Верь только мне (СИ)

Глава 28.1 Виолетта

— Нет, с чего ты взял? — мне удается изобразить искреннее удивление.

— Скажем так, я слишком хорошо знаю Фишера, и он не упустит возможности поиздеваться над людьми, — он смотрит на меня переживающее, его глаза светятся искренностью. — Я переживаю за тебя.

Как можно беззаботнее усмехаюсь, демонстрируя пофигизм: —Не стоит переживать, у меня все в порядке со всеми моими студентами. Да, они иногда ленятся, иногда наглеют, но меня никто не обижает, можешь не переживать. Мне кажется, Фишер безобидный, тебе не стоит обращать на него много внимания.

— Я бы не был так спокоен на твоем месте. Так зачем Фишер приходил? — дознаватель Роман не успокаивается.

Не могу понять, рассказала ли Милена ему все, что успела понять, или только намекнула. Решаю действовать иначе:

— Его отцу зачем-то понадобилась его успеваемость по предметам, знаешь же этих богачей, для них нет понятия рабочей этики, вот и прибежал за оценками на ночь глядя.

— Папаша у него еще хуже, чем он сам, — с согласием выпаливает Роман, видимо, я попала в нужную тему.

— Тебе тоже так кажется? — дожимаю касатика.

Он выдыхает, и кажется, ведется на мою стратегию:

— До сих пор не могу поверить, что они сделали с моим отцом, — говорит он со злостью, — Ублюдки! Что он что его папаша.

— Расскажешь мне? — доверительно касаюсь его руки.

Рома поджимает губы, вертится по сторонам, будто решаясь, говорить мне или нет, и не подслушивает ли нас кто: —В прошлом году, как раз после вечерних занятий Вильгельм подкараулил моего отца, Павла Васильевича, — он сглатывает. — У них был конфликт с самого первого курса.

У меня разгоняется сердце. Кажется, я не хочу это слышать.

— Вильгельм жестоко избил моего отца, — у Ромы буквально трясутся губы от злости и негодования, когда он это говорит, — Профессора, доктора наук, человека в преклонном возрасте, чьи физические силы которых нельзя сравнить. Он издевался над ним несколько часов! Искалечил его!

— Не может быть….

— Может, Виолетта, может! Моему отцу, не в обиду тебе, еще бы пару лет счастливо работать до пенсии! Но у него были настолько сильные черепно-мозговые травмы, что дальнейшая работа даже не рассматривалась. Разрыв селезенки, перелом руки.

— Что за конфликт такой?

— Отец не выносит самовлюбленных ублюдков, он всегда ставил Фишера на место и пересекал его королевские замашки. Влепил ему нулевой рейтинг по предмету в отличие от остальных преподавателей, которые рисовали оценки за бабки…

Меня трясет мелкой дрожью, я не верю услышанному. Но, к сожалению, зная взрывной темперамент Вилли, это слишком похоже на правду.

— И как твой папа сейчас? — выдавливаю из себя.

— Год операций, уход с работы, которой он отдал всю свою жизнь, а этот урод до сих пор мирно расхаживает по университету.

— Почему его не наказали? — спрашиваю, хотя ответ мне очевиден.

— Шутишь? Мы пытались! Я пытался! — почти плюется желчью Роман, но потом одергивает себя и начинает говорить тише. — Но деньги, увы, решают все! Его отец просто купил суд, купил мнение прекрасных «коллег», которые получили кто оборудование, кто повышение зарплаты… Поэтому они так лебезят передо мной, вину свою чувствуют, от которой не отмыться! А моего папу списали со счетов, оплатив только счета клинике за поступок своего сыночка, которому место за решеткой!

Мои конечности наливаются свинцом от услышанного. Нет, этого просто не может быть! Вилли, конечно, взбалмошный малый, но он ведь не мог… Или мог? Кажется, давление подскочило, потому что у меня ушах в такт пульсу ухают разбарабаненные вены.

— Ты здесь для этого? Мстить? — выдаю.

Он горько усмехается и качает головой: —Мстить? Он недостоин этого! Я здесь, чтобы не дать повториться подобной истории, Виолетта! Меня не хотели брать в ВУЗ на место отца, хотя я тоже химик, это все мусорная семейка Фишеров постаралась. Но я пришел другим путем: теперь я в администрации. Мой долг — защитить других коллег, а еще воспитать культуру взаимоотношений студентов и преподавателей.

