«Систр, ну харэ дуться! Поговори со мной! Прости, я думал, что делаю как лучше, и вы помиритесь!» — прилетает сто тридцать пятое голосовое от Кирилла.
Я с ним не разговариваю. За то, что он вопреки моим просьбам устроил нам встречу с Вильгельмом. Встречу, к которой я была не готова. Ни морально, ни физически, ни душевно. Никак!
Мне нужно было время, чтобы настроиться на разговор, подобрать правильные слова.
А теперь сердце разрывается каждый раз, когда прокручиваю в голове наш последний диалог. Ненавижу себя.
Не-на-ви-жу.
Вилли не заслужил ни единого гребанного слова, что я ему сказала. Однако, он заслужил свободу. Пусть лучше меня ненавидит, чем страдает от отца.
Вспоминаю его глаза, молящие о взаимности, которую я готова дать, и кровь сворачивается.
«Завтра улетаю. Надеюсь, ты счастлива!» — снова открываю вчерашнее сообщение от Вильгельма.
Сейчас он, наверное, уже в самолете. Или даже долетел. Смыкаю ресницы, из-под которых в последнее время вылилось столько воды, что хватило бы потушить тот пожар в подсобке.
Перечитываю сообщение снова и снова. Как и все сообщения от него: от слов ненависти до признаний в том, что он никогда и никого больше не полюбит.
В прошлый раз я пообещала, что не буду кидать его в блок. Не знаю, зачем держу это обещание до сих пор, учитывая то, что я уже растоптала его чувства.
Что ж, мой план сработал. Улетает все-таки. Вот и отлично. Должно быть в теории. Однако, мне неописуемо плохо.
Сворачиваюсь калачиком, натягиваю одеяло на нос, им же вытираю мокрое лицо. В таком состоянии я провела практически неделю, несмотря на то, что мама с папой и мелкий Сашка пытались вытащить меня хотя бы за стол.
Мне так стыдно перед семьей! Я самая нерадивая дочь, которая меньше чем за полгода оказалась "замешанной" в пожаре на работе, затем в центре взрыва, который показали по всем новостям, лишилась работы и ввязалась отношения со студентом.
Я не матерюсь, но это пиздец.
Наверное, у меня депрессия или что-то подобное, потому что я не могу даже встать зубы почистить, сколько бы ни силилась. Отчего же так плохо, боже мой….
«Два сердца не могут ошибаться» — всплывают в голове слова старца из клиники.
Мое сердце не ошибается! Не ошибается! Так будет лучше для него: начнет новую жизнь на родной земле, будет окружен любящими людьми, поступит, куда всегда мечтал.
А я как-нибудь справлюсь.
— Доча, — дверь приоткрывается, — Пойдем поедим, я сырники приготовила твои любимые.
Вспоминаю, как однажды с утра пыталась жарить сырники Вилу и просто сожгла творог. Хлюпаю носом, но киваю маме, что сейчас встану.
Правда этого не происходит, поскольку я снова вырубаюсь и просыпаюсь только посреди ночи. Смутно слышала, что папа тоже заходил, пытался меня поднять, но тщетно.
Он оставил стакан воды, на который я сейчас жадно набрасываюсь, чмокнул в лоб и ушел.
Тело виде меня, как зомби после апокалипсиса, бредет босиком в ванную через всю квартиру, стараясь никого не разбудить.
Благо она у нас такой планировки, что спальная часть скрывается в глубине квартиры за дверью коридора, а гостиная, ванная и кухня располагаются ближе ко входу.
Включаю в ванной свет и заключаю, что лучше бы не делала этого. Выгляжу похудевшей и похужевшей.
На днях я услышала, как мама по телефону просила у кого-то контакт хорошего врача. А мне не психотерапевт и иже с ними нужен, а вырвать глупое сердце.
Так больше не может продолжаться. Нужно собраться и привести себя в порядок. Хотя бы для семьи. Хотя бы внешне. Разорванным внутренностям заживать еще долго предстоит.
Поплотнее запираю дверь, врубаю душ и даю себе пропитаться горячими струями. После банных процедур бреду на кухню и сметаю все, что находится в зоне моей видимости: остывшие сырники с вареньем, разогреваю суп, даже кусок сала тяпаю.
Заедаю все конфетами с чаем, а на десерт закидываю таблетку успокоительного, которая осталась в сумке после ситуации с возгоранием.
На часах половина второго ночи, и я уже явно не усну, поэтому прохожу на цыпочках в комнату и достаю из до сих пор неразобранного чемодана ноутбук.
Устраиваюсь на кухне и, повинуясь остаткам разума, открываю сайт с вакансиями.
Страдать в своей старой детской комнате, конечно, можно еще долго, но нужно съезжать. И в этот раз продержаться в самостоятельной жизни и на самообеспечении подольше.
Свет для работы оставлять не стала, так что сижу в темной кухне, задумчиво залипая в окно. На улице орудует полноценный ноябрь: асфальт замело снегом, ветер треплет остатки бурых листьев, которые из последних сил пытаются удержаться на ветках, не желая признавать смену сезона.
— Замети, все, пожалуйста, — проговариваю одними губами на выдохе, и возвращаюсь к экрану. — Так-с, что тут у нас для химичек есть?
