, и что-то я не помню, чтобы у него были значительные проблемы со здоровьем.

— А ты с момента приезда ты разу не спрашивал, как у меня дела! Ни разу не взял трубку и не перезвонил, когда улетел. Не заезжал нихрена на работу! Дольше трех секунд в коридоре мне время не уделял. Звонил, только когда тебе что-то надо, Вил! — последние фразы он буквально выкрикивает.

Прихожу в ярость. — Ты знаешь мою ситуацию! — повышаю голос в ответ.

Унылое оправдание тому, что я не в курсе, что у лучшего друга отец в больнице. Этот печальный факт немного объясняет внезапное «взросление» Макса.

И да, он прав, я не перезванивал.

— Молодые люди! А ну-ка потише, иначе я вас отсюда за шкирку вышвырну на пары, которые вы прогуливаете! Бессовестные! — повар теть Лиля машет нам половником из-за прилавка с булочками. Ее реально стоит бояться.

Макс продолжает орать на меня, только теперь уже шепотом: —Какую ситуацию? Что ты несчастный зависимый от зверя-отца сынок? Это я помню, Вил, мы это вместе проходили! Только когда мне понадобился ты, тебя не оказалось рядом, ты слишком занят своими страданиями! Непоправимой твоя ситуация была в двенадцать лет, в четырнадцать, в шестнадцать! А сейчас-то что? Мы уже взрослые, нахрен, мужики… Что тебя держит на работе и в этом городе?

— Тебе не понять…, — отмахиваюсь.

— Понять мне все, бро! И я скажу, что тебя держит: тебе нравится ездить на хорошей машине. Тебе нравится, что не приходится батрачить за копейки, — он загибает пальцы. — Тебе нравится терроризировать людей на правах сына шишки. Тебе нравится быть страдающим ребенком, ведь тогда можно снять с себя любую другую ответственность в жизни и вести себя как дерьмо, не так ли?

Я просто охуеваю, и меня начинает трясти.

Макс продолжает: —У тебя тиран, а не отец! Я знаю это! Так заканчивай строить из себя несчастного и признай, что ты сам это выбираешь!

Перехватывает дыхание! Как, блять, я это выбираю? Макс как никто знает, через что мне пришлось пройти и сколько потерять, что я стал таким. Таким, таким… Не нахожу слов даже внутри себя.

— Пора взрослеть и брать ответственность за свою жизнь. Очень удобно свое мерзкое поведение списывать на отношения с отцом. Но правда в том, что ты мало чем от него отличаешься, потому что ты пользуешься людьми ровно так же!

Я сейчас его убью, просто убью. Хватаю Макса за джинсовку через прямо стол.

— Повтори! — притягиваю его еще сильнее.

— И что ты мне сделаешь? Ударишь? Давай! Бей! Только это ничего не изменит, — все то же разочарование зафиксировалось во взгляде Макса. — Хватит быть жертвой! Не нравится работать с отцом и терпеть унижения — уходи! Начни шевелить задницей, а не сидеть по расписанию на папиных собраниях, как служебный пес.

Он отталкивает меня от себя и резко встает из-за стола.

— И да, выстрой хоть одни нормальные отношения хоть с кем-то! Не можешь выстроить, — иди, блять, к психологу, я не знаю. Но уже делай что-нибудь со своей жизнью. И не порти ее другим!

Макс хлопает себя по карманам джинсовки, и я будто падаю с обрыва, когда из нагрудного кармана он выуживает мой кулон.

— Вот! Виолетта попросила отдать его тебе. Сказала тактично, что ты обронил. И я знаю, что она врет. Бессмысленно спрашивать, что у вас там произошло, но держись от нее подальше. — Дай нам лузерам экзамены спокойно сдать!

Макс кладет цепочку поверх листка со списком студентов и, прихватив свой помотанный четырьмя годами обучения рюкзак, уходит прочь.

Вешаю цепь на шею, туда, где ей и место, на секунду прикладываю кулон к губам. Как в замедленном сне провожаю взглядом спину Шелестова, и трясу головой, чтобы прийти в себя.

Отлично! Просто охуительно! Меня колотит от его обвинений. С Максом мы еще не договорили!

Чертыхаясь, танком иду через фойе, сношу на своем пути высыпавших на паузу людей. Меня просто захлестывает! Мне нужно догнать его и доказать, что он не прав. И что я не звонил, потому что… Потому что, что? У меня нет ответа.

Плечом задеваю кого-то.

— Поосторожнее, козел! — швыряет в меня Милена, которая плетется в том же направлении, что и я. Сейчас как раз будет пара у Виолетты.

С тачкой я Фиш, без тачки — козел. Лучше промолчать, иначе Милене не сдобровать от разрывающих меня эмоций. Решительными тяжелыми шагами вхожу в аудиторию, Макса еще нет. Кроме меня здесь собралась только горстка студентов.

Я тебя выловлю, засранец.

Из своей кладовой выходит озадаченная Виолетта, окидывает взглядом просторную аудиторию. Когда ее взгляд достигает меня, она бегло скользит по моей шее вниз к груди, где висит кулон, — добровольно отданный ею рычаг манипулирования.

Она поднимает на меня наполненные печалью глаза, и кажется, она делает еле заметный кивок. Будто жест капитуляции. И какого хрена она отдала кулон Максу? О чем они говорили?

— Не в настроении сегодня, Виолетик? — бросаюсь в нее первой репризой.

То, что Макс попросил не трогать ее, распаляет меня еще больше.

— Все хорошо, Вильгельм, это просто усталость, — странно спокойно отвечает мне.

— Не высыпаешься ночами? — тыкаю, чем раздражаю Виолетту еще больше.

На мгновение ловлю искру в ее глазах. Давай же, Олененок, съязви мне в ответ, я же знаю, что в этой змейке много яда. Однако, она снова смотрит на меня каким-то сочувствующим взглядом. Задевает.

— План занятий готовила, — скучно и посредственно отвечает.

Все, мы больше не играем?

— Ты бы лучше за собой ночами следил, — через плечо кидает мне заходящая Милена.

Снова игнорирую. Сегодня есть разборки поважнее. Пока я отвлекся на Попову, училка уже срулила писать что-то на доске, повернувшись ко мне спиной.

Окей, потому что я сижу на иголках, ожидая, когда появится Макс.

Загрузка...