Смотрю на него стеклянными глазами, переваривая всю информацию.

Он наклоняется ко мне доверительно: —Прости за мои эмоции, это слишком личное. Поэтому я не хотел рассказывать тебе там в учительской. Невероятно больно было видеть своего отца прикованным к больничной койке с исколотыми венами и трубкой во рту! И все из-за такого ублюдка, на которого нет управы! — он понижает голос. — Я думал, что потеряю папу в тот день. И меньшее, что я могу сделать — это следить за порядков в этом учебном заведении.

Вдруг в голове всплывает наш разговор с Вилли в машине:

Каким образом вы вообще знакомы с Романом? Не для твоих нежных ушей информация, спроси что-нибудь другое….

Он еще тогда не хотел говорить об этой ситуации, а я дура спросила про виниры.

— Очень сочувствую, Ром, не представляю, что вы пережили, — смотрю на него по-доброму, и ловлю краем глаза Максимилиана, проходящего мимо с подносом, который пристально наблюдает за нами.

— Но нет худа без добра, — снова горько улыбается Роман, — Зато на место отца пришла ты, иначе как бы мы познакомились.

— Яяя ээээ да…

— И я все еще очень рад, что скоро начнутся репетиции на бал, — вставая, произносит он.

— Знаешь, Ром, я, — хочу сказать, что передумала идти с ним на бал, соврать что-то про поездку в родной город к родителям в этот день, но он оказывается быстрее.

Он смотрит на часы и округляет глаза: —Ох, прости, Виолетта, мы договорим обязательно, я уже пять минут как должен быть в деканате с первокурсниками.

Смотрю на удаляющуюся спину Ромы, и заставляю себя подняться, чтобы убрать поднос.

— Как дела, Летта Санна? — Макс подходит за хлебом и становится рядом. — Какая-то Вы грустная… Не знала, что по мне так видно.

— Думаю, не сбежать ли с пар, но каждый раз вспоминаю, что я теперь их веду, — отшучиваюсь.

— Ммм, о чем с Роман Палычем болтали? Рассказывал что-то интересное? — спрашивает прямо в лоб.

— Максимиллиан! — смотрю на него строго. — Это не Ваше дело, я не обязана отвечать на подобные вопросы.

— Да, извините, просто…

— Просто не Ваше дело! — перебиваю его раздраженно.

Не ожидала от Максимилиана.

— Извините…

— Приятного аппетита! — желаю ему не особенно мило и скорее удаляюсь из столовой.

Глава 29. Виолетта

С трудом дожидаюсь вечера, хочу поговорить с Вильгельмом. Настолько противоречивые мысли кружатся в моей голове: с одной стороны нормальный и ласковый Вил, который, я уверена, никого бы всерьез не обидел, а с другой беспринципный студент, коим он является, которому всегда было позволено все.

Он ведь и на меня набросился в первый же день. Но, видимо, решил, что толку со мной воевать нет, когда можно… «перетрахать» звучит в моей голове противным голосом Милены.

Блин, нет-нет! Никаких догадок и выводов, пока не поговорю с ним.

Не выдерживаю и набираю первая на сорок минут раньше обычного. Сижу на диванчике на первом этаже, скрестив ноги и укрывшись тем самым пледом, меня потряхивает.

Не хочу верить, что Вилли и вправду избил профессора, а потом просто отмазался деньгами. Потому что… я вряд ли такое приму.

— Олененок, — на экране смартфона появляется лицо Вила, он выглядит жутко усталым.

Снимает себя из-под низа свободной рукой, видно, что он поднял трубку за рулем: —Я только выехал с объекта. Что-то случилось?

— Да, типа того, — говорю, и ругаю себя, что действую несдержанно.

— Щас, минутку, — он кидает телефон на соседнее сиденье. — Найду, где остановиться.

— Вил, я перезвоню, все окей.

— Нет, — твердо отвечает он.

Вскоре мелькание деревьев за окном прекращается, Вил остановился среди лесной чащи.

— Что случилось? — переводит камеру на себя, закрепляя телефон на держателе панели.

— Блин, давай ты доедешь и тогда поговорим, я что-то не подумала, что ты еще в дороге, — мямлю. — Да еще и в каком-то лесу, вдруг там другие олени.

