Верь только мне (СИ)

Глава 34. Виолетта

Принц Роман, одетый в кремовое пальто и такую же идеальную рубашку, галантно открывает мне дверь.

— Доброе утро! Такси подано, — улыбается мне. — Удалось поспать?

— Доброе, удалось, — вру. — Спасибо, что снова выручаешь!

— Ерунда! — он заводит машину, и мы вместе едем на работу по едва просыпающемуся городу. — Мне приятно.

Мы неловко молчим, а затем Роман выдает.

— Виолетта, знаешь что меня печалит во всей этой ситуации?

Опять «эта ситуация». Из меня уже всю душу вытрясли обсуждениями «этой ситуации».

— Что ты очевидно выгораживаешь Вильгельма Фишера, — неожиданно выдает Роман, он выглядит обеспокоенным.

— Мы уже говорили, что….

— Что он приходил к тебе за оценками, да, я это помню, — перебивает меня. — С пожаром ситуация мне ясна — переложим вину на проводку, но что насчет машины? Не оценки ли так расстроили твоего студента?

Даже через броню успокоительного чувствую нарастающий внутри шторм. Это не его дело. Он, конечно, университетская ищейка по долгу службы, и с Фишером у него личные проблемы из-за отца. Но таков мой выбор. Прицепился клещом.

— У меня много студентов, которые не особо довольны предварительными рейтингами, Ром.

— Ясно, — произносит одними губами с нечитаемой интонацией. — Значит, выбираешь путь остальных коллег, которые его прикрывали? Вот поэтому безнаказанность и процветает! И такие опасные ублюдки продолжают себя комфортно чувствовать в стенах учебных заведений.

Все сжимается внутри.

Да, получается, что так!

Я прикрываю его выходки, как и в прошлом году прикрыли его выходку по отношению к Павлу Васильевичу. Только вот они делали это за деньги и подачки от его отца, а я еще и сама за это плачУ.

Горько ухмыляюсь.

— Он больше сломанный, чем опасный, — заключаю. — А в пожаре виновата только я, нечего было самодеятельность с мягкой мебелью в подсобке устраивать. Не стояло бы там ничего, кроме железных стеллажей, — гореть было бы нечему.

— И машину ты сама себе разбила…, — Рома продолжает давить на больное.

— Слушай, Ром, давай уже сменим тему, а то я подумаю, что ты влюбился в него безответной любовью, — говорю резче, чем планировала.

Вижу, как он поджимает губы и не моргая смотрит на дорогу. Да уж, прокатились до работы.

— Хорошо, ты права, — вдруг выдыхает он, проявляя самообладание. — Прости, что докучаю. Тебе и так досталось. Давай о приятном! Завтра ведь бал!

— Я не пойду! — отрезаю поспешно, чем он снова умудрится меня перебить. — Не в том я состоянии, чтобы развлекаться.

— Понимаю, Виолетта, но подумай о том, что нельзя вечно ходить в трауре из-за собственных ошибок, — интонационно особенно выделяет последние слова, и я чувствую заливающий щеки и уши стыд. — Нужно простить себя и дать себе развеяться. У тебя уже глаз не видно…

— Спасибо, Ром, уговорил так уговорил, — выдыхаю с нескрываемой, а у самой нутро скручивает.

Раскачивает. Вот что я чувствую, когда общаюсь с Романом. Качели. Разгон от слов заботы до завуалированных слов унижения — одна секунда. Становится не по себе.

— Да и потом, Ольга Владимировна уже подала списки, — продолжает прохладно, будто бы и не слышал моего упрека.

Да плевать на списки! На бал! На все плевать!

— Это же твой шанс наладить отношения с коллегами в непринужденной атмосфере. Придешь и покажешь им, что ты адекватный человек, можешь даже не танцевать, — с невероятным упорством продолжает уговаривать меня Роман.

— Роман Павлович, спасибо за Вашу заботу, но я не пойду на бал, — смотрю на его профиль, он не поворачивает ко мне лица.

— Смотри сама, Виолетта Александровна. Твой выбор. Но я только о тебе забочусь, — говорит он вкрадчиво. — Ты не слышала, что говорят о тебе на кафедре, — режет меня без ножа.

— Что? — выдаю взволнованно.

— Слово «недобросовестная» — самое мягкое, что мне доводилось слышать…. Не забудь, что еще неделю назаз стоял вопрос о твоем увольнении.

В моем расшатанном состоянии к глазам быстро подступают жгучие слезы. Знали бы коллеги еще и про Вилли — вообще бы распяли. Мне стыдно, очень стыдно, что я не оправдала ответственный статус преподавателя.

