Верь только мне (СИ)

Глава 35. Вильгельм

Рывком открываю дверь, и заталкиваю Олененка в кабинет.

— Юрий Юрич, можно? — врываюсь к декану.

Дядь Юрик грузно разворачивается на кожанном крутящемся стуле, прикрывая рукой динамик телефона. На подоконнике у приоткрытого окна тлеет сигарета, заполняя никотином все помещение. Он как всегда развалился за внушительным столом из темного дерева, на котором лежит утренняя газета с фоткой полыхающего окна нашего универа на первой полосе.

— Не сейчас, — выдает раздраженно из под усов и жестами показывает мне, чтобы я свалил.

— Алло, да-да, слушаю Вас, тут просто студенты не знают, что стучаться нужно, — выпучивает на меня глаза. — Продолжайте.

Чувствую шевеление за спиной и понимаю, что Виолетта как раз собралась слинять. Не глядя снова хватаю ее пятерней под локоть, возвращая на место. Ее нормально так трясет.

Внаглую подхожу еще ближе к столу.

— Это срочно, дядь Юр! — использую запрещенный прием.

— Не до тебя, Фишер-младший, ей-богу! — цедит мне еле слышно. — Меня журналисты затрахали, ты понимаешь?

— Мы как раз насчет пожара.

Его зрачки наконец-то фиксируются на мне, он без объяснений скидывает звонок.

— Говори!

— Мне нужно на пары, меня здесь вообще быть не должно, — бормочет Виолетта, снова пытаясь сбежать.

— Это моих рук дело, — выдаю.

У дядь Юрика усы дыбом встают. Виолетта замирает в проходе, затем закрывает дверь и возвращается назад.

— Вот, — небрежно кидаю ему на стол ключ от обсерватории, попадаю аккурат на статью. — Это ключ от обсерватории, я через нее в подсобку пробирался. Виолетта Александровна не виновата. Возгорание из-за меня случилось.

Юрич поднимается и опирается руками об стол: —Нахрена, Вильгельм? — хрипит, рассматривая ключ.

— Так вышло, дядь Юр! Вы рейтинги мои видели? Хотел проучить Виолетту Александровну, пару бумажек прижечь, — киваю в сторону тлеющей на подоконнике сигареты, — Но прикол вышел из-под контроля.

Мой правый висок начинает плавиться от того, как Олененок буравит меня взглядом. Наверняка злым и разочарованным, потому что так же на меня уставился и декан. Правда за его реакцию я мало переживаю, — за ним тоже должок имеется.

Не поворачиваю головы, не смогу врать, глядя ей в глаза. Пусть лучше так думает, чем штрафы на себя берет.

— Фишер, что за детский сад?! Будь ты не ладен…. Тогда какого лешего Вы, Виолетта Александровна утверждали в слезах, что это Ваша вина? — звереет декан.

Не даю ей рта открыть: —Я ее запугал, — вслух это звучит еще дебильнее, чем в моей голове. — У нее не было выбора. Вы меня знаете, дядь Юр, я методами отца действую.

Тут безапелляционно. Юрич слишком много лет дружит с моим отцом, чего они сами только не устраивали в свое время.

— Это правда? — Юрик смотрит на мою Ви исподлобья.

Виолетта молчит, в кабинете повисает такая тишина, что мне слышно, как бешено мое сердце в грудине колотится.

— Че ж ты сейчас сознаться решил? — бурчит в усы, обращаясь уже ко мне.

— Совесть замучила, — развожу руками. — Училку я же просто припугнуть хотел, а не в долги перед универом вгонять.

— Совесть, Вилли? Тебе ее при рождении не досталось, — выпускает дым. — Ты знаешь, по какой пиз…, — он осекается, чтобы не браниться при Виолетте, — … пошла репутация моего факультета, а? — выкрикивает. — Каждая газетенка про возгорание написала!

— Прикидываю, ага.

— Родители будут бояться детей к нам учиться отправлять!

— Теперь Вы знаете, что преподаватель не при чем, — подвожу его к нужной мне мысли. — А я за свое отвечу.

— С вами все понятно, Виолетта Александровна. Я позабочусь, чтобы распорядились насчет Ваших вычетов из зарплаты, — небрежно машет рукой в ее сторону.

Так, мой Олененыш свободен. Пусть идет и резвится себе в лесу без успокоительных таблеток. Дальше я сам.

«Посмотри на меня!» — ментально считываю Виолетту. Кто говорит, что люди не умеют читать мысли, просто еще не встретили своего человека, которого чувствуют как самого себя. Висок пламенем от ее взгляда горит, но я не поворачиваю голову. «Посмотри же на меня!» — требует взглядом.