— Виолетта, твою мать! Что случилось? Ты в порядке? — он смотрит серьезно, ему не смешно.

— Да-да, я просто хотела спросить кое-что….

Он делает вдох-выдох дожидаясь, когда же я рожу цель своего звонка: —Я тебя очень внимательно слушаю.

— Почему уволился Павел Васильевич? — залетаю с ноги.

— Откуда мне знать?

— Ты избил его? — выдаю.

— Нет, — отвечает одними губами.

У Фишера лицо с субтитрами, я даже через телефон вижу, насколько такая постановка вопроса его взбесила. Он свел свои густые брови, лицо напряжено, и все это на фоне туманной чащи за окном салона и барабанящих в стекло капель дождя.

Молчу, глядя я в экран.

— Это все, за чем ты так срочно звонила? — спрашивает недовольно.

— Расскажи мне, что произошло в прошлом году, — прошу его уже помягче.

— Произошло то, что я его не избивал, — он злится. — Я тебе уже говорил, что это не для твоих нежных ушей информация.

— Тогда почему он лежал в больнице переломанный? — меня злит, что он не может нормально рассказать мне, что случилось.

— Это была вынужденная мера, — отвечает размыто. — С кем ты пообщалась? Змеи преподы напели или гондон Лисицын постарался?

— Вильгельм! — пресекаю его грубости.

— Виолетта! — зеркалит.

Баран упертый. Когда он был рядом в возбужденном состоянии, он был более сговорчив, чем сейчас на расстоянии. Передо мной типичный упертый лось Фишер.

— Ты мне можешь нормально ответить? — делаю еще одну попытку.

— Я тебе ответил нормально. Я его не избивал. Дальнейшее мало должно тебя волновать.

Какого фига так сложно открыть рот и объяснить мне, в чем проблема? Завожусь!

Чуть ли ни с первого дня я слышу истории о бедном профессоре, который не по своей воле покинул стены ВУЗа, все делают грустное лицо и вздыхают. А теперь выясняется, что Вил к этому причастен, а он даже не удосуживается объясниться со мной.

— Не нужно мне указывать, что должно меня волновать, а что нет! Меня вообще-то на его место работать взяли, я должна знать, что случилось. Все вокруг говорят каким-то загадками…

— Вот и слушай, значит, других, раз мне не веришь. Он мне нахрен не сдался.

— То есть ты вообще не причастен?

— Практически.

— А твой отец? — выдаю и сразу затыкаюсь.

Это самая больная тема для него, не стоило упоминать отца.

У Вилли раздуваются ноздри, но он сдерживается: —Виолетик, если я один раз сказал, что не собираюсь рассказывать, значит, так оно и будет. Просто верь мне! Я не отморозок.

— Но я хочу знать, как было. Вил, в чем долбанная проблема рассказать мне, что случлось? Как я могу просто поверить?

Пока я говорю, он опускает окно и закуривает сигарету, несмотря на то, что часть капель залетает в салон. Кладет локоть на перекладину окна, отстегивает ремень и располагается поудобнее.

Вальяжная поза Фишера а-ля вызов принят. Меня аж флешбеком уносит в начало сентября, когда он впервые вошел в аудиторию и всем видом отталкивал от себя. Вот и сейчас у него даже взгляд изменился.

— Я думал, в отношениях доверяют безоговорочно, — поднимает бровь, выдыхая струю дыма.

— Не манипулируй мной такими фразочками! Ты сам-то сильно мне доверяешь, когда отмахиваешься от моих вопросов, не удосужившись объяснить ровны счетом ничего? — просто закипаю.

— Есть такое понятие, как дать слово. Я дал слово не трепаться об этом, и здесь речь не обо мне, а о других людях и их репутации. И я бы хотел, чтобы эти разговоры никак не влияли на наше доверие и наши отношения, — на остатках самообладания пытается объяснить мне Вил.

А меня уже кроет! О каких отношениях речь, если мы адекватный диалог вести не можем.

— Доверие — это то, что строят, в том числе и разговорами. Как и отношения! Их еще построить надо, а мы даже поговорить не можем, Вилли! — выпаливаю в сердцах.

— Мммм, то есть у нас еще и не отношения? — прохладно усмехается Вил.

_____

Так, дорогие, на будущие главы этой недели пристёгиваемся) Двумя ремнями. Идём на взлет.