Хоть ты тресни, но все более-менее приличные предложения по работе ведут в тот же самый город, из которого я уносила ноги. Тяжело вздыхаю и открываю еще одну вкладку с объявлениями о сдаче квартир.
Ночная мгла постепенно растворяется в утренние сумерки, когда я отправляю заключительное резюме. Только весной готовила его для университета, все документы в порядке. Так же пишу парочке арендодателей, надеясь на удачу. Вряд ли есть такие же отмороженные, которые перед самым новым годом переселяются.
Это будет самый отстойный новый год и самый горький день рождения.
— Чего не спишь? — вздрагиваю, когда в проходе показывается заспанный Сашка.
— Работаю, — улыбаюсь ему, — Чай будешь?
— Ну ты и время нашла, сис, рань такая! — он подхватил привычку так меня называть от Кирилла. — Давай свой чай и бутер мне сделай, плиз. Раз не спишь, может, на и тренировку меня отвезешь?
— А папа что? И вообще, тебе разве не в школу?
— Очнулась, каникулы у меня осенние! Вези лучше ты, а то уже забыла, какой сегодня год. Посмотришь, что на большой земле происходит.
— Фиг с тобой, отвезу, если папа тачку даст, — кручусь, готовя мелкому завтрак.
— Мы не будем спрашивать, — подмигивает и забирает с полки ключи.
___________
Как ни странно, но поморозить попу, разогревая холодную тачку и три раза пропустить нужный поворот — приводит в чувство. Сашку ждать еще пару часов с секции, так что заруливаю в ближайший открытый центр связи и выбираю себе новый номер.
Выдирая непослушную симку подручными средствами, очень поздно вспоминаю, что в резюме указала старый номер телефона и смачно ругаюсь сама на себя.
Мой аффект оказывается сильнее увещеваний разума, убеждаю себя, что, если нужно, то со мной свяжутся по указанной электронной почте, швыряю старый номер в урну и вставляю новый.
Так-то лучше.
Долой контакты, внезапные статусы бывших коллег из универа, долой старые связи. Глупо, но почему-то работает.
Снисходительно пишу Кириллу: «Это мой новый номер. У тебя есть шанс никому его не давать и восстановить сестринское доверие.»
«Понял, сис!» — высвечивается моментально.
Поднимаю глаза от мессенджера и чувствую странное жгучие совершенно необъяснимое желание без раздумий зайти в дверь салона, который я вижу перед собой.
Ну как, салон. Парикмахерская с названием «Жанна». Повинуюсь зову женской природы.
— Вы уверены? — в пятый раз уточняет мастер, та самая Жанна.
— Волосы — не зубы, отрастут, — отвечаю стандартно, пожимая плечами.
Хотелось бы отрезать даже голову вместе с тяжелыми мыслями, но эту идею оставляю при себе.
— И как парень такую красотку бросил? — между делом спрашивает Жанна, обходя мои падающие на пол пряди.
— Почему Вы так решили?
— Ну, обычно каре делают после расставания, двадцатилетний опыт с работы с клиентами, — со знанием дела заявляет она.
— Вообще, это я его….
— А что ж постригаться пришла? — больше смеется, чем спрашивает. — Жалеешь, что ли?
— Нет, — прячу тряску в голосе.
— Ммм, — тянет недоверчиво. — Ну, подожди, прибежит еще твой мальчик, если не слабак.
— Не прибежит, он улетел, — прямо-таки выдавливаю.
— Так самолеты же в обе стороны летают, милочка! — на этих словах Жанна разворачивает меня к зеркалу, поправляя укладку.
Охаю.
— Какая ты хорошенькая! Лицо только только несчастное, но это проблема временная, — гладит меня по плечу. — Нравится?
— Да, — завожу пальцы в мою новую прическу. Прекрасная Жанна значительно убрала мне длину, не совсем каре, но волосы стали заметно короче, и сделала удлинению челку по бокам. — Правда здорово!
— Свежее стало однозначно, все лишнее срезали! Так что вперед, в новую жизнь!
Конечно же, опаздываю за Сашкой минут на двадцать, он переминается с ноги на ногу, согреваясь на ветру, и счастливый прыгает в машину, когда я подъезжаю.
— Еб… ой, то есть ничего себе! — быстро исправляется засранец. — Классный парик!
Каждая встреча с братьями — как баттл на лучшее унижение, хоть что-то стабильно этом мире. Невольно улыбаюсь.
— Ты такая красивая, сис, — подлизывается, — Давай за шаурмой заедем, пожалуйста! Жрать хочу после футбика, помираю! — пристегивается малой.
— Поехали-поехали, растущий организм, — ерошу его по мокрым волосам.
До ларька с аппетитной шаурмой едем по указаниям брата, а потом поедаем ее в машине, пропитывая салон запахом жареного мяса. Не скажу, что жизнь прямо-таки налаживается, но сегодня я чувствую себя не полностью мертвой.
— Как тебе шавуха на вкус? Я попросил побольше соуса, — жует за обе щеки Санек.
— На вкус как новая жизнь, — заключаю, — Не то, чего я ожидала, но прожевать можно.