Прости, милая.

— Вы свободны, Виолетта Александровна! Дальше будет мужской разговор, — кивком указывает на выход. — Бегом! — рыкает на нее.

Дверь позади меня хлопает. Декан спокойно подходит к подоконнику и берет остаток от сигареты в рот.

— Присядь! — буравит меня взглядом. — А теперь говори, как было на самом деле?

— Так и было, — звучу уверенно, но за стол не сажусь.

— Я тебя слишком хорошо знаю, — выпускает струю дыма. — На кой тебе сдалось ее прикрывать?

— Давайте без допросов, ок? Я тихо восстановлю все, что там сгорело, и проедем это. За Вами так-то должок, дядь Юр.

Сую в руки в карманы и покачиваюсь вперед назад в нетерпении.

— У тебя какая-то особая неприязнь к преподавателям химии, скажи мне, Вилли? — сокрушается Юрик.

— К тем, кто студенток насилует, — однозначно! — напоминаю Юричу, как все было, когда Пал Василич отхватил. — А с Виолеттой признаюсь, — моя вина.

— Нууу эээ, насилия ведь не случилось, — Юрик закашливается от неожиданности.

— А лучше бы случилось? — давлю.

— Нет-нет, ты тогда все правильно сделал, — он сглатывает. — И я благодарен тебе, что ты не вынес это на всеобщее обозрение, а то я бы вслед за Василичем с поста полетел.

Ухмыляюсь: —Студент-мажор, который «избил» старого преподавателя, что тому пришлось на год раньше на пенсию уйти звучит лучше, чем старый урод, который получил за то, что от маразма к студентке под юбку полез. Не так бьёт по репутации факультета, да, дядь Юр?

— Аня сама не хотела огласки, попросила замять инцидент, — мямлит, сдуваясь.

— Только вот факт не замнешь.

Смотрит на меня, ответить нечего.

Юрич прокашливается:

— Все-все, твоя взяла, Фишер. Но ты ведь понимаешь, что легендой в этот раз мы не отделаемся? За пожар должен кто-то отвечать: либо Кузнецова, либо ты.

Либо долбанный Роман Лисицын, добавляю мысленно. Но это мы еще решим. А пока пусть возгорание будет моей виной. Мне не привыкать, такой уж у меня имидж.

— Понимаю.

— Хорошо подумал? — он выдыхает.

— Да.

— Мне отцу позвонить? Или сам скажешь об отчислении?

— Я сам. Есть еще кое-что….

Не успеваю сказать, как, бранясь, в кабинет вваливается разъяренный окровавленный Ромчик с ватой в носу. Хуёво выглядит с расквашенной мордой, прямо как в старые добрые времена.

— Вот ты где, гад! — орёт с порога.

— Это ещё что такое? — басит Юрич.

— Эта тварь мне нос сломала! — тычет в меня пальцем, ну прям дите обиженное.

— Фишер, в чем, блядь, дело? — чувствую нотки последней капли терпения в голосе декана.

— А это для профилактики, — безразлично пожимаю плечами.

— Он напал на меня посреди бела дня, я вызову….

— Молчать! — декан поднимает палец в воздух. — Никаких, слышите, никаких больше разборок на моем факультете! Хотите мордобой устраивать, валите с территории ВУЗа! Завтра будет гребанный бал, будут приглашенные гости, в том числе и репортеры, все должно пройти идеально. Никаких потасовок накануне!

— Я этого так не оставлю, — Лисицын будто хочет броситься на меня, но ближе подходить не решается.

Правильно, бойся, сука. Это ссыкло только толпой нападать может.

Юрика окончательно выбешивает ситуация: —Слушай сюда, Роман Палыч. Если хоть одно слово просочится в прессу, то я тебя лично урою, уяснил? Мне абитуриенты нужны, а не ваши петушиные бои и пожары. Валите от университета подальше и можете драться, полицию вызывать, да хоть голышом в догонялки играть! На моей территории чтобы тише воды ниже травы были. Не здесь! Понял меня?

— Понял, — ощетинивается Лисицын.

— Это будет твоей благодарностью за то, что тебе рабочее место дали после того, что твой папенька тут устроил! — припечатывает его декан. — А ты, Фишер, приказ об отчислении после обеда забирай, и чтобы ноги твоей в радиусе десяти километров от ВУЗа не было! Пошли вон оба!

Поджав хвост, остервенелый Ромчик вылетает из кабинета.

— Ага, дома увидимся, дядь Юр, — в конец наглею.

— Иди уже, горемычный! — с печальным выдохом толкает меня в спину.

Ничего, Юрик стерпит, я весь прошлый год ради его задницы был главным врагом народа.