— Я пытаюсь донести до тебя, что нельзя сейчас привлекать к себе внимания и отделяться. Случись что, — все подумают на тебя, — поворачивается, глядя мне в глаза.

О чем он вообще? Что еще должно случиться? Вглядываюсь в него. Так странно, он говорит мягко и спокойно, будто с ребенком беседует, но глаза остаются совершенно холодными.

— Так что подумай хорошенько, я всегда поддержу. Это реальный шанс пообщаться в праздничном настроении!

Я сижу и обтекаю, в голове в режиме замедленной съемки мелькают разочарованные лица коллег. С этим действительно нужно что-то делать, — хотя бы в этом Рома прав. Отношения с коллегами, которые и так не слишком задались с самого начала, нужно восстанавливать.

Меня то на собрания не звали, то забывали пригласить на мероприятия, то выговаривали за документацию и внешний вид…. Сейчас так подавно никто не проявляет ко мне сочувствия. Все только замолкают, когда я захожу на кафедру. Обсуждают.

Теперь и подсобки нет, чтобы спрятаться там ото всех. Если так и дальше пойдет, не знаю, сколько я выдержу этот полумолчаливый моббинг.

— Приехали, — Роман комментирует очевидное и как джентльмен выходит, чтобы открыть мне дверь.

Меня окатывает потоком осеннего холода. Влажность просто висит в утреннем воздухе, мгновенно въедаясь в кожу, проникая в самые кости. Несмотря на это, меня будто в жар бросает.

— Бррр, — морщится Роман, подавая мне руку, чтобы преодолеть устланную мелким камнем парковку. — Ну и холодрыга!

Хватаюсь за его руку, выхожу из машины, и мое сердце стопорится.

Вилли.

Стоит поодаль, опершись спиной о свою бэху. Он курит и разъедает взглядом нас с Романом. Встречаемся глазами: выжженная пустота — все, что я вижу. Та самая, как в первый день.

Молюсь, чтобы мне хватило сил провести сегодняшние пары, на которые он, судя по всему, приехал. Отвожу взгляд, инстинктивно отпускаю руку Романа. Пахнет жареным. Нужно уходить отсюда и побыстрее.

Вил еще мгновение фиксируется на моем лице, а затем переводит взгляд на Романа. Он медленно со свойственной ему ленцой отталкивается от машины и направляется к нам, по пути небрежно отбрасывая окурок.

— Доброе утро, Вильгельм, давно не виделись, — с улыбкой и явной издевкой в голосе протягивает Роман.

Несмотря на неспешную походку, Вил явно взбешен, всеми сенсорами чувствую. Вил танком надвигается на нас, беря на зрительный прицел Романа, с чьего лица окончательно сползает его фирменная улыбочка.

Фишер подходит к нему лицом к лицу, как это делают борцы перед боем. Под напором Вила Роман неряшливо пятится назад, но упирается в свою машину.

— Отвернись, — командует мне коротко Вил.

— Не надо! — успеваю выкрикнуть.

Четким движением Фишер хватает его за голову и, разворачивая, с хрустом припечатывает Романа лицом об его машину.

— Доброе, ублюдок!

— Блядь! — стонет Роман, — Ты мне нос сломал!

Струя алой крови стекает по подбородку прямо на его светлое пальто. Не успеваю среагировать, как следом ему прилетает от Вила под дых, и, скрючившись, Лисицын падает на землю.

— Забыл, как удар держать? — зло цедит Вил, нависая над лежачим Романом.

— Вил! Вилли! — пытаюсь собой отгородить бешеного Фишера. — Успокойся, слышишь?!

Меня откровенно трясет, при мне никто никогда раньше не дрался.

— Тебе конец, Фишер, — откашливает позади меня Рома.

На парковке образовалось целое зрелище. Виллу похоже совершенно плевать.

— Роман Павлович, — подлетает к нам кто-то из ребят. — Вы в порядке?

— Жить будет, — равнодушно ухмыляется Вил.

— А ты нет, Фишер, ты сдохнешь! — с несвойственной яростью орёт нам в спину Роман.

Наверное, трудно сохранять самообладание с расквашенной физиономией.

Фишер только сплевывает в сторону, глядя на это жидкое зрелище. Молча хватает меня за запястье и тащит в сторону главного корпуса, все так же не смотря мне в глаза.

— Что за беспредел ты устраиваешь? — шиплю, волочась за ним по коридору и привлекая все больше взглядов. — Отпусти меня!

Стальная хватка только туже смыкается на моей руке, Вильгельм прёт вперед, минуя кабинеты, пока мы не оказывается на пороге